Обстановочка (сборник) - Саша Чёрный

Переутомление

Посвящается исписавшимся «популярностям»

Я похож на родильницу,Я готов скрежетать…Проклинаю чернильницуИ чернильницы мать!

Патлы дыбом взлохмачены,Отупел, как овца, —Ах, все рифмы истраченыДо конца, до конца!..

Мне, правда, нечего сказать сегодня, как всегда,Но этим не был я смущен, поверьте, никогда —Рожал словечки и слова, и рифмы к ним рожал,И в жизнерадостных стихах, как жеребенок, ржал.

Паралич спинного мозга!Врешь, не сдамся! Пень-мигрень,Бебель-стебель, мозга-розга,Юбка-губка, тень-тюлень.

Рифму, рифму! Иссякаю —К рифме тему сам найду…Ногти в бешенстве кусаюИ в бессильном трансе жду.

Иссяк. Что будет с моей популярностью?Иссяк. Что будет с моим кошельком?Назовет меня Пильский дешевой бездарностью,А Вакс Калошин – разбитым горшком…

Нет, не сдамся… Папа-мама,Дратва-жатва, кровь-любовь,Дама-рама-панорама,Бровь, свекровь, морковь… носки!

<1908>

Два толка

Одни кричат: «Что форма? Пустяки!Когда в хрусталь налить навозной жижи —Не станет ли хрусталь безмерно ниже?»

Другие возражают: «Дураки!И лучшего вина в ночном сосудеНе станут пить порядочные люди».

Им спора не решить… А жаль!Ведь можно наливать… вино в хрусталь.

<1909>

Недержание

У поэта умерла жена…Он ее любил сильнее гонорара!Скорбь его была безумна и страшна —Но поэт не умер от удара.

После похорон сел дома у окна,Весь охвачен новым впечатленьем —И спеша родил стихотворенье:«У поэта умерла жена».

<1909>

Сиропчик

Дамам, чирикающим в детских журналах

Дама, качаясь на ветке,Пикала: «Милые детки!Солнышко чмокнуло кустик…Птичка оправила бюстикИ, обнимая ромашку,Кушает манную кашку…»

Дети, в оконные рамыХмуро уставясь глазами,Полны недетской печали.Даме в молчанье внимали.Вдруг зазвенел голосочек:«Сколько напикала строчек?..»

<1910>

Корней Белинский

Посвящается К. Чуковскому

В экзотике заглавий – пол-успеха,Пусть в ноздри бьет за тысячу шагов:«Корявый буйвол», «Окуни без меха!»,«Семен Юшкевич и охапка дров».

Закрыв глаза и перышком играя,Впадая в деланный холодно-мутный транс,Седлает линию… Ее зовут – кривая,Она вывозит и блюдет баланс.

Начало? Гм… Тарас убил АндреяНе за измену Сечи… Раз, два, три!Но потому, что ксендз и два евреяДержали с ним на сей предмет пари.

Ведь ново! Что-с? Акробатично ново!Затем – смешок. Стежок. Опять смешок.И вот – плоды случайного улова —На белых нитках пляшет сотня строк.

Что дальше? Гм… Приступит к данной книжке,Определит, что автор… мыловар,И так смешно раздует мелочишки,Что со страниц пойдет казанский пар.

Страница третья. Пятая. Шестая…На сто шестнадцатой – «собака» через «ять»!Так можно летом на стекле, скучая,Мух двадцать, размахнувшись, в горсть поймать.

Надравши «стружек» кстати и некстати,Потопчется еще с полсотни строк:То выедет на а́нглийской цитате,То с реверансом автору даст в бок.

Кустарит парадокс из парадокса…Холодный пафос недомолвок – гол,А хитрый гнев критического боксаВсё рвется в истерический футбол…

И наконец, когда мелькнет надежда,Что он сейчас поймает журавля,Он вдруг смущенно потупляет веждыИ торопливо… сходит с корабля.

Post scriptum. Иногда Корней БелинскийСечет господ, цена которым грош, —Тогда гремит в нем гений исполинскийИ тогой с плеч спадает макинтош!

<1911>

Читатель

Я знаком по последней версииС настроением Англии в ПерсииИ не менее точно знакомС настроеньем поэта Кубышкина,С каждой новой статьей КочерыжкинаИ с газетно-журнальным песком.

Словом, чтенья всегда в изобилии —Недосуг прочитать лишь Вергилия,Говорят: здоровенный талант!Да еще не мешало б Горация —Тоже был, говорят, не без грации…А Шекспир, а Сенека, а Дант?

Утешаюсь одним лишь – к приятелям(Чрезвычайно усердным читателям)Как-то в клубе на днях я пристал:«Кто читал Ювенала, Вергилия?»Но, увы (умолчу о фамилиях),Оказалось – никто не читал!

Перебрал и иных для забавы я:Кто припомнил обложку, заглавие,Кто цитату, а кто анекдот,Имена переводчиков, критику…Перешли вообще на пиитику —И поехали. Пылкий народ!

Разобрали детально Кубышкина,Том шестой и восьмой Кочерыжкина,Альманах «Обгорелый фитиль»,Поворот к реализму ПоплавкинаИ значенье статьи Бородавкина«О влиянье желудка на стиль»…

Утешенье, конечно, большущее…Но в душе есть сознанье сосущее,Что я сам до кончины моей,Объедаясь трухой в изобилии,Ни строки не прочту из ВергилияВ суете моих пестреньких дней!

<1911>

Невольное признание

Гессен сидел с Милюковым в печали.Оба курили, и оба молчали.

Гессен спросил его кротко, как Авель:«Есть ли у нас конституция, Павел?»

Встал Милюков. Запинаясь от злобы,Резко ответил: «Еще бы! Еще бы!»

Долго сидели в партийной печали.Оба курили, и оба молчали.

Гессен опять придвигается ближе:«Я никому не открою – скажи же!»

Раненый демон в зрачках Милюкова:«Есть – для кадет! А о прочих ни слова…»

Мнительный взгляд на соратника бросив,Вновь начинает прекрасный Иосиф:

«Есть ли…» Но слезы бегут по жилету —На ухо Павел шепнул ему: «Нету!»

Обнялись нежно и в мирной печалиДолго курили и долго молчали.

<1909>

Молитва

Благодарю Тебя, Создатель,Что я в житейской кутерьмеНе депутат и не издательИ не сижу еще в тюрьме.

Благодарю Тебя, Могучий,Что мне не вырвали язык,Что я, как нищий, верю в случайИ к всякой мерзости привык.

Благодарю Тебя, Единый,Что в Третью Думу я не взят, —От всей души, с блаженной минойБлагодарю Тебя стократ.

Благодарю Тебя, мой Боже,Что смертный час, гроза глупцов,Из разлагающейся кожиИсторгнет дух в конце концов.

И вот тогда, молю беззвучно,Дай мне исчезнуть в черной мгле, —В раю мне будет очень скучно,А ад я видел на земле.

1908

Всё то же

В Государственном совете одним из первых будет разбираться дело о том, признаются ли Бестужевские курсы высшими. Спор этот ведется уже семь лет.

«Речь»

В средневековье шум и гамСхоласты подняли в Париже:[3]Какого роста был Адам?И был брюнет он или рыжий?

Где был Господь (каков Париж!)До первых дней земли и неба?И причащается ли мышь,Поевшая святого хлеба?..

Возможно ль «высшими» иль нетПризнать Бестужевские курсы?Иль, может быть, решит СоветНазвать их корпусом иль бурсой?

Ведь курсы высшие – давно,И в самом высшем смысле слова,Ведь спорить с этим так смешно,Как называть реку коровой.

Вставлять в колеса палки всем,Конечно, «высшее» призванье, —Но в данном случае совсемБессильно старое брюзжанье.

А впрочем… средние векаУ нас гостят, как видно, цепко.Но ведь корова не река —И не в названье здесь зацепка…

<1909>

Веселая наглость

Русский народ мало трудится.

Марков. 2-й Съезд дворян

Ах, сквозь призмуКретинизмаГениально прост вопросец:Наш народ – не богоносец,А лентяйИ слюнтяй.

В самом деле, —Еле-елеКовырять в земле сухойСтаромодною сохой —Не работа,А дремота.

У француза —Кукуруза,Виноград да лесопилки,Паровые молотилки.А у нас —Лень да квас.

ЛежебокамЗа урокомЧто бы съездить за границу —К шведам, к немцам или в Ниццу?Не хотят —Пьют да спят.

Иль со скукиХоть наукиИзучали бы, вороны:Философию, законы…Не желают:Презирают!

Ну, ленивы!Даже «Нивы»Не хотят читать, обломы.С Мережковским не знакомы!!Только б жрать,Только б спать.

Но сквозь призмуКритицизмаВдруг вопрос родится яркий:Как у этаких, как Марков,Нет хвостовИ клыков?

1909

Послания