Родина дремлющих ангелов - Густав Водичка

В природе существует также коллективная наследственная “жаба”, которая является достоянием целого народа. Это чувство растянуто на многие годы, например немцы, рожденные после 45-го года, постоянно испытывают внутренний дискомфорт, осознавая безвозвратность утраченных территорий. В мире бизнеса также существует зависть, но она имеет довольно узкий характер. В основном она распространяется на количество денег. Кроме этого, есть еще так называемая “внутриотраслевая “жаба”, которая мучает конкурентов, занимающихся одинаковым видом бизнеса.

Необходимо также вспомнить о так называемой утопической зависти, возникающей на политико-государственном уровне, например, поляки могут завидовать швейцарцам, болгары — французам, украинцы — немцам, мексиканцы — англичанам и т. п. Помимо всего вышеперечисленного, необходимо вспомнить феномен псевдозависти, проявляющийся у деятелей искусства.

Глупо думать, что художник Глазунов может завидовать Сальвадору Дали, ибо удел первого — это регулярное срисовывание фотографических портретов, компенсируя специфику метода квадратными метрами полотна. Удел же другого — максимально точно и остро отражать свое представление об атавистических остатках дождя.

Конфликт между этими людьми нежизнеспособен. Он неизбежно скатывается на устойчивую конструкцию зависти в бизнесе, то есть размеры гонорара.

В мировом литературном наследстве имеется немало произведений, посвященных зависти. Советский писатель Юрий Карлович Олеша оставил чудную повесть под названием “Зависть”. В ней удачно подан пример зависти старого интеллигента к интеллигентам новой формации, несущим прагматизм, но имеющим социальный спрос.

В новелле Анатоля Франса “Рубашка” герои занимаются активным поиском счастливого, никому не завидующего, человека, чтобы взять у него рубашку для исцеления больного короля. После длительных поисков такой человек был найден. Он жил в дупле, был дикарем и не имел рубашки. Каждый день, выходя на улицу, можно наблюдать, как движутся навстречу друг другу толпы завистников, больших и маленьких, умных и глупых, больных и здоровых.

Иногда кажется, что океан всеобщей зависти не имеет границ. И слава Богу, что это так! Неважно, чему завидовать: краснокожей паспортине Маяковского или зубам ротвейлера. Главное — не быть равнодушным. Если ты хочешь подарить миру великий реквием, обязательно позавидуй Моцарту и насыпь ему яду в бокал. Тот, кого придавит большая космическая “жаба”, конечно, полетит на Марс. Позавидуй этому герою и сделай дырочку в его ракете. Пусть он упадет в синее море и люди сложат красивую песню о новом Икаре. Если твой сын завидует Бонапарту, радуйся: он украсит твой дом богатым трофеем.

Анатомия неизбежности

Когда заинтересованный человек настойчиво пыряет себя ножом, из него обязательно вытекает кровь. Это неизбежность. Некоторым индийским йогам колющие и режущие предметы вреда не причиняют. Тем самым они опровергают вышеупомянутую неизбежность. Следовательно, неизбежность — это то, что мы прогнозируем и ждем, исходя из прошлого опыта.

Нам страшно жить без прогнозов. Мы нуждаемся в гарантиях. Нам хочется точно знать, от какой дозы мышьяка теща умрет неизбежно; до каких пор не будет мужа соседки и сколько полнолуний нужно ждать до неизбежного разлива рек.

Мы постоянно выясняем причины явлений, чтобы знать механику их неизбежности. Нам кажется, что это залог безопасности, возможность контроля и управления процессами. Нам хочется знать, где рискуем упасть, чтобы заблаговременно постелить соломку.

Когда Земля представлялась плоским диском, мы полагали, что неизбежно свалимся вниз, если неосторожно достигнем ее края. Умные моряки старались не заплывать далеко, избегая смерти и славы Колумба.

Опровергая старые неизбежности, мы сочиняем новые. Определенность для нас дороже возможной реальности. Проживая в рамках множества неизбежностей, мы радуемся видимости понимания их причин. Мы думаем, что знаем, отчего тонет человек, строим лодки, делаем спасательные жилеты и до первой торпеды чувствуем себя спокойно.

Тот, кто ходил по воде, слишком радикален. Его регулярные опровержения неизбежности противоречат нашему осторожному проникновению в причинно-следственные связи. Мы придумали слово “чудо”, чтобы не подвергать сомнению то, что знаем наверняка: ЧЕЛОВЕК ПО ВОДЕ НЕ ХОДИТ. Мы согласны тонуть, потому что нам это понятно, и готовы рано или поздно умереть.

Неизбежность — это не то, что должно обязательно быть, а лишь то, с чем мы уже согласились. Возможно, нам следует перестать соглашаться с результатами своих знаний, и в нашей жизни начнут происходить чудеса? Ведь до первого запуска спутника у нас хватало опыта, чтобы отрицать возможность космических полетов. Но в один момент все изменилось: предметы перестали неизбежно падать на землю, горы ученого высокомерия и глупости рухнули под тяжестью новых неизбежностей.

Следовательно, человек способен создать по собственной прихоти все, что пожелает, если изначально игнорирует все, что ему кажется неизбежным.

С другой стороны, неизбежность — выгодный инструмент. Она может выступать в качестве цели, которой мы хотим достигнуть.

Когда-то авторитетный звездочет Павел Глоба заявил, что советская империя распадется, как только умрет ее последний создатель — Лазарь Моисеевич Каганович. Миллионы людей приняли это в качестве неизбежности, и все случилось согласно предсказанию. Потому что прогноз — важнее результата. Главное — определить неизбежность, а подтвердить ее нетрудно. На смену одной глупости мы запросто придумаем другую и сделаем ее реальной.

До недавних пор телепортация (мгновенный перенос материи из одной точки в другую) считалась явлением невозможным, и это доказывалось. Теперь телепортация стала реальностью, — достаточно было одному человеку выйти за пределы очевидного. Но, в сущности, это открытие, как и выход в космос, не изменило нас. Люди остались прежними. Изменились только масштабы неизбежной дури, от которой нам пришлось отказаться.

Может, завтра кому-то придет в голову, что его тело будет жить вечно, так как бессмертие — это неизбежность. Возможно, такой человек уже есть. Он живет где-нибудь многие столетия и не может понять, отчего это мы все решили умирать?

Когда мы теряем руку или ногу, то знаем, что новые конечности не вырастут. Крабы этого не знают, поэтому у них вырастают клешни взамен утраченных.

Наши знания — это спесь и упрямство. Мы подчиняемся тому, что давно подчиняется нам. Вырвавшись из порочного круга, мы чертим новый и не можем представить себе жизнь без надуманных границ. Тот, кто не знает, что значит проиграть, никогда не проигрывает. Он становится источником любой реальности и никогда не ищет причин происходящего, придумывая только следствия.

Если наши мужчины решили, что пенсия — это следствие старения и нетрудоспособности, то к пятидесяти годам они дряхлеют до такой степени, чтобы походить на причину закона о пенсии. В Японии пенсию рассматривают как способ пожить новой, более интересной жизнью. Поэтому к пятидесяти годам японцы находятся в превосходной форме. В США наблюдается то же самое.

Смещение представлений о сроках неизбежности смерти легко отражается на продолжительности жизни. Каждому из нас на роду написано ровно столько, сколько мы себе отмерили, но не каждый способен устоять перед авторитетом Павла Глобы. Даже Лазарь Моисеевич был вынужден подчиниться, приняв его слова за собственные мысли.

Говорить можно все что угодно. Главное — думать иначе. С детских лет мы постоянно говорили, что крах капитализма неизбежен, но думали при этом по-другому, и результат не заставил себя ждать. До тех пор, пока немцы думали о неизбежности своей победы, они побеждали. Но стоило в этом усомниться, и тотчас нашлись доказательства.

Многие люди добивались успеха там, где это невозможно, только потому, что не знали об этом. Подмечено, что впервые играющим в азартную игру обычно везет, потому что их сознание индифферентно к поражению. Постепенно, насмотревшись на поражения партнеров, сознание новичка начинает работать в рамках неизбежности проигрыша и автоматически создает необходимое подтверждение. Чем больше он боится проиграть, тем сильнее уверенность в неизбежности проигрыша.

Страх, как и всякая форма сопротивления, является признанием неизбежности и не позволяет выйти за ее пределы. Смелость здесь не помогает, потому что находится в том же ряду, что и страх. Только нейтральное отношение к явлениям и событиям разрушает пределы неизбежности, позволяет сделать открытия и порождает новые следствия без каких-либо причин.

Апология коррупции

Говорят, что дуракам закон не писан, хотя на самом деле законы пишутся только для дураков. Люди привыкли видеть в себе диких животных, которым нужна клетка и дрессировщик. Железные прутья уголовного кодекса угрожают всякому, кто не хочет жить согласно режиму условного вольера. Слава Богу, что есть люди, способные вырваться за “опасные” флажки, чтобы творить по естественным, неписаным законам свободного разума. Когда безграмотные лентяи наблюдают за такими людьми, они называют их коррупционерами.