Рассказы - Герман Кант

Этот вопрос интересовал меня тем более, что я уголком глаза заметил приближение пожилого господина, который пришел позже меня и той настырной женщины и должен был быть после нее и после меня последним. Я знал, чего он хочет, и не хотел этого слышать. Я попытался злобным взглядом помешать ему завести разговор, но он, видимо, был истым господином и мысли не допускал, что его может коснуться злоба.

— Вы, стало быть, последний, — сказал он, и звучало это так, словно он долго меня искал и словно я — его последняя надежда, — Я должен кое о чем сообщить! — добавил он и уставился в окно на улицу.

Окна, безусловно, следовало вымыть, а на улице не было ничего, о чем следовало бы сообщать в полицию. Затихающее в послерабочие часы уличное движение, которое я лишь потому не называю унылым, что не знаю, можно ли охарактеризовать движение транспорта на улицах большого города этим словом. Только мне бы хотелось, твердо знал я, чтобы мои гости из Казани не прибыли как раз в тот час, когда городской транспорт столь уныло двигается по улицам столицы. Но я не мог бы объяснить, почему это имело значение. Я ведь даже не знал, как выглядят пути-дороги и транспортные средства в Казани.

Но пожилой господин, который хотел занять мое место в очереди, потому что должен был кое о чем сообщить, знал о машинах и улицах Берлина все. Во всяком случае все, сказал он, что узнаёшь, если ты счетчик на перекрестке, изучаешь транспортные потоки и выражаешь полученные данные в цифрах.

Признаюсь: много раз, проходя мимо такой группы наблюдателей, я испытывал желание осведомиться у них о некоторых методах их работы. Каким-то труднопостижимым образом они были со мной в родстве. Они устанавливали, что, когда и где двигалось, суммировали результаты и определяли тенденции, и если даже не делали окончательных выводов и не имели прав принимать меры, то своей работой открывали другим возможность развивать напряженную деятельность. Они были бухгалтерами уличного движения, и мы могли бы обмениваться с ними опытом.

Однако исполнение подобных намерений растягивается на годы. То ты куда-то спешишь, в другой раз у тебя нет охоты, то из-за плохой погоды просто невозможно долго стоять на обдуваемом углу, а сойдется однажды все благоприятнейшим образом — досуг, климатические условия и настроение, — так на перекрестке царит безумное оживление и ты не осмелишься помешать престарелым исследователям измерять параметры потоков.

Поэтому было весьма удачно, что именно пожилой господин прорывался мимо меня в кабинет, поскольку он куда подробнее, чем та настырная женщина, желавшая поспеть к продаже болгарских гитар, все мне о себе объяснил. Теперь я полностью в курсе дела касательно подсчета транспортных средств. Работа эта, как я и подозревал, весьма ответственная. Нужно обладать аналитическими способностями, крепкими нервами и здоровыми легкими. Отличное зрение — непременная предпосылка, а невежество в технике, особенно в автосфере, уже само по себе немыслимо, ибо необходимо отличать легковой автомобиль от грузового, а тот и другой, в свою очередь, от трейлера и вдобавок всех вместе от мотоциклов любых марок.

Полученные числа различных типов машин, разъяснял пожилой господин, заносят нажатием кнопки в память микрокалькулятора, и тут уж один палец должен знать, что делает другой.

Начинающие счетчики держат калькулятор в левой руке и тычут, разыскивая нужную кнопку, куда попало. Пока они сообразят, в каком порядке у них растут пальцы, длиннющие колонны машин давно прошли. Уже подумывали о тренировочном лагере с макетами системы уличного движения, продолжал пожилой господин, но этот вопрос связан с валютой, да в конце-то концов практика, как всегда, — лучший учитель, кто выдерживает и у кого есть хоть капля таланта, тот в конечном счете овладевает своим инструментом, как кларнетист — кларнетом.

Пожилой господин показал мне наглядно, с каким совершенством можно осмыслить насыщенность столицы движущимися средствами. Не обращая внимания на грязные окна, он не сводил глаз с перекрестка перед полицейским участком, а руку держал у меня перед глазами; все, что двигалось по улице, вызывало ответное движение одного из его пальцев, сам он вслух регистрировал то, что видели его глаза, для чего каждый раз, сгибая палец, говорил:

— Щелк!

У меня не хватило духу указать на этого умельца, когда в зал ожидания вошла женщина с ребенком и спросила, кто последний. Поскольку сложнейший поток всевозможных драндулетов заставил как раз танцевать пальцы счетчика, я поднял руку, добровольно признаваясь, что среди ожидающих — последний.

Пожилой господин кивнул, соглашаясь с моим жертвенным жестом, и одновременно, сказав без промедления «щелк!», ввел в калькулятор безумного, ищущего смерть мотоциклиста.

Когда демонстрация была закончена, я спросил, о чем он хочет столь срочно сообщить в полицию, Является ли счетчик также помощником властей и должен ли он доводить до сведения властей все нарушения правил? Проезд спешащего мотоциклиста, случись он во время дежурства счетчиков, был бы причиной для доклада в полицию?

Нет, сказал пожилой господин, он здесь только из-за голых цифр, а предосудительное поведение водителей его не касается. Его не касается предосудительное поведение водителей, но его касается таковое, если он сталкивается с ним у счетчиков.

И он с таковым столкнулся?

— Столкнулся. Один из них считал неточно. Определенно и умышленно.

— И доказуемо?

— Что значит доказуемо? Я это вижу. Он заносит неточные данные. Сперва они попадают в микрокалькулятор, потом — в итоговый подсчет всех счетчиков, потом — в приблизительный подсчет общего результата на основе частичных данных, потом — в оценку тенденций, потом — в плановые кривые, потом — в бюджет и, наконец, дают полностью искаженную картину движения транспорта.

— Ошибиться может каждый, и это вряд ли повлечет за собой такие последствия, — сказал я.

И сам себя услышал с неприятным удивлением: так не скажет человек моей профессии. За что я тут же был наказан, ибо пожилой господин ответил мне тоном, столь же учтивым, сколь и язвительным:

— Если бы мы так думали, нам нечего было бы стоять в дождь, ветер, жару и стужу на своем посту! Это не ошибка, это умысел, и я должен об этом сообщить.

— Тем не менее это недоказуемо, — сказал я.

На что он, бросив на меня далеко не учтивый взгляд, возразил:

— Будто вы в этом хоть каплю смыслите!

В этой фразе звучал многозначительный подтекст, и потому я твердо заявил:

— Я вынужден взять назад место в очереди, которое я вам уступил. Не я теперь предпоследний, а опять вы. Кроме того, я сомневаюсь, что вам с вашим случаем следует обращаться в этот отдел полиции.

Когда нужно, и я могу выразиться вполне определенно, — пожилой господин все понял и быстро ушел.

Уже довольно долго, возможно из-за нашего содержательного диалога, никто не входил в зал ожидания. Зато кое-кто из первых в очереди урчанием и свечением был приглашен в канцелярию, и я нашел место у стола, на котором лежал пожелтевший от времени женский журнал. Эти издания, уже достаточно устаревшие, всегда читаешь как новые, и я протянул было руку за сей печатной продукцией, но тут мое внимание от достойного журнала отвлекла официальная акция. В зал ожидания вошла служащая полиции и спросила, кому еще нужны бланки. Высоко подняв вверх разные бумаги, словно распродавая их по дешевке, она стала называть их разными аббревиатурами, одни из которых были мне понятны, другие — нет.

Два подростка пришли за удостоверениями личности, и, девочка, получив бланки, сделала такой книксен, какие, полагал я, давно уже забыты. Многие пенсионеры просили бланки для получения виз на поездку в Западный Берлин[4] и тотчас садились к столу, чтобы заполнить свидетельства их высшей степени зрелости.

— Я хочу пригласить гостей, — сказал я в ответ на вопрошающий взгляд лейтенантши, — двух дам из Казани.

Прежде чем я успел добавить, где сей град стоит, лейтенантша вручила мне несколько бледно-голубых листков и объявила:

— Два раза Советский Союз, и печатными буквами, пожалуйста.

Женский журнал я подложил под бланк, хотя в крайнем случае я бы и без журнала обошелся, никакой особенно писанины, чтобы устроить гостям из Казани поездку в Берлин, не требовалось. Мои анкетные данные и анкетные данные обеих дам — это было почти все. И еще я должен был указать мотив приглашения.

Большую часть первой страницы бланка занимало напечатанное курсивом предписание, которое вялым канцелярским языком вменяло мне в обязанность заботиться о питании и жилье для моих гостей, а также нести за них ответственность в случае, если они создадут стране, их принимающей, финансовые проблемы.

Это предписание я тут же подмахнул, ибо учительницы, с которыми я столь приятно беседовал у Астрахани, на неоглядной, что море-океан, реке, карманницами наверняка не были. Мне это предостережение официального бланка показалось несколько неуместным.