Маленький адепт Великой тьмы - Андрей Коткин

ману слил, слабость после этой манипуляции хоть и была чуть меньшей, чем в прошлый раз, но все равно, руки тряслись, и тело к земле пригибало вполне ощутимо.

Вопреки ожиданию, слабость не затянулась надолго, как в прошлый раз, а начала постепенно проходить. Вот есть да, есть захотелось очень сильно. И это несмотря на то, что перекусывал после прихода из школы он совсем недавно. Поел, что в доме нашлось, и через силу отправился кормить поросенка. Сегодня заданий от матери на работы по хозяйству он получил совсем немного, быстро должен был управиться.

Помимо собственно кормежки, Андрейка еще убрал отходы Борькиной жизнедеятельности и подсыпал в загон свежей стружки. Поросенок сразу же кинулся в ней валяться, нравился ему запах свежей древесины. Андрейка еще немного постоял, наблюдая за резвящейся животиной, кинул в качестве дополнительного угощения принесенную с собой морковку и пошел на свежий воздух. Хоть он и делал уборку тут регулярно, специфический запах свинарника все же шибал в нос вполне ощутимо.

Не успел наш герой выйти на двор, из-за калитки послышался громкий призывный свист. Так залихватски свистеть из их компании один только Семка умеет. Мать даже иногда ругалась, что Андрейкины приятели ей Степку будят. Разумеется, не злобно ругалась, а больше так, для порядку. Налопавшегося материнского молока братика, на самом деле, и грохот пушек, наверное, далеко не сразу разбудит, но Андрей все же Семке ее недовольство по поводу свиста передавал. Скорее всего, друг просто забылся на этот раз.

— Ты чего свистишь? — Андрей поспешил распахнуть калитку, высунувшись на улицу, пока Семка еще раз не засвистел.

Однако не часто можно было увидеть столь взволнованного товарища. Семен аж едва ли не приплясывал на месте в нетерпении.

— Андрюха, побежали скорее к Калмыковым! У них, ягненок двухголовый родился, мать сказала, что Лукерьиха, их соседка, на поиски ведьмы вызвала попов из Покровского храма.

— А как же Надька? — Вопрос вообще сам собой вырвался, еще до того, как Андрейка всерьез осознал всю серьезность ситуации. Ну, Надька же их подруга, причем единственная, даром, что в последние недели в связи с поступлением мальчишек в школу, куда девчонкам вход заказан, общались они с ней гораздо меньше.

Дальше был суматошный бег по улице, в сторону дома Калмыковых, и уже на бегу окончательное осознание сложившейся просто таки ужасной ситуации. Вот уж кого Андрейка бы проклял со всем удовольствием, так это Лукерьиху. Вредная тетка, соседка Надькиной семьи, этим своим религиозным закидоном ведь всю семью Калмыковых, в которой, как рассказывала сама Надька, одна за другой на протяжении вот уже нескольких поколений рождались одни девчонки, практически под удар поставила.

Не зря Андрейкин отец говорил, приглушая голос: «попам только дай волю, они и самых крепких праведников на правеж поставят». Правда, это он говорил по поводу ситуации с самим Андрейкой, но саму-то суть деятельности церковников это все равно не меняет. Опять же в народе еще и такая поговорка бытовала: «Избавь и сбереги меня, господь, от долгогривого, а от лукавого я уж и сам как-нибудь сберегусь».

До дома Калмыковых добежали быстро, у них весь квартал и полверсты не составлял. Успели, возок с сидящим на облучке бородатым мужиком в черной рясе и в странной куполообразной шапке на голове все еще стоял возле Калмыковского дома.

Потихоньку, стараясь не привлечь внимание возницы, отодвинув одну из досок забора, минуя калитку, пролезли на территорию Калмыковского хозяйства. Зря напрягались, мужик в рясе как сидел с совершенно безучастным взором, так и оставался в неподвижности.

Меж тем на подворье Надькиных родителей раздавались женские крики, баранье блеяние и сочная мужская ругань. Двое черных, как грачи, монахов пытались вытянуть из хлева упиравшегося крупного черного барана. Похоже, его тоже записали, в отсутствие черного козла, в представители нечистых сил. Андрей еще удивился, отчего этот баран не ушел сегодня в поле вместе со всем остальным общественным стадом. Хозяйка, Матрена, Надькина мачеха, громкоголосо и безуспешно пыталась воспрепятствовать разорению ее хозяйства, да только что она могла в отсутствие главы то семейства?

— Где же Надька? — Спросил Андрейка скорее самого себя, а не друга.

— Надо в доме посмотреть, — высказал на этот вопрос свое предположение Семен.

Слава богу, или упрямому барану, но проскользнуть в дом удалось совершенно беспрепятственно, монахам абсолютно не до них было.

Надька отыскалась на полу, возле печки, в прихожей. Связанная кожаным сыромятным ремнем она валялась абсолютно незаметным со света кулем, Андрей даже чуть было не споткнулся об нее. Точнее, обязательно бы споткнулся, да обратил внимание на сдавленное мычание. Рот у Надьки тоже оказался заткнут.

В четыре руки мальчишки быстро освободили свою подругу и затихли, прислушиваясь, не возвращаются ли монахи за своей пленницей.

— У нас в чулане проход в сарай проделан, — первой сообразила, куда бежать, освобожденная ими подруга.

— В сарай нельзя, сейчас оттуда чернецы вашего барана тягают, — остановил порыв девчонки Семен.

— Подожди, Сема, — принялся рассуждать Андрей. — Скажи, Надя, у вас в сарае сейчас еще кто-нибудь, кроме барана, содержится?

— Не-ет, — помотала головой их подруга. — Козы с овечками ушли с утра вместе со всем стадом, а Бяшку мы сегодня дома оставили, у него с животом что-то. Наверное, съел что-нибудь плохое на лугу.

— Тогда в сарае нам вполне безопасно будет, барана то оттуда монахи уже вывели.

Очень вовремя они успели! Когда Андрейка последним в ту дверь, в чулане, заходил, входная дверь в дом как раз скрипнула, пропуская монахов, вернувшихся за своей малолетней пленницей.

Пока монахи в доме разбирались, куда это у них связанная ведьма сумела задеваться, ребята из сарая уже в огород выскользнули, оттуда в огород Лукерьихи, а там уж, высадив одну из досок ее забора, в придорожные кусты. Те по осени облетели, конечно, но все же, какой-никакой преградой для любопытных взоров послужили. Впрочем, никто и не смотрел в их сторону. Все соседи, оказавшиеся в этот час дома, включая и ту самую Лукерьиху, встав возле своих ворот, пытались высмотреть, что там, на подворье Калмыковых, происходит.

Из их улицы ребята удрали. Сами того не замечая, по знакомому пути, отмотали уже полдороги до школы, пока нашли в себе достаточно храбрости, чтобы остановиться.

— И куда мне теперь? — С горечью вопросила Надежда, с тоской оглядываясь в сторону дома. — Домой нельзя, наверняка там меня караулить станут, родных у нас в окрестных деревнях после мора, когда мамка умерла,