Наш верх, пластун - Андрей Серба

Вчера на рассвете эсэсовский отряд разделился на две группы. Большая часть, около пятидесяти человек, ушла куда-то первой, а часа через три выступили в путь остальные. Бригаденфюрер и все гренадеры оказались во второй группе, которая после обеда также разделилась. Два отряда (примерно по десятку человек) двинулись каждый по своему маршруту, а около двадцати эсэсовцев во главе с бригаденфюрером и его телохранителем-гестаповцем остались на месте. Пятерка гренадеров, все время старавшаяся держаться вместе, на сей раз была разбита по обеим ушедшим группам: двое – в одну, трое – в другую. Незадолго до вечера их группа обнаружила на просеке одиночный русский грузовик с солдатами и устроила на него засаду. После этого, опасаясь возможной погони с собаками, они долго шли по дну ручья, а затем от болота двинулись напрямик через горы к перевалу, где был назначен пункт сбора всех групп. Но дойти к перевалу им не удалось…

Лично он, бывший ефрейтор Шульц, в русских солдат на грузовике не стрелял и во время пребывания у эсэсовцев постоянно мечтал о русском плене. Сейчас он несказанно рад, что война для него закончилась уже бесповоротно.

– Зато для нас не закончилась, – произнес Вовк, когда старший лейтенант передал ему содержание полученных от немца сведений. – А потому нехай больше рассказывает не о себе, а о бригаденфюрере и его телохранителе с крестами.

Старший лейтенант довольно усмехнулся.

– Все сделано, пластун. Этот генерал от СС заинтересовал и меня. Ведь ясно, что к союзничкам драпает именно он, а остальные черномундирники – просто мелочь, которая обеспечивает его бегство. Между прочим, Шульц сейчас рассказал, как этот важный СС задумал нас обхитрить и направить по ложному следу. Доставай свою карту…

Пока Вовк вытаскивал из-за отворота черкески карту и раскладывал ее на подходящем выступе валуна, старший лейтенант продолжал:

– Лучший дружок нашего ефрейтора, фельдфебель Краус, до войны имел свою кофейню и неплохо стряпал. Поэтому бригаденфюрер назначил его своим личным поваром. Однажды фельдфебель слышал, как бригаденфюрер и гестаповец-телохранитель обсуждали свои планы. Вот они, пластун. Специально позволив нам обнаружить свой отряд, они направляют всю эсэсовскую мелкоту к перевалу по самому кратчайшему и удобному для этого маршруту. В результате, по их расчетам, мы будем вынуждены сконцентрировать на данном участке основное свое внимание и задействовать здесь лучшие силы для преследования и уничтожения выявленных беглецов. А в это время сам бригаденфюрер с небольшой отборной группой потихоньку проскользнет к перевалу совершенно другой дорогой. Не дурак он, этот генерал от СС… А, казак?

– Тоже мыслю, що не дурень, – согласился Вовк. – Только не пойму, отчего он не расстрелял дезертиров, а приблизил их к себе? И неужто не мог сделать так, щоб никто не смог подслушать его сокровенные думки?

– Расстрелять их он мог в любую минуту… и не обязательно сразу. Ну подумай, зачем ему лишать себя раньше времени хорошего повара и носильщиков? А потеря бдительности объясняется элементарно: откуда бригаденфюрер мог знать, что один из этих гренадеров угодит к нам в руки?

– Он, возможно, и не мог знать, – согласился Вовк. – А вот чем думал умник-разумник, который только що предоставил бывших явных дезертиров самих себе? Разве в его башке не могла шевельнуться думка, що они при удобном случае снова смажут пятки салом и в бега подадутся? Неужто нельзя было сейчас сунуть их по одному в каждую группу под надежный присмотр? А зачем швабы вообще вздумали дробиться на части?

– Их командир считал, что так будет легче пробраться к перевалу. Невдалеке от общего пункта сбора всего отряда эта группа планировала снова собраться всем своим составом в одиннадцать стволов.

– Не нравится мне все это, друже, – задумчиво проговорил Вовк. – Ни эсэсовский генерал, который позволил пойманным дезертирам проникнуть в свои тайные планы. Ни старший группы, отпустивший эту троицу, по сути дела, на все четыре стороны. Ох и не нравится… – скривил он губы.

Старший лейтенант умоляюще сложил на груди руки.

– Пластун, не начинай снова свои ненужные мудрствования. Ну, что тебе не нравится? Согласен, в отдельных действиях фрицев иногда отсутствует логика. Ну и что? Разве им сейчас до нее? Да каждый из них, начиная от самого кичливого генерала и кончая последним вшивым ефрейтором, сегодня думает и заботится только о своей шкуре. А то, что пленный не врет, подтверждают известные нам с тобой факты.

Старший лейтенант снова нагнулся над картой. На ощупь пошарил по валуну ладонью, отыскал и взял пальцами тонкий, острый осколок камня.

– Смотри, пластун. Наш корпус и ваша дивизия заняли в округе почти все леса и населенные пункты. Сторожевые посты, служба наблюдения и мотопатрули контролируют автостраду, все шоссе и дороги, а также горные тропы, ведущие к перевалу. Но участки местности, где отсутствуют или крайне редки линии коммуникаций, практически вне нашего контроля и, выражаясь военным языком, являются ничейными. Это, в первую очередь, относится к глухим лесным и горным районам. Именно в таком месте и должен бригаденфюрер со своей группой попытаться выйти к перевалу. Наиболее подходящими для этой цели могут быть два участка: охотничий заповедник, на территории которого мы сейчас находимся, и труднопроходимое горное ущелье километрах в двадцати севернее нас. Фрицы прямо из кожи вон лезут, чтобы привлечь наше внимание к заповеднику: выскочили без нужды на мост, неизвестно для чего обнаружили себя у складов, совершили на погибель себе нападение на машину. И покуда мы гоняемся за этой мельтешащей перед глазами мелочью, матерое зверье спокойно пробирается к перевалу по ущелью. Чего тут неясного?

– А если это зверье пробирается к союзникам в ином месте?

– Фельдфебель слышал, что бригаденфюрер и гестаповец говорили именно об ущелье. Причем обсуждали, как незаметнее проскочить мимо какого-то заводика и мельницы. Присмотрись на карте к этому ущелью. На изгибе, где оно ближе всего подходит к шоссе, построена сыроварня. А на пересечении ущелья с рекой стоит и мельница. Так что все сходится в аккурат… просто и без затей.

– Вот именно – слишком просто, – отозвался Вовк. – А если наш генерал как раз из затейников? И раскручивает сейчас с нами примерно такую комбинацию. Поначалу привлек внимание к заповеднику, затем подсунул дезертира-пленника с «дезой», щоб мы кинулись к ущелью с мельницей и сыроварней. А сам в этот момент крадется потихоньку к перевалу где-то в другом месте. Ну хотя бы ось тут, – ткнул взводный в карту ногтем мизинца. – Чем поганое местечко? Лощина, болотце, два ручья с топкими берегами. Никакой мотопатруль не страшен. Правда, дорога к перевалу на десяток верст длиннее, нежели по ущелью с сыроварней, но ничего… своя шкура того стоит. Может быть такое? – прищурился Вовк.

Старший лейтенант наморщил лоб,

– А знаешь, пластун, в твоих рассуждениях что-то есть. – Он глянул на часы. – Через три минуты связь со штабом бригады. Доложу туда все как есть: и про пленного, и что его показания могут быть «липой». Пускай начальство само во всем разберется…

– Не забудь про лекаря, – напомнил Вовк, складывая карту. – Оставляю тебе Миколу – он за пленным присмотрит да и в связи не хуже любого радиста разбирается. А сам покуда проведаю Кузьму…

Когда через несколько минут взводный возвратился к валуну, старший лейтенант хлопотал возле раненого, а Микола с помощью пленного мастерил из срубленных кинжалом веток носилки.

– Какие новости? – поинтересовался Вовк.

– Машина с врачом будет утром в долине… на просеке, что ближе всего подходит к болоту. Но к ней раненого придется нести на себе.

– Донесем. А що насчет швабов?

– Эсэсовских беглецов, которые драпали от моста, мои разведчики вечером настигли и полностью уничтожили. А на обратном пути в бригаду им добровольно сдались в плен два фрица-пехотинца – фельдфебель и рядовой. Сообщили, что находились в составе группы из десяти человек, которая незадолго до сумерек разделилась на три части. Восемь эсэсовцев, бывших с ними, ушли двумя четверками в направлении перевала. Им тоже было приказано двигаться самостоятельно к пункту сбора, назначенному невдалеке от перевала. Эти сдавшиеся фрицы слово в слово повторили рассказ нашего ефрейтора о бригаденфюрере и гестаповце с крестами. А также об их намерении идти к перевалу по ущелью с сыроварней и мельницей…

– Личности нашего пленного и того фельдфебеля перепроверили? – перебил младший лейтенант Вовк.

– Конечно. Моим разведчикам сдался фельдфебель Краус, который прекрасно знает ефрейтора Шульца и смог на допросе подробно описать его внешность. Все сходится, пластун.

– Какие выводы сделало твое начальство?

– Те же, что и ты. Вначале крупные чины бросили нам в заповеднике как приманку свою мелкоту, сейчас с помощью специально отпущенных в наш плен бывших дезертиров привлекают внимание к ущелью с сыроварней. А сами тем временем выдвигаются к перевалу по какому-то совсем другому, неизвестному нам маршруту. Но поскольку эта их уловка разгадана, в штабе бригады приняты нужные меры. Ущелье с сыроварней уже перекрыто, сформировано также несколько групп, которые перережут фрицам и другие возможности пути движения к перевалу. Нам приказано ночью отдохнуть, утром отправить в медсанбат раненого и быть готовыми к выполнению возможного нового задания. С твоим командованием все согласовано.