Саван на понедельник - Дон Пендлтон

В мгновение ока он сменил гражданскую одежду на черный комбинезон, к которому были прикреплены какие-то странные предметы.

— Что это? — робко спросила она и показала на маленькие шнурки, висевшие у него на груди.

— Удавки, — коротко ответил он ровным голосом.

— Удавки? — поразилась она. — Чтобы задушить?

— Это весьма эффективно, — ответил он, нимало не смущаясь.

— Лучше, чем гранаты?

— Гранаты — последнее средство защиты.

— Как так?

— На тот случай, если меня где-нибудь прижмут и мне некуда будет отойти. Я не знаю, с чем придется столкнуться в доме, понятно?

Понятно-то, понятно, но в то же время она не видела в этом никакой логики.

— Тогда зачем вы туда идете?

— Посмотреть, что там есть. Именно для того. Как все просто: альпинисты тоже карабкаются по горам именно потому, что горы существуют.

Внезапно у Розы закружилась голова. Все ей показалось абсолютно нереальным. Что это за первобытный инстинкт, побуждающий мужчину постоянно доказывать свою мужественность? Ведь всю жизнь он только и делал, что принимал вызов, который сам же себе и бросал! Ах! Ах! Ну почему же — не сад благоуханных роз?! Если рая больше нет, то в этом следует винить не женщину, а мужчину, который из-за собственной агрессивности характера видит в розах одни лишь шипы. И эти шипы необходимо вырвать.

— Но мы уже знаем, что там, наверху! — возразила Роза. — Почему бы просто не отправить донесение? Мы обнаружили его следы — пусть Вашингтон займется остальным.

— Ну и что же, по-вашему, сделает Вашингтон? — спросил Болан, продолжая одеваться.

— Они вышлют наряд полиции, приедут сюда с ордером на обыск и...

Но Болан не дал ей договорить. Еле заметная улыбка появилась на его мраморном лице.

— Поймите простую вещь, Роза: Тусканотте хочет уйти не от правосудия, а от своих же сообщников. Ордера на его арест не будет, поскольку с официальной точки зрения его не в чем упрекнуть. Даже если против него что-то сфабрикуют и выдадут ордер на его арест, его тут же выпустят. Но случись невероятное и угоди он за решетку, он и оттуда будет управлять своей маленькой империей, используя тщательно замаскированную систему контроля. Наше правосудие с его законами не создано для таких, как Тусканотте. Потому они и выходят сухими из воды, и именно поэтому я предпочитаю работать вне официальной системы.

Теперь он был готов. Он осторожно, двумя пальцами, взял личико Розы и быстро поцеловал ее в губы, а потом сказал:

— Поставьте «караван» чуточку пониже и, ради Бога, не оставляйте его на краю дороги. Включите оптическую систему наблюдения и записывайте всю поступающую информацию. А если кто-нибудь рискнет приблизиться, уезжайте. Если я не вернусь через полчаса — тоже уезжайте. Что бы ни случилось, я вас найду в «Гостинице выходного дня» в Колумбусе... как только смогу.

— А если вы не?.. — затаив дыхание, прошептала она.

Он снисходительно улыбнулся.

— Тогда позвоните Броньоле и передайте ему, что Джон Феникс не явится к Президенту. Он поймет.

— А кто это — Джон Феникс?

— Тот, кто еще не родился, — загадочно ответил он.

Затем Болан вышел из машины и сразу же исчез среди деревьев, оставив Розу разбираться в своих противоречивых чувствах.

Был еще один повод не одобрять поведение этого человека. Болан ни разу не дал ей понять, что правительство закрывает глаза на его преступления.

Она включила оптическую систему наблюдения и, глядя на экран, попыталась сосредоточиться. Мало-помалу кое-что стало для нее проясняться: может быть, выходки этого страшного человека терпели только потому, что его любили? А почему бы и нет? Она тоже любила его. Прежде всего, физически, в этом не было ни тени сомнения. Но что-то еще привлекало ее, что-то более глубокое, более духовное.

Ерунда! Не отдаст же она свое сердце тому человеку, у которого его нет...

* * *

— Ну так что, ты скажешь, где он?

— Господи, я вовсе не пытаюсь вас обмануть. Я неглуп. Просто я не знаю, где он сейчас находится. Я даже не могу связаться с ним при всем своем желании... Он смылся отсюда два дня назад с парой телохранителей: Вилли Фрио и Фузом Мартином. Знаете таких? Кармин никогда не выходит без них. Ему предстояли важные встречи. Какая-то крупная операция, я так понял. Если не ошибаюсь, он должен был отправиться в Лафайетт, а оттуда — в Андерсон. Оба города в штате Индиана.

— И когда он возвращается?

— Сегодня. Но приедет не сюда. Он заедет в Нэшвилл... Тот, что в Индиане, а не в Теннесси, — уточнил Гарри. — Отсюда — пятнадцать минут на машине. Там совсем неплохо. У них даже есть небольшой концертный зал.

— Так что, Кармин сегодня вечером будет петь?

— Ах, не смешите меня! Уж кто-кто... Вы бы послушали, как он ревет, когда входит в раж. Ему кажется, будто он — второй Марио Ланца. Но так считает только он, даю вам слово.

— Тогда что ему делать в Нэшвилле, твоему Кармину?

— У него еще одна встреча, и тоже очень важная. С крупными шишками из Индианаполиса. Официальные люди, ну, вы понимаете...

— И где же пройдут эти встречи?

— Какие? В Нэшвилле?

— А о чем мы с тобой говорим, кретин?

— Извините, мистер Болан, я как-то отключился. Обычно он останавливается в отеле «Рамада». Он считает, там лучше всего готовят «кот-де-беф».

— Ага, значит, там есть отель «Рамада».

— В Нэшвилл вообще очень многие ездят. Отовсюду. И на своих машинах, и на туристических автобусах. Я уж не знаю, сколько людей там бывает за год. Миллионы, вероятно. Лучше всего приезжать в октябре. Говорят, с ума можно сойти.

— И что же их там привлекает?

— Деревья, осенние краски.

— Деревья? Ты что, издеваешься?

— Нет, я серьезно, мистер Болан. Именно поэтому там столько народу в октябре. Но там есть и другие вещи. Например, музей Диллинджера.

— Изумительно!

— И не говорите! Джон Диллинджер, парень из Индианы. Отличный парень, интересный.

— Не сомневаюсь.

— Музей принадлежит какому-то типу из ФБР. Я, правда, не знаю, служит ли он еще в ФБР, но музей стоит посмотреть.

— Значит, говоришь, автобусы с туристами и все такое прочее?

— Ну да. Но там ведь не только музей, есть художественные галереи и вообще много всего.

Болан рассмеялся:

— Ты, как я вижу, шутник, Гарри!

— Клянусь вам, это чистая правда. — Вентури тоже позволил себе засмеяться. — Я думаю, там что-то вроде колонии художников или как там еще. В отдельные дни, куда ни плюнь, на холмах — одни мольберты да кисти. А еще полно разных поделок. Не какие-то африканские штучки, а то, что относится к первым поселенцам. Некоторые чудаки даже строят себе бунгало из бревен. И еще там есть тюрьма, ей лет четыреста, ей-богу! Вот не хотел бы там сидеть.

— Отлично! А теперь повторим, Гарри. Итак, у нас есть деревья осенью, автобусы с туристами и музей Джона Диллинджера, принадлежащий какому-то парню из ФБР. А еще — художественные галереи, первые поселенцы и тюрьма, которой уже четыреста лет. Поэтому туда каждый год приезжают миллионы туристов, и все норовят попасть в отель «Рамада». Так?

— Точно. Есть еще одна гостиница, но Кармин предпочитает «кот-де-беф» в «Рамаде».

— Поэтому он устраивает свои деловые встречи именно там?

— Ну да.

— И с кем он должен встретиться сегодня?

— Я уже сказал вам, с крупными шишками из Индианаполиса. Он хочет обтяпать одно выгодное дельце.

— Конкретнее, — потребовал Болан.

— Ну... Ведь штат Индиана недавно принял новый закон о бегах...

— Ты что, смеешься? Да в бега пускались задолго до твоего рождения, Гарри!

— Я имею в виду скачки.

— Кармин собирается строить ипподром?

— Нет, на это уйдет много денег, а прибыли не будет: слишком суровая регламентация. Кармина вполне устроит концессия на эксплуатацию.

— Короче, в Нэшвилле намерены строить ипподром?

— Я ничего об этом не знаю. Каждое графство само определяет, нужен ему ипподром или нет. После чего обращаются в комиссию по скачкам, а уж она решает. Регламентация очень жесткая: комиссия не хочет лишних ипподромов, чтобы не было конкуренции. Но Кармин утверждает, что Нэшвилл — идеальный уголок для проведения бегов.

— Еще бы! Под боком концертный зал, деревья осенью и прочая дребедень!..

— Может быть. Но вообще-то, мне кажется, Кармина не слишком беспокоит, где строить ипподром. Ему важно получить концессию. А это сулит быстрые деньги.

— И для этого он хочет встретиться кое с кем в «Рамаде»?

— Вот именно.

— Когда?

— Сегодня, я уже сказал.

— А я спрашиваю: когда сегодня, в котором часу?

— Ей-богу, не знаю.

— Припомним правила игры. Ну-ка, давай еще раз, Гарри!

— Вы о чем?

— Я сказал: правила игры. Те самые, что сохранят тебе жизнь и доставят мне удовольствие. Ты мне очень не нравишься, Гарри. И мне не нравится, что ты задумал. Ты — грязный паразит, который не сделал ничего хорошего за всю свою собачью жизнь. Согласен?