Церковь. Небо на земле - Митрополит Иларион (Алфеев)

Святость является призванием каждого человека, и Церковь выдвигает личную святость не только как идеал, но и как норму. В то же время Церковь никогда не требовала святости в качестве непременного условия членства. Подражая Богу, Который повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5:45), Церковь с любовью относится ко всякому человеку – и праведнику, и грешнику. Грех воспринимается как болезнь, и Церковь не отсекает больные члены, но исцеляет их.

Не случайно один из образов, часто используемых святыми отцами при изложении учения о Церкви, был образ больницы. «Согрешил ты? – спрашивает Иоанн Златоуст. – Войди в церковь <…> покайся: здесь больница, а не судилище; здесь не истязают, а дают прощение в грехах»[55]. Церковь Божия, говорит Златоуст, «есть духовный рынок и в то же время больница для душ: следовательно, мы должны, подобно пришедшим на рынок, собрать в ней много добра и с ним возвратиться домой; должны, подобно входящим в больницу, взять здесь соответствующие болезням нашим лекарства и с ними уже выйти отсюда»[56]. Анастасий Синаит спрашивает: «Разве ты не видишь, что Церковь Божия есть больница и пристань? Если же ты в больнице остаешься больным и не получаешь исцеления, то где после этого ты получишь его? Если ты в пристани претерпеваешь бурю, то где обретешь тишину?»[57]

Противоречие между святостью Церкви и греховностью ее членов занимала умы христианских писателей на всем протяжении церковной истории. Однако на Востоке никогда не возникало специальных споров по вопросу о святости Церкви. Такие споры возникли в III веке в недрах Западной Церкви, где появилось два еретических течения, в которых вопрос о святости Церкви и греховности ее членов выдвигался на первое место. Новациане[58] отрицали возможность покаяния в тяжких грехах, совершенных после крещения, и отлучали грешников от церковного общения. Согласно донатистам[59], Церковь есть общество святых и из нее должны исключаться все падшие во время гонений; таинства, совершаемые недостойными священнослужителями, донатисты объявляли недействительными.

Этим еретическим течениям противостояли такие западные авторы, как Киприан Карфагенский, Амвросий Медиоланский, Оптат Милевийский и блаженный Августин. Полемизируя с новацианами, святой Амвросий обращается к традиционному образу Церкви как больницы:

Вы, новациане, таких исключаете? Но что значит исключать, как не отнимать надежду на прощение? Самарянин не прошел мимо полумертвого, оставленного разбойниками, но возлил на его раны масло и вино, посадил его на свой скот <…> Не пренебрег пастырь также и погибшей овцой. Вы говорите: не прикасайся ко мне <…> Когда же вы отнимаете весь плод покаяния, то что другое говорите, кроме следующего: никто из больных да не войдет в нашу гостиницу; никто да не ходит в нашу Церковь? У нас больных не лечат; мы здоровы, во враче не имеем нужды[60].

Важные мысли высказал в полемике с донатизмом Оптат Милевийский (IV век)[61]. По его учению, «Таинства святы сами по себе, а не от людей, потому что делает чистым Бог, а не человек»[62]. Говоря о Таинстве крещения, Оптат подчеркивает: «Первое место в совершаемом акте принадлежит Святой Троице, без Которой невозможно и само крещение; за Ней следует вера крещаемого; лицо, совершающее крещение, представляет собой уже нечто стороннее, не имеющее равного значения по сравнению с Богом и верой крещаемого». Оптат приходит к выводу, что «Таинство не может зависеть от личности своего совершителя», поскольку человек изменчив, а неизменным является только истинный совершитель Таинства – Бог[63]. Отсюда следует и вывод, касающийся святости Церкви и греховности ее членов:

Святость Церкви не зависит от святости ее членов; напротив, сами члены Церкви получают святость от Церкви. Церковь едина, и святость ее – в Таинствах, а не в гордости отдельных лиц. Но как же примирить святость Церкви с неизбежным нравственным недостатком ее членов? Требование святости жизни всегда могло быть только относительным. Церковь от начала принимала в свое общение даже и тяжко согрешивших, сознавая своей задачей воспитание человечества[64].

Учение Оптата было воспринято и развито блаженным Августином. Полемизируя с донатистами, блаженный Августин сравнивал Церковь с неводом, в котором хорошая рыба перемешана с негодной: только в эсхатологической перспективе возможно окончательное отделение грешников от праведников, тогда как на земле праведники сосуществуют с грешниками[65]. Церковь подобна Ноеву ковчегу, в котором чистые животные находились вместе с нечистыми[66]. Притча о плевелах также показывает, что до жатвы пшеница должна расти вместе с плевелами[67]. Даже если в Церкви большинство людей – грешники, все равно за это не следует поносить Церковь, как делают еретики[68].

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Экклезиология – учение о Церкви (от греч. ekklesia – Церковь).

2

Флоровский Георгий, протоиерей. Христос и Его Церковь // Лосский В.Н. Богословие и боговидение. М., 2000. С. 600–601. Курсив автора.

3

Пространный христианский катехизис Православной Кафолической Восточной Церкви. М., 1909. С. 43.

4

Бердяев Н.А. Философия свободного духа. Т. 1–2. Париж, 1927–1928. Т. 2. С. 190.

5

Там же. С. 191.

6

Климент Александрийский. Строматы 7, 6: Clement Alexsandrinus. Band II: Stromata. Ed. O. Stächlin, Fruchtel, U. Treu. GCS 52 und 17. Leipzig, 1960–1970.

7

II: Stromata. Ed. O. Stächlin, L. Fruchtel, U. Treu. GCS 52 und 17. Leipzig, 1960–1970.

Иоанн Златоуст. Беседы на 1 Кор. 30:1–2 (Творения иже во святых отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского. Изд. 2-е. Т. 1–12. СПб., 1899–1906. Т. 10. Кн. 1. С. 297–298).

8

Климент Александрийский. Строматы 7, 17.

9

Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Иоанна 11, 11: Sancti patris nostri Cyrilli archiepiscopi Alexandrini In Divini Ioannis Evangelium. Vol. I–III. Ed. Ph. E. Pusey. Oxford, 1872.

10

Там же.

11

Там же.

12

Там же.

13

Киприан Карфагенский. О единстве Церкви (Отцы и учители III века. М., 1996. Т. 2. С. 306).

14

Там же. С. 296.

15

Амвросий Медиоланский. О покаянии 1, 7. De poenitentia. PL 16, 485–546; CSEL 73, 117–206.

16

Киприан Карфагенский. О единстве Церкви. С. 297.

17

Там же. С. 297–298.

18

Там же. С. 298.

19

Там же. С. 298–299.

20

Там же. С. 299–300.

21

Там же. С. 300.

22

Там же. С. 300–301.

23

Киприан Карфагенский. Письмо 58, Квинту, о крещении еретиков (Творения. М., 1997. С. 610–611).

24

Киприан Карфагенский. О единстве Церкви. С. 301–302.

25

Там же. С. 303–304.

26

Василий Великий. Правило 1. Цит. по: Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского: В 2 т. / Пер. с сербского. М., 2001. С. 367.

27

Там же.

28

Там же.

29

Там же.

30

См.: Августин. О крещении 1, 15, 23 (De baptismo libri VII. Њuvres de saint Augustin. 29. IV-me série: traités antidonatistes. Volume II. Traduction de G.Finaert. Introduction et notes par G.Bavaud. Paris, 1964. P. 106).

31

См.: Августин. О крещении 2, 2, 3 (P. 62).

32

См.: Флоровский Г. В., прот. О границах Церкви // Избр. богосл. ст. М., 2000. С. 166–167.

33

Августин. О крещении 6, 1, 7 (P. 402–404).

34

Т.е. на греческом Востоке.

35

Т.е. произойдет раскол между греческим Востоком и латинским Западом.

36

Григорий Богослов. Слово 21, 35, 8–36, 5. SC 270, 184–188 (Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, архиепископа Константинопольского. Т. 1–2. Изд. Сойкина, б. г. (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1994р). Т. 1. С. 325–326).

37

Один из наиболее ярких примеров – разрыв между Александрийской и Антиохийской Церквами в 431 году и последующее примирение между Кириллом Александрийским и Иоанном Антиохийским в 433 году. Причиной разрыва была разница между александрийцами и антиохийцами в христологической терминологии.