БЧ. Том 6 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

— Подними руки! — кричит безопасник в солнцезащитных очках. Пасмурной осенью, конечно, самая необходимая вещь. — Разожми пальцы!

— И запачкать ковер? — с упреком смотрю на него. — Вот ты вандал.

— Этот человек со мной, — объявляет Аяно. — Он явился по моему поручению.

— Да, госпожа Кимура, — кивает «солнцезащитный» и дает отмашку своим. Безопасники дружно утекают на улицу.

— Веди к цесаревичу, — оттряхиваю я руки от крошек.

— Я еще сама его не видела, жду вот аудиенции уже почти час. — вздыхает японка.

Я подозрительно на нее смотрю и выхожу в коридор. Навстречу попадается служанка с полотенцами. Эту блондинистую кралю в обтягивающем фартучке уже видел. Только тогда я был в демонском обличье, и бедняжку не удержали ножки. Попой виляла девушка тогда замечательно.

Сейчас краля при виде меня замирает. Голубые глазки, сонные из-за рани. Чепчик так мило на бок съехал.

— Красавица, а где цесаревич?

Она показывает на потолок.

— На втором этаже, господин.

— Благодарю.

Подмигиваю, от чего ее щечки слегка розовеют. Странная реакция. Я ведь Яку не использовал. Хотя может она приняла меня за какого-нибудь высокопоставленного гуся, князя, например. Упс, так я же и есть князь. Вот дырявая память.

На лестнице меня догоняет японка.

— Перун, а чего ты на меня так странно смотрел, когда в дом вошел?

— Да вот, пока летел, боялся, вдруг ты тоже сделалась рыбоглазой и сейчас цесаревича вовсю мочишь.

— Ну, спасибо, — обижается Аяно и смахивает соринку с перил. — Вот значит какая у нас стадия отношений? Недоверие?

— Ой, ты все прекрасно понимаешь, — закатываю глаза. — Не строй из себя обиженную любовнцу. Любой может оказаться «зомбаком». Даже я сам.

— Буду иметь в виду, поручик Перун, — фыркает она, отвернувшись.

Ну всё, на чины перешли. Значит, серьезно обиделась. Наверно, служебные романы поэтому плохо кончаются. Личное смешивают со служебными полномочиями.

— Как тяжело, когда будущая жена старше по званию, — наигранно вздыхаю.

Аяно сбивается с шага, щечки румянцем покрываются, но сдерживается изо всех сил, чтобы на меня не смотреть. Ну, ничего, мы еще прогреем твое командирское сердце.

— Так и где он? — оглядываю я коридор.

За одной из дверей раздается писклявое оповещение из какой-то детской приложухи:

- Трнк. Поздравляю. Кремовая помадка готова. А теперь украсьте ваш кексик рюшечками и звездочками из мармеладок.

— У Владимира есть ребенок? — удивленно смотрю на Аяно.

От удивления она даже забывает обижаться на меня:

— Нет.

Напрягшись, я дергаю за ручку двери. Открывается просторная комната, размером с московскую квартиру-студию. А там цесаревич сидит на платиновом толчке. С телефоном в руках.

Мы встречаемся взглядами с унитазосидящим наследником. Тишина, шокированное молчание.

— Трнк. Поздравляю. Мармеладки отлично подошли вашему черничному кексику.

И это служит катализатором.

— А!!! Перун! Твою мать! Пошел нахрен из моего туалета!

— Ухожу. Один только вопрос — он правда платиновый?

— Напыление!

— Ясно! А еще можно …

— Закрой дверь!!!

— Ладно-ладно, спокойно смывайте свой «черничный кексик».

Хлоп.

* * *

Рубрика «Легендариум демоника Перуна». Хохмы читателей.

Как-то раз Перун точил свои когти друг об друга. Всюду сверкали молнии, грохотал гром. Грустный Тор выбросил свой молот и сказал: «Да ну вас нафиг, школьники любители». (Автор Колпаков Валерий)

Глава 4. Охота на орленка

Захлопываю дверь. Владимир еще что-то продолжает орать, нехило так взбешенный. Пиликают оповещения из его мобильной игрушки.

— Значит, живой, — скрестив руки на груди, облокачиваюсь на стену.

Японка сужает раскосые глаза и раздраженно дергает ярко-алый темляк, петлей обвивающий рукоять катаны.

— Извини, что разочаровала, — возмущенно бросает. — Ты ведь ожидал увидеть его голову, насаженную на мою катану.

— Я всё слышу! — взвизгивает цесаревич. — Вы эти шутки бросьте! На грани пляшете!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Не обращаем на визги внимания.

— Ожидал, — не спорю и, оглядев крепкие бедра японки, демонстративно вожу языком по губам. — Ох, как бы я тебя наказал. Шлепками бы не ограничился.

Аяно смущается, но глаза начинают блестеть, розовые губки приоткрываются:

— Дурак, — томным голосом выдыхает тихо. — Озабоченный.

За дверью становится подозрительно тихо.

— Ваше Высочество, — кричу. — Вы собираетесь выходить?

— Я к вам не выйду, — раздается испуганное. — Вы себя послушайте, головорезы. Голова на катане, вот как значит! Где моя охрана вообще? Как вас пустили?

И продолжает пиликать в свои «кексики», неудавшийся кондитер.

У каждого свои причуды, так что не осуждаю. Безусловно, «кексики» лучше, чем всякая садистская хрень, которой частенько подвержены сильные мира сего. Вроде двадцать первый век, хоть и боярский, а до сих пор многие безнаказанно избивают простолюдинов, насилуют служанок, занимаются прочей паршивостью. Даже помню на эту тему кое-что из уроков по обществознанию. Когда социальные лифты отсутствуют, социальные группы превращаются в болота. Дворяне ленятся и борзеют, средние классы отчаиваются и перестают прогрессировать. Боярская Россия с военной точки зрения очень сильная страна благодаря тем же дворянам, но такой иерархический подход морально устаревает. Всё из-за закрытости во владении живы. Мало сильных юзеров. Китайцы уже модернизировали свой строй, их каратистские Школы принимают таланты любого происхождения. А Школы у них не уступают во влиянии дворянским родам. Да даже британцы уже провели реформы, а они как бы плохие ребята, которые связались с демонами и инферно. Зато русские аристократы никак не решатся тянуть вверх свой же народ. Обзывают земляков, которые говорят на том же языке, верят в тех же богов, чернью и голытьбой. Нормально это вообще?

Еще пять минут ждем с Аяно в коридоре, пока цесаревич завершит свои дела и наиграется. А он не торопится.

— Слушайте, — не выдерживаю, пытаясь оставаться вежливым к значимой персоне. — По-честному, мне похрен на вашу безопасность, но меня ждут дела. Вам же лучше прекращать страдать ерундой. Уже убили ваших сановников. Выходите и рассказывайте всё про Рудковского и его «зомбаков».

— Каких еще «зомбакаов»? — удивляется за дверью Владимир. — Причем здесь генерал-полицмейстер? Расследованием убийств занимаются лучшие следователи. Но впредь буду иметь в виду твое желание помочь специалистам, поручик. Если понадобится кого-то ликвидировать, тебя, Перун, позовут. Может быть.

Вот вроде взрослый дядя, обычно очень даже хитровывернутый, а капризничает, не думая, что сейчас вломлюсь и окунув его шевелюру в платиновый сортир, выпытаю все, что нужно.

Аяно почувствовала мое настроение, поэтому, опустив руку мне на плечо, пытается успокоить:

— Погоди, не горячись. Хуже только сделаешь. Сейчас цесаревич успокоится.

— А мне это надо, Аяно? — рычу. — Это на меня уже вторые сутки устраивают сафари, а прячется как страус ваш всеми любимый цесаревич.

Я вдруг замираю, принюхиваюсь. Резко дергаю за ручку двери. Заперто. Закрыться уже успел.

— Живо выходите! — дверь ходит ходуном от моих стуков. — Здесь пахнет газом.

— Потому что я на толчке сижу, кретин!

Игнорирую реплику и окутываю себя с Аяно Огнеупором. В то же время вхожу к цесаревичу в личную уборную самым деликатным способом, который сейчас возможен. Чуть-чуть не рассчитываю подачу, и выбитая с ноги дверь врезается в окно, пролетев перед носом цесаревича. Он испуганно вскрикивает. Хорошо, что уже штаны натянул. Просто сидит на своем платиновом троне и рубится в «кексики», закрывшись от внешнего мира.

Успеваю замотать будущего императора в Огнеупор за секунду до ярко-красной вспышки. Взрывом сносит межкомнатные стены. Огонь пожирает весь этаж, переплетающиеся языки пламени скачут по полу, потолку, обломкам стен. Только мы с японкой и вскочившим с пьедестала цесаревичем стоим невредимые.