Статьи - Наоми Кляйн

В 1970-х годах, когда крестовый поход корпораций только начинался, применялись методы, которые суды сочли открытым геноцидом: целенаправленное уничтожение целого сегмента населения. В Ираке произошло нечто еще более чудовищное: была стерта не некоторая часть населения, но вся страна. Ирак исчезает, распадается на части. Началось, как это часто бывает, с того, что женщины начали прятаться за чадрами и дверьми; затем дети перестали ходить в школу (в 2006 году в стране не училось две трети детей). Следом пропали профессионалы: врачи, преподаватели, предприниматели, ученые, фармацевты, судьи, адвокаты. После вторжения США в Ираке было расстреляно около трехсот ученых, включая нескольких деканов факультетов. Многие тысячи бежали из страны. Врачам пришлось еще хуже: по данным на февраль 2007 года, погибло 2000, бежало 12000. В ноябре 2006 года комиссия ООН по делам беженцев оценила количество иракцев, ежедневно покидающих свою страну, в три тысячи человек. К апрелю 2007 года, по данным той же организации, четыре миллиона человек (то есть приблизительно одна седьмая населения) были вынуждены покинуть свои дома. Лишь несколько сотен из них нашли убежище в США.

Иракская промышленность практически остановилась, и единственной процветающей отраслью стало похищение людей. Всего за три с половиной месяца в начале 2006 года в стране было похищено почти двадцать тысяч человек. Западные СМИ уделяют внимание подобным событиям лишь тогда, когда похищают европейцев или американцев, однако огромное большинство жертв - сами иракцы, которых ловят по дороге на работу и с работы. Семьям похищенных остается только одно из двух - отдать похитителям несколько десятков тысяч долларов или ходить в морг на опознание тела. Повсеместно применяются пытки. Различными комиссиями по правам человека описано множество случаев, когда полицейские требовали тысячи долларов у родственников арестованного в обмен на прекращение пыток. Так выглядит 'капитализм катастроф' по-иракски.

Конечно, администрация Буша имела в виду не это, говоря о своем намерении сделать Ирак моделью для всего арабского мира. Оккупация началась с радостных разглагольствований о 'чистом листе' и новых стартах. Вскоре, однако, эти разговоры прекратились, уступив место заявлениям в стиле 'с корнем вырвать исламизм' в Садр-сити и Наджафе, 'удалить раковую опухоль исламского радикализма' в Фаллудже и Рамади. Грязные пятна, как известно, следует оттирать сильными движениями.

Вот что случается, когда кто-то пытается построить образцовое общество в отдельно взятой чужой стране. Кампании по зачистке редко бывают заранее обдуманными. И лишь тогда, когда люди, издавна живущие на своей земле, не желают отказываться от своего прошлого, мечта о чистом листе может превратиться в своего уродливого двойника: реальность выжженной земли. И только тогда видение созидания сменяется реальностью тотального уничтожения.

Никем не предвиденная волна насилия, захлестнувшая Ирак, является прямым следствием смертоносного оптимизма милитаристов. Ее предопределила внешне невинная и даже идеалистичная формула: 'образец для всего Ближнего Востока'. Распад Ирака коренится в идеологии, требовавшей для себя чистой доски, tabula rasa. А раз желание не сбылось, пришлось обратиться к ударам, взрывам и снова ударам - в напрасной надежде обрести обетованный удел.

"The Guardian", Великобритания

Шоковая доктрина

Я встретилась с Джамаром Перри (Jamar Perry) в сентябре 2005 года в большом убежище Красного Креста в Батон-Руж, штат Луизиана. Улыбающиеся молодые сайентологи раздавали скудный обед, а он стоял в очереди за едой. Меня только что схватили с поличным, когда я разговаривала с эвакуированными без сопровождения представителей СМИ, и теперь я всячески пыталась замаскироваться - белая канадка в море южан афро-американцев. Я вклинилась в очередь, встав за Перри, и попросила его поговорить со мной, как будто мы старые добрые друзья. Он любезно согласился.

Перри родился и вырос в Новом Орлеане. Прошла неделя с того момента, как он покинул этот затопленный город. Перри с семьей долго ждал прибытия автобусов для эвакуации людей. Когда они поняли, что транспорта не будет, то пошли пешком под лучами палящего солнца. В итоге они оказались здесь, в огромном центре для проведения собраний и съездов. Теперь он был заполнен двумя тысячами походных кроватей и толпой разгневанных и измученных людей, за которыми надзирали раздраженные солдаты национальной гвардии, совсем недавно вернувшиеся из Ирака.

В тот день в убежище разнеслась новость о том, как конгрессмен-республиканец Ричард Бейкер (Richard Baker) сказал группе лоббистов: «Мы, наконец, очистили государственное жилье в Новом Орлеане. Сами мы не могли этого сделать, но нам помог Господь». Один из самых состоятельных застройщиков из Нового Орлеана Джозеф Канизаро (Joseph Canizaro) высказал похожую мысль: «Я думаю, теперь мы можем начать с чистого листа. А имея чистый лист, мы приобретаем массу отличных возможностей». Всю неделю Батон-Руж кишел лоббистами от разных корпораций, которые помогали закрепить эти отличные возможности: снизить налоги, уменьшить количество норм и правил, обеспечить наличие более дешевой рабочей силы и построить в итоге «город поменьше и безопаснее». На практике это означало ликвидацию проектов государственного жилья. Слушая все эти разговоры о «новом старте» и «чистых листах», можно было забыть о ядовитой мешанине из мусора, химических отходов и человеческих останков, которая находилась всего в нескольких километрах отсюда.

Находясь в убежище, Джамар не мог думать ни о чем другом. «Я считаю, что это совсем не очистка города. Я вижу, что в городе погибла масса народа. Те люди, которые могли остаться в живых».

Он говорил довольно тихо, но стоявший перед нами пожилой человек услышал его слова, обернулся и сказал: «Что произошло с этими людьми в Батон-Руж? Это совсем не новая возможность. Это, черт побери, трагедия. Они что, ослепли?» Его поддержала женщина с двумя детьми: «Нет, они не ослепли. Это настоящие дьяволы. Их все это вполне устраивает».

Одним из тех, кто в наводнении Нового Орлеана усмотрел новые возможности, был покойный Милтон Фридман (Milton Friedman), великий гуру освобожденного капитализма, в заслугу которому ставится написанный им свод правил для современной, гипермобильной глобальной экономики. Известный своим последователям как «дядюшка Милти», этот страдающий от болезней человек в свои девяносто три года нашел силы, чтобы написать статью для Wall Street Journal через три месяца после прорыва дамб. «Большая часть школ Нового Орлеана находится в руинах, - отмечал Фридман, - в руинах лежат и дома тех школьников, что учились в этих школах. Теперь эти дети разбросаны по всей стране. Это трагедия. Но это также и большая возможность».

У Фридмана появилась радикальная идея, заключавшаяся в следующем. Вместо того, чтобы тратить миллиарды на восстановление, перестройку и модернизацию существующей системы бесплатного школьного образования Нового Орлеана, государство должно выдать семьям ваучеры, которые те смогут вложить в частные учебные заведения.

В отличие от тех черепашьих темпов, с которыми восстанавливались дамбы и система электроснабжения, распродажа школьной системы Нового Орлеана осуществлялась с военной точностью и скоростью. В течение 19 месяцев, когда большая часть бедного городского населения еще находилась в убежищах вдали от родного дома, система бесплатного школьного образования была почти полностью заменена частными чартерными школами.

Институт американского предпринимательства, идя по стопам Фридмана, с восторгом говорил о том, что ураган «Катрина» «за один день совершил то, что школьные реформаторы Луизианы не могли сделать в течение многих лет». А тем временем учителя из государственных школ назвали план Фридмана «поучительным захватом земли». А я называю эти хорошо организованные рейды против общественной собственности, которые проводились после трагических событий, а также отношение к этой трагедии как к увлекательной рыночной возможности «капитализмом катастроф».

Приватизация школьной системы небольшого американского города может показаться довольно скромным занятием для человека, которого называли самым влиятельным экономистом второй половины прошлого столетия. Однако та решимость, с которой он использовал кризис в Новом Орлеане для продвижения своей радикальной версии капитализма, стала для него вполне подходящим прощальным аккордом в этом мире. На протяжении более чем трех десятилетий Фридман и его влиятельные последователи отшлифовывали эту самую стратегию. Они ждали крупного кризиса, а затем распродавали кусками государственную собственность частным владельцам, пока граждане не оправились от шока.