Любовь на коротком поводке - Эрика Риттер

nervosa. Кто-нибудь из вас об этом слышал?

— Разумеется, — отозвалась я. — Если будешь поливать дважды в неделю и не выставлять на солнце, оно будет цвести круглый год.

На эту вялую шутку Карен отреагировала белозубой улыбкой, к которой я вскоре прочно привыкла. Не помню, что стало с опечаленной толстой девушкой. Но помню, как мы с Карен отметили нашу найденную дружбу и потерю дружков, просидев далеко за полночь за бутылкой сладкого вина, которую она стащила из чемодана ее отсутствующей соседки по комнате. Наконец дело дошло до того, что мы представились друг другу.

— Тебя зовут ДАНА? Да будет тебе! — немедленно завелась Карен. — Не говори мне, что ты ВСЕРЬЕЗ готова провести остаток жизни, отзываясь на замороженное и слащавое КАНАДСКОЕ имя Дана. Вот что я тебе скажу. В качестве личного одолжения я над чашей этого вина Моген Дэвида нарекаю тебя Кэти. НАСТОЯЩИМ именем, которое тебе подходит. АМЕРИКАНСКИМ именем.

Она даже не поинтересовалась, что я думаю по поводу «Кэти», что было вполне для нее типично. Я не стала возражать, что было типично для меня. Более того, мне даже льстило, что я завела первую подругу в колледже, которая так ко мне хорошо относилась, что взялась переделать мое имя. Как потом выяснилось, на манер своего — Карен. И дала мне новую национальность, такую же, как у нее.

— Кэти Ягер? — Я хихикнула. — Из Омахи? — Это все случилось еще на первом курсе, когда Карен принялась представлять меня другим под избранным ею для меня именем. — Ты просто так взяла и решила, кто я и откуда?

— Конечно, лапочка, — пожала плечами Карен. — Уверена, что Омаха звучит КУДА симпатичнее, чем Гофер Прери или откуда ты НА САМОМ ДЕЛЕ.

Кто бы сомневался. Но шло время, и я начала иногда слабо жаловаться.

— Знаешь, ты не должна считать, что сделала мне комплимент, превратив в почетную американку. Особенно если вспомнить о событиях в Юго-Восточной Азии.

Но только в последний год, когда мы уже стали аспирантками, я возмутилась.

— Карен, пожалуйста, перестань представлять меня как Кэти, слышишь?

Но она не слышала. Почему-то в тот последний год отношения между нами изменились. У меня был друг, с которым я не познакомила Карен и который знал меня как Дану. И когда Карен в первый раз выступила с номером, основанном на материале покойного Ленни Брюса, она умышленно приняла мои поздравления за кулисами со сдержанной прохладцей.

После окончания колледжа мы разъехались в разные стороны. И только много лет спустя случайно встретились, и не в Монреале, а здесь. В фойе небольшого экспериментального театра, где Карен выступала с материалом, больше смахивающем на Сандру Бернхард, чем на Ленни Брюса.

— Ты стала ПИСАТЕЛЬНИЦЕЙ! — взвизгнула она, после того как я пробормотала что-то насчет работы над сценарием. — Это только доказывает, какая мы с тобой ИДЕАЛЬНАЯ пара, милая Кэти. Ты можешь написать что-нибудь для МЕНЯ, например, насчет тех мудаков, которые нам назначили свидание в день нашей первой встречи. Если это не блестящий пример догмы, догоняющей карму, то тогда что это?

Чем бы это ни было, я вдруг так обрадовалась нашей встрече, что забыла возразить против того, чтобы еще раз превратиться в Кэти. И не удосужилась пояснить, что именно я пишу в качестве литературного негра, чья настоящая карма и не пытается догнать никакой догмы.

— Знаешь, — говорю я ей сейчас спокойно, — я совсем не то, что ты думаешь. И никогда такой не была.

Она смотрит на меня своими васильковыми глазами.

— Ты ИМЕННО то, что я думаю, а я НИКОГДА не ошибаюсь.

Что это, симпатия или упрямство, которое подпитывает ее чувства ко мне? До сегодняшнего дня я так и не могу решить. Ее светлые волосы в сочетании с черной кожаной курткой производят впечатление, которое усиливает ощущение парадокса, каким она вечно является.

Пока я это обдумываю, появляется официант в белой рубашке и нависает над нами, пытаясь помочь.

— Тут написано «цыпленок на свободной плите»? — Я показала ему меню. — Что это значит?

Он пожал плечами.

— Может, они жарят его… сверху, на плите?

— Да нет, здесь про свободную плиту. А, черт, забудьте. Дайте мне яичный салат, хорошо? И я обещаю не спрашивать, где эти яйца провели дни своего формирования.

— Кэти!! Одумайся, милая. Какое тебе ДЕЛО? С какой поры ты превратилась в бывшего ВЕГЕТАРИАНЦА, который мухлюет с цыплятами?

— Да нет, это ты мухлюешь с цыплятами. Вспомни всех маленьких мальчиков, которых ты сбила с пути истинного.

Это не совсем правда, но, с другой стороны, доля истины здесь есть. Из того, что я знаю о ее личной жизни, можно сделать вывод, что Карен никогда не встречалась с мужчинами старше тридцати. И, несмотря на свой возраст, все еще умудрялась разорять семейные гнезда. Хотя все ее романы были непродолжительными. Насколько я знаю, она просто пожирала своего возлюбленного в конце вечера, подобно какому-то насекомому, самка которого немедленно выводит самца из обращения, поедая его сразу после спаривания.

Карен улыбается хищной улыбкой.

— Забудь про МЕНЯ. Мы ведь говорим о твоих приятелях в перьях.

— Ну, я не знаю. Если я не буду их есть, то смогу думать, что жизни, которых они лишились, были стоящими.

— Лапочка, тут ты перегнула. — Она снова качает головой, как будто я привела ее в искреннее отчаяние. — Ты что же, думаешь, что весь смысл этих «цыплят на свободной плите» в том, чтобы ОНИ лучше провели время? Цель — сделать их ВКУСНЕЕ. А не в том, что гуманнее прибивать птичку к насесту, прежде чем отрубить ей ГОЛОВУ.

Смешно, но я готова поклясться, что она на меня злится. Видит бог, ее собственные идиосинкразии так же запутаны, как и мои. Даже больше. Возьмите, к примеру, этот ее дом — идеально вымыт-вычищен, как приемная популярного хирурга-отоларинголога. Посуда и столовые приборы убираются в посудомоечную машину сразу же после еды, иногда — даже во время еды.

Насколько мне известно, Карен стирает каждый день, загружая в свою стиральную машину все предметы одежды и постельного белья, которые вступали в контакт с ее телом за последние сутки. Более того, я точно знаю, что, расставшись со мной, она немедленно рванет домой в своем тщательно вычищенным пылесосом «фольксвагене», чтобы зашвырнуть шмотки, которые были на ней, в стиральную машину. Вместе с посудным полотенцем, которым она, возможно, пользовалась для вытирания стакана еще до ухода из дома, и уже выстиранной ночной рубашкой, которую ей захотелось для пущей надежности простирнуть еще раз, прежде чем лечь в ней спать.

— Мы не могли