Пираты Венеры - Эдгар Берроуз

Объясните это, если можете; я не могу. Это был один из тех случаев, когда хорошая команда проигрывает плохой; это было невезение, и основательное. Насколько серьезным оно было, я даже не пытался оценить в тот момент, я только сидел у перископа и смотрел, как Луна несется по направлению к нам. По мере того, как мы приближались, она представляла самое великолепное зрелище, которому мне доводилось быть свидетелем. Каждый горный пик и кратер выделялись в деталях.Даже невысокие вершины менее пяти тысяч футов были мне ясно различимы, хотя должно быть, значительную роль в этой иллюзии сыграло воображение — ведь смотрел я на них сверху.

Внезапно я осознал, что огромная сфера быстро уходит из поля зрения перископа, и испустил вздох облегчения — мы не могли теперь столкнуться с Луной, мы проходили мимо.

Тогда я вернулся к иллюминатору. Луна находилась впереди и немного слева. Она больше не была всего лишь огромным шаром; это был мир, который заполнял все поле моего зрения. На фоне его черного горизонта я видел титанические пики; подо мной разверзли пасти чудовищные кратеры. Я мчался на огромной высоте рядом с Богом и смотрел вниз на мертвый мир.

Наш пролет мимо Луны занял немногим меньше четырех минут. Я точно засек время, чтобы проверить нашу скорость. Насколько близко мы подошли, я мог только предполагать — возможно, на расстояние пяти тысяч футов от самых высоких пиков, — однако, мы подошли достаточно близко. Притяжение Луны, несомненно, изменило наш курс, но благодаря скорости мы избежали ее когтей. Сейчас мы устремлялись прочь от нее, но куда?

Ближайшая звезда, Альфа Центавра, находится на расстоянии двадцати пяти с половиной миллионов миллионов миль от Земли. Отпечатайте это на вашей пишущей машинке — 25.500.000.000.000 миль. Но зачем забавляться с такими небольшими расстояниями, как это? Маловероятно было, что я попаду на Альфу Центавра, когда в моем распоряжении была вся необъятность космоса и множество куда более интересных мест, где можно было очутиться. Я знал, что у меня есть обширное поле для странствий и приключений, поскольку наука вычислила, что диаметр Вселенной составляет восемьдесят четыре тысячи миллионов световых лет — каковой объем, если вспомнить, что свет путешествует со скоростью ста восьмидесяти шести тысяч миль в секунду, должен удовлетворить тягу к странствиям самого закоренелого бродяги.

Однако я не очень интересовался всеми этими расстояниями, поскольку пищи и воды у меня было всего на год, в течение которого торпеда может преодолеть расстояние немногим более трехсот пятнадцати миллионов миль. Даже если она достигнет нашего ближайшего соседа, Альфы Центавра, меня к тому времени уже не очень заинтересует это событие, поскольку я буду примерно восемьдесят тысяч лет как мертв. Такова огромность Вселенной!

Во время последующих двадцати четырех часов курс торпеды был почти параллелен орбите Луны вокруг Земли. Притяжение Луны настолько отклонило наш курс, что сейчас казалось очевидным — Земля захватила нас, и мы обречены вечно кружиться вокруг нее — крошечный второй спутник. Но я не хотел быть луной! Во всяком случае, такой незначительной луной, которую нельзя разглядеть даже в самый большой телескоп.

Следующий месяц был самым утомительным в моей жизни. Кажется верхом самомнения даже упоминать о своей жизни перед лицом тех неизмеримых космических сил, которые окружали ее. Но то была моя единственная жизнь, и она мне нравилась, и чем ближе надвигался миг, когда ее пламя будет погашено, тем больше она мне нравилась.

К концу второго дня стало совершенно очевидно, что мы вырвались из объятий Земли. Не могу сказать, что я был в восторге от этого открытия. Мой план посетить Марс был разрушен. Я был бы рад вернуться на Землю. Если я мог успешно совершить посадку на Марсе, то я, разумеется, смог бы успешно совершить посадку и на Земле. Но была еще одна причина, по которой я был бы рад вернуться на Землю, причина, которая вырисовывалась впереди, огромная и ужасная — Солнце. Мы направлялись прямо на Солнце. Если бы мы попали в капкан его могучей силы, ничто не смогло бы повлиять на нашу судьбу; мы были бы обречены. Три месяца я должен буду ждать неотвратимого конца, а затем исчезну в этом раскаленном горниле. Горнило — это не вполне адекватное слово для описания жара Солнца, который предполагается от тридцати до шестидесяти миллионов градусов в центре (факт, который вообще-то не должен меня волновать, поскольку я не предполагаю добраться до центра).

Томительно тянулись дни — или, вернее, длинные ночи; не было других дней, кроме тех, что я отмечал, когда проходило соответствующее количество часов. Я много читал. Я не делал записей в журнале. Зачем писать то, чему все равно предназначено упасть на Солнце и сгореть? Я экспериментировал в галерее, пытаясь научиться хорошо готовить. Я много ел, это помогало скоротать время, и я испытывал удовольствие от трапез.

На тринадцатый день, когда я исследовал космос прямо по курсу, я увидел великолепный мерцающий полумесяц далеко впереди и справа. Однако, должен признаться, меня не интересовали никакие зрелища.

Через шестьдесят дней я буду легким протуберанцем в солнечной хромосфере. Но гораздо раньше возрастающая жара уничтожит меня. Конец приближался стремительно.

3. К Венере

Переживания, которые я тогда испытывал, должно быть, серьезно повлияли на мою психику. И хотя переживания нельзя ни взвесить, ни измерить, нет сомнений в том, что под их воздействием я серьезно изменился. Тридцать дней я, одинокий, стремился сквозь космос к полному уничтожению, к небывалому концу, который, возможно, не оставит атомам, из которых состоит мое тело, ни одного электрона. Самое ужасное, что все это я переживал в полном одиночестве. В результате мои чувства притупились — несомненно, об этом мудро позаботилась природа.

Я не был особенно взволнован, даже когда осознал, что огромный прекрасный полумесяц, который вырисовывается по правому борту торпеды — это Венера. Я должен был подойти к Венере ближе, чем какое-либо человеческое существо с начала времен — ну и что же?! Это не имело значения. Даже если б я должен был увидеть самого Господа Бога, это не имело бы никакого значения. Мне стало очевидно, что ценность созерцаемого нами определяется только размерами нашей предполагаемой аудитории. Все, что я могу увидеть, ничего не стоит: ведь у меня нет и никогда не будет слушателей.

Тем не менее (скорее для того, чтобы убить время), я стал проводить приблизительные вычисления. Они показали, что я нахожусь на расстоянии около восьмисот шестидесяти тысяч миль от орбиты Венеры и пересеку ее примерно через двадцать четыре часа. Но я не мог точно расчитать расстояние до самой планеты. Она казалась очень близкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});