Аншлаг (История одного покушения) - Александр Мардань

ОНА. Открывай.

ОН. Красное, белое?

ОНА. Розовое.

Он уходит со сцены и возвращается с открытой бутылкой вина и двумя бокалами.

ОН (поднимает бокал). За нас! (Чокаются, выпивают). Стой, а где же цветы?

ОНА. Кажется, в машине забыла.

ОН. Обидно…

ОНА. Не обижайся, ты же не напомнил… Главное, что ты их подарил. Как обычно, в субботу.

ОН. Жаль. Мне всегда нравилось смотреть, как, зайдя домой, ты занимаешься цветами — подрезаешь, ставишь в воду — а потом делаешь все остальное.

ОНА. Есть женщины, которые относятся к цветам по-другому?

ОН. Не знаю, я давно дарю их только тебе.

ОНА. Допустим. Налей мне еще.

Он наливает. Пауза. Молча пьют вино.

ОНА. Скажи, что такого необыкновенного было в том счете?

ОН. В каком?

ОНА. Который ты так тщательно изучал в ресторане?

ОН. Я изучал счет?

ОНА. Как будто хотел выучить наизусть.

ОН. А что зазорного в том, что я прочитал, за что именно должен отдать деньги?

ОНА. Обычно ты смотришь на итоговую цифру.

ОН. А сегодня я посмотрел на все.

ОНА. Неправда. Ты пять минут делал вид, что изучаешь счет, чтобы не реагировать на пьяных козлов, которые матерились в трех метрах от твоей женщины. Вместо того, чтобы подойти, и дать в морду.

ОН. Во-первых, не пять минут, во-вторых — задумался. Поверь, мне есть о чем думать, кроме поведения соседей в ресторане. В-третьих, в сегодняшнем спектакле тоже звучал мат, но тебя это не задевало.

ОНА. В театре — мат был оправдан характером героя.

ОН. В ресторане тоже. Мужики выпили, расслабились… Такие у них характеры.

ОНА. А те двое, что пялились на меня?

ОН. Противные типы.

ОНА. Вот именно!

ОН. И что? Нужно было устроить скандал? Ну, обратили внимание на красивую женщину, значит у них хороший вкус. Мне даже нравится, когда на тебя оборачиваются.

ОНА. Это значит, что ты сделал правильный выбор…

ОН. Не драматизируй! (Поднимает бокал). За хороший вкус — мой, твой, вина, театра.

ОНА. Ты когда-нибудь дрался за девочку, которую обидели?

ОН. За девочек? Дрался. Часто… А один раз — за ту, которую обидели. Мало того, что отлупили, так она еще и ушла с обидчиком.

ОНА. Понимаю, девочка тебя кинула.

ОН. Послушай, в чем дело? Что случилось? Что не так?

ОНА. Все так.

ОН. Но я же вижу, что не так. Что я такого сделал?

ОНА. Ты все делаешь так, даты помнишь, суббота — театр, ресторан, цветы. А ты не делай, а сделай… что-то необычное — морду кому-то набей!

ОН. В ресторане? Все, тебе больше не наливать, раз пьяной драки захотелось!

ОНА. Захотелось! В том-то и беда…

ОН. Ну хорошо, я поеду и набью им морду, если они не ушли… Или они мне.

ОНА. Нет, драться надо было тогда.

ОН. (с сарказмом) Ты решаешь, когда надо? Чего ты хочешь?

На сцене повисает пауза.

ОНА. Давай разговаривать…

ОН. Наконец-то нашла место и время.

ОНА. Ну, пожалуйста… Помоги мне. Что-то происходит.

ОН. Хорошо, давай разговаривать.

ОНА. Когда мы молоды, нам приятно, что из-за нас мальчишки дерутся. А когда взрослеем и замуж выходим, то уже страшно, когда муж в драку лезет. А сегодня мне этого захотелось… И это меня удивило… Даже испугало… Понимаешь, о чем я?

ОН. Боюсь, что да.

ОНА. Мне всегда хотелось идти домой, когда я знала, что ты дома. А когда тебя нет — ждать тебя. Идти в супермаркет, покупать продукты и готовить обед, хотя очень хочется есть. Но без тебя — это не еда. А теперь я перекусываю на ходу…

Я никогда с подругами о нас не говорила. Смешны были бы советы, что полезно проводить время друг без друга, по отдельности ездить в отпуск. А теперь я об этом думаю. Не знаю, хочу ли я этого, но такие мысли приходят в голову!

ОН. Подожди, подожди, надеюсь, речь не о том, что меня часто нет дома, что я не хочу быть с тобой, что не уделяю внимания?

ОНА. Конечно, нет! Не притворяйся, ты все понимаешь… Не сбивай меня. Как легко было с тобой молчать! И не нужно было расспрашивать, все само говорилось…

Ты обращал внимание, как громко играет в ресторанах музыка? Она не дает говорить, но большинство выбирает рестораны с музыкой погромче. Потому, что музыка дает возможность молчать, когда разговаривать не о чем. Да и в театре мы молчим, говорят другие. В чем-то похожие на нас….

ОН.

Мы похожи. Может, даже оченьНа тех, кто нужен нам. Но не они.Так на севере бывают летом ночиУдивительно похожими на дни.

ОНА. Красиво. А чье это?

ОН. Не помню.

ОНА. Правда, мы сейчас лишь похожи на тех, кто нам нужен… Я думаю, думаю об этом и боюсь. Боюсь, что говорить станет не о чем.

ОН. Ну вот сейчас ты нашла о чем говорить… А теперь позволь мне. Ты все анализируешь, тонкости выискиваешь, а хоть раз ты просто сказала мне, что любишь? Ни разу? Я тебе в любви признавался, а ты мне никогда.

ОНА. Для тебя так важно слово?

ОН. Сказать «люблю» еще не значит любить, но не сказать — значит?! А что легче сказать — «люблю» или «не люблю»?.. Расскажи мне эту историю …

ОНА. Какую историю?

ОН. Откуда я знаю, какую. Но ведь какая-то есть? Тогда, на озере… Все шумят, болтают, а вы разговариваете друг с другом, как будто вокруг никого. Мы с ней сидим рядом, смотрим на вас, друг на друга, ничего не понимаем и чувствуем себя лишними.

ОНА. А вот об этом я говорить не буду.

ОН. Почему?

ОНА. Потому, что если бы была история, то не было бы общения в такой компании. Тема закрыта.

ОН. А почему ты считаешь, что можешь отвечать или не отвечать? Ты считаешь, что имеешь право судить всех, а сама боишься сказать правду.

ОНА. Я ничего не боюсь. Точнее, боюсь всего, что, впрочем, одно и тоже.

ОН. Не знал, что ты бесстрашная трусиха.

Повисает пауза.

ОНА. Когда я была маленькой, и мы жили в коммунальной квартире, у нас в комнате стоял шкаф.

ОН. И ты его боялась?

ОНА. Не перебивай. Шкафу было лет сто, он занимал полкомнаты, у него было много полок, ящиков, он казался загадочным миром, в котором можно путешествовать, раскрывать тайны, находить клады. Часть замков поломалась, но не все. Ты в детстве любил залезать туда, куда нельзя?

ОН. Я и сейчас люблю.

ОНА. Мне строго запрещали открывать то, что закрыто, но когда я оставалась одна, это было любимым занятием. Был один ящик, ключи к которому я найти не могла. И вот однажды под стопкой маминых рецептов нашла ключ. Там были непонятные бумаги, и я попыталась его закрыть. И тут ключ застрял! Я крутила его и так, и этак, пока он не сломался. Я пыталась вытащить обломок из скважины — отверткой, ножницами, иголкой — ничего не получалось. Положила обломанный ключ на место. И стала ждать. Ждать и бояться. Я чувствовала себя преступницей, но сознаться в своем преступлении не могла. Чем больше времени проходило, тем невозможнее становилось признание.

ОН. Родители не заметили? Или сделали вид?

ОНА. Не знаю, но это было настоящей пыткой, я ждала вопросов, придумывала ответы, один невероятнее другого … Родители не спрашивали, я мучилась. Стало казаться что я — это другая девочка, которая выкручивается, прячет страх и делает вид, что ничего не произошло. Мне было стыдно за ее бездарную игру. Я наблюдала за родителями. Я уже не любила, а боялась их, за то, что когда-нибудь они обнаружат мое преступление. И за то, что медлят с этим открытием. Может, они решили меня так воспитывать? Я не могла найти выхода.

ОН. И кто его нашел?

ОНА. Никто. Родители дождались новой квартиры, мы переехали, а шкаф, как не подлежащий перевозке, разломали и выбросили. И никаких тайн в том ящике не было. Но я первый раз поняла, что такое ситуация, которая не имеет решения. И что такое одиночество. Пустота внутри тебя.

ОН. И понесла эти страхи дальше?

ОНА. Поменяла на новые. Расскажи мне свои.

ОН. Зачем тебе?

ОНА. Легче будет… Иногда для спасения и слова достаточно.

ОН. Спасение?… Это было давно. Мы вышли на яхте в залив, море тихое, вода теплая. Шли в двух милях от берега. Я заметил какой-то странный предмет. Подходим ближе — а это женщина плывет. Причем от берега. В макияже, в ушах золотые сережки… Мы окликнули её, предложили помощь. Она жестом показала, что все в порядке. Мы пошли дальше. Идём, а у меня чувство тревожное, что-то не так. Развернули яхту, пошли назад, а она исчезла. Еще раз повернули, потом еще… Погода стала портиться. Солнце ушло, море из голубого превратилось в серое…Задул порывистый ветер… Мы волновались вместе с морем, но ее не нашли.