Сбежавшая невеста (ЛП) - Минт Кэсси

— Это не храп, Мия. — Его слова глухо звучат сквозь ладони. — Я хочу слышать только твой храп.

Я не храплю, болван, но сегодня мне никак не удается заснуть и доказать ему это. Значит, мне нужно заняться чем-то другим, потому что я не могу лежать здесь и сожалеть. Мне нужно другое развлечение.

Лунный свет отбрасывает на Лео серебристое сияние, которое скрадывается глубокими тенями. Он по-прежнему одет в сшитые на заказ брюки и жилетку, его белая рубашка призрачна в темноте. Рукава закатаны до локтей, и каждый раз, когда я смотрю на эти мускулистые предплечья, у меня пересыхает во рту.

Его каштановые волосы кажутся черными в этом мраке. А эти дикие, спутанные кудри — необузданные, как и он сам.

— Тебе запрещено прикасаться ко мне. — Мой голос звучит хрипло.

Лео ворчит.

— Знаю.

Я облизываю нижнюю губу и собираю всю свою смелость. Опираясь на локти, я раскачиваюсь вместе с поездом.

— Это все еще правда. Я никогда не буду умолять, Палладино. Но можно я прикоснусь к тебе?

Его подбородок дергается вверх. Его глаза — глубокие, темные лужи, и я падаю в них. Я тону. Я борюсь за воздух.

Дрожу, уже ерзая под своим колючим одеялом.

— Ты хочешь прикоснуться ко мне? — требовательно спрашивает Лео, и когда я киваю, он испускает долгий вздох. Он словно сделан из камня, статуя отвергнутого жениха, но затем поднимается на ноги и направляется к моей кровати.

Он тянет ко мне руку, но потом отдергивает ее. Сжимает пальцы в кулак. Затем встает надо мной с откровенным голодом в глазах — как монстр, выползший из-под моей кровати.

Жестокий монстр. Несчастный.

— Где? — Я уже приподнимаюсь, чтобы сесть, скрестив ноги, мои дешевые леггинсы шуршат и прилипают к ногам. Потертая толстовка лежит где-то рядом, но бахрома топа щекочет талию. — Где мне можно коснуться?

— Везде.

Его живот подергивается под одеждой, когда я тянусь к нему, и замираю.

— Ты уверен?

— Мия. — Поезд трясется и качается, визжа на неровностях рельсов. Голос Лео снова звучит прерывисто. — Прикоснись ко мне, принцесса. Ты знаешь, что я твой.

Знаю?

Хм. Думаю, да.

Все это время я размышляла о несправедливости своего положения. О том, что я как какая-то вещь, перехожу из одной семьи в другую. И это все по-прежнему верно, моя семья может по-прежнему идти к черту за то, что они сделали, но мне никогда не приходило в голову, что между нами двумя это может ровным счетом ничего не значить.

Лео мог хотеть обладать мной, да, но и бы владела им тоже. Взаимная выгода.

Еще один прилив боли в моей груди. Еще один резкий удар в глубине сердца, потому что, о боже, что я потеряла?

— Ты мой. — Я примеряю слова на себя, произношу их медленно. Они звучат хорошо. Правильно звучат. — Ты мой, Лео Палладино.

Он кивает, молча, и делает шаг вперед еще на дюйм. Достаточно близко, чтобы кончики моих пальцев коснулись его жилета.

Он мягкий. Хорошо сшит. Ткань высокого качества, вышивка явно сделана вручную. Даже ряд пуговиц спереди выполнен изысканно, и я провожу линию по животу Лео под предлогом прикосновения к ним. Он слегка втягивает воздух под моими пальцами, как будто ему щекотно. Как будто он задерживает дыхание.

— Тебе нравится твой жених? — Он все еще немного обижен, но и веселится. Рот слегка подрагивает с одной стороны.

Я ухмыляюсь ему в темноте.

— Весьма симпатичный. — От вида Лео Палладино у алтаря у меня перехватило бы дыхание, без сомнения. Если бы я мельком увидела его в церкви, бежать оказалось бы гораздо труднее — по крайней мере, в правильном направлении. — Жаль, ты не видел мое платье.

— Видел, — рассеянно говорит Лео. Он пробегает взглядом по моему телу, лоб наморщен от сосредоточенности. Пытается дотронуться только глазами. — Я нашел его в мусорном баке.

Ох.

— И твои туфли тоже. — Он хмурится. — Я оставил их где-то. Может быть, в моем купе. Если они тебе нужны, я схожу за ними.

— Не надо. — Теперь, когда он больше не преследует меня, я не хочу, чтобы Лео уходил. Даже на секунду, и уж точно не из-за этих дурацких туфель.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я провожу кончиком пальца по краю жилета, вверх, вверх к выпуклости его груди.

— Ты очень мускулистый. — Он такой твердый под этой одеждой. Высечен из мрамора. Такое тело должно требовать большой дисциплины — большей, чем я ассоциировала с ним в своем воображении.

Еще одна вспышка белых зубов.

— Спасибо.

— Ходишь в тренажерный зал? — Теперь я просто болтаю всякую ерунду, пытаясь удержать его рядом, пытаясь поддержать разговор. И Лео видит меня насквозь, потому что фыркает.

— Да, Мия. Я пришлю тебе список своих упражнений. Если ты когда-нибудь вернешься ко мне, мы сможем делать приседания вместе.

Хорошо, я хочу прикасаться к нему чаще. Я сделаю это. Затаив дыхание, я кладу всю ладонь на грудь Лео, расположив руку прямо над его сердцем.

Стук. Стук. Стук.

Оно колотится, ударяясь о мою ладонь.

— Оно бьется для тебя, — произносит он вполголоса, как будто можно вот так просто бросить девушке такое заявление. — До того, как я увидел тебя, все причиняло боль. У всего имелись зазубренные края. Ты успокоила меня, принцесса. Ты показала, что в мире есть место и для меня.

У меня щиплет глаза. Я не могу дышать.

Почему, почему я запретила ему прикасаться ко мне? В стиле Мии Серпико — наброситься и очертить линию фронта. Поставить на кон свою гордость и сделать так, чтобы отступить стало невозможно.

Сейчас я бы убила за то, чтобы Лео поцеловал меня. В щеку, в кончик носа, куда угодно. А он не может.

«Молодец, Мия».

Лео сглатывает, когда я касаюсь его щеки. Его челюсть покрыта щетиной, но вчера утром в церкви он, должно быть, был чисто выбрит. Интересно, какова на ощупь его щека?

У меня болят ноги, когда я передвигаюсь на коленях. День выдался долгим, тяжелым, и мое тело это чувствует. Я бежала босиком по брусчатке, практически выпала из окна этой чертовой церкви. Я не ела и улепетывала из города, подпитываемая только адреналином и страхом.

Может быть, поэтому я качаюсь вперед, прижимаясь к широкой груди Лео. Может быть, поэтому продолжаю прижиматься к его щеке, а другой рукой хватаюсь за его плечо.

— Могу я тебя поцеловать? — Никогда еще мой голос не звучал так неуверенно.

Но Лео хмыкает.

— Как будто ты не слушаешь ни слова из того, что я говорю. Да, Мия. Поцелуй меня. Прикоснись ко мне. Трахни меня. Сбрось меня с этого поезда — только сделай это с улыбкой на лице.

Так драматично. Мои колени пульсируют, когда я наклоняюсь вперед.

Я касаюсь губами губ Лео. Сначала мягко, потом тверже. Более уверенно. По его сильному телу пробегает дрожь, а затем раздается низкий стон.

Да.

Да, это прекрасно. Может, не совсем понимаю, что делаю, может, моя семья меня опекала и держала в наивности, но даже я знаю, что этот жар, этот всплеск желания — хороший знак. Мое сердце стучит быстрее, желудок сжимается, и боже, Лео пахнет хорошо, даже после погони за мной по городу. Это нечестно. От меня, наверное, несет потом и жареной картошкой таксиста недельной давности.

Скользнув одной рукой по его шее, я снова его целую. Какие густые и мягкие у него волосы.

А он... он стоит там, твердый и неподвижный. Принимает мой поцелуй, но не отвечает на него. Его грудь вздымается под рубашкой, глаза прожигают меня, но он не нарушает наш договор. Не прикоснется ко мне без приглашения.

Я откинулась назад, растерянная и слишком возбужденная.

— Лео. Поцелуй меня в ответ.

Кривая улыбка.

— Умоляй меня.

— Не считается, — возражаю я, придумывая новое правило на месте. — Это твой рот, а не руки. Это другая ситуация. Мы договаривались о твоих руках...

Лео Палладино с рычанием бросается вперед, захватывая мой рот в плен. И он голоден, жаден, поглощает меня целиком, позволяя одичавшему волку вырваться на волю под луной. Разграбляет мой рот своими губами, зубами и языком. И я выгибаюсь навстречу ему, неопытная, но полная решимости дать столько же, сколько получаю.