Не изменяй любви - Эмили Роуз

Минуту Лесли молчала. В больнице она много думала, как и что можно рассказать девочке о случившемся, подбирая слова, даже репетировала вполголоса, но сейчас, глядя на ее измученное личико, в полные обиды и упрека глаза, она забыла все заранее приготовленные фразы.

— Мне очень жаль, — выдавила она наконец. — Я не должна была уезжать, ничего тебе не сказав. — Она нежно погладила руку девочки. — Понимаешь, я решила, что не могу выйти замуж за Симона. Я сообщила ему об этом по телефону. Но твой брат очень рассердился и сказал, что приедет, чтобы поговорить со мной. Я хотела уехать как можно быстрее, и Даниэль согласился отвезти меня в Сан-Диего.

Миранда наклонила голову, брови ее удивленно приподнялись.

— Ты хочешь сказать, что испугалась и убежала от Симона?

Лесли кивнула:

— Пожалуй, да. Видишь, какая я трусиха.

— Понятно. — Упрек исчез из глаз Миранды. — Догадываюсь, что ты чувствовала. С Симоном не всякий мог оставаться смелым. Особенно когда он злился. — Она нахмурилась. — Когда я была маленькой, я прятала от него дневник…

«Когда я была маленькой» — улыбнулась про себя Лесли и крепче сжала пальцы девочки. Вслух она сказала:

— Но я-то взрослая. Я должна быть смелой.

— Это трудно, — вздохнула Миранда. — Я знаю много взрослых, которые до смерти боялись Симона. Но если ты его боялась, зачем согласилась выйти за него замуж?

Лесли тяжело вздохнула и почувствовала, что теперь сама готова разрыдаться. Миранда была слишком юной, чтобы понять настоящую причину. Но что-то ответить было необходимо, пусть даже — солгать.

— Я… — неуверенно начала она, но в этот момент пронзительно зазвонил телефон. Возблагодарив небо, Лесли сквозь набежавшие слезы, словно извиняясь, улыбнулась Миранда и сняла трубку.

Это был доктор Флетчер, который хотел сообщить, что Даниэль чувствует себя заметно лучше и его уже перевели из реанимации в обычную палату. Голос у доктора был непривычно приветливым.

— Будем надеяться, теперь он быстро пойдет на поправку, — закончил он. — Алло, мисс Стиворт? Вы меня слышите?

— Да, — с трудом справляясь с собственным голосом, ответила Лесли. От волнения и радости ноги ее стали ватными, и она оперлась рукой о стол, чтобы не упасть. — Слышу, говорите!

— Хорошо. Он сейчас в палате 411. Я вам еще позвоню.

— Доктор, подождите, — быстро сказала Лесли. — С ним можно поговорить?

Тот ответил не сразу, а когда ответил, приветливости в его голосе как не бывало.

— Мисс Стиворт, — обычным, сугубо официальным тоном обратился к ней доктор. — Я говорю из палаты Даниэля. Он спрашивает, нет ли с вами его сестры. Он хотел бы поговорить с ней.

Почувствовав боль в сердце, Лесли похолодела. Отказ был ясен и недвусмыслен. С ней Даниэль говорить не желал. Что ж, обижаться ей не на что. Миранда была его сестрой, и сейчас ей необходимо было услышать слова поддержки от брата, оставшегося в живых. Но Боже, если бы он знал, как эти слова поддержки были необходим сейчас и ей, Лесли!

— Мисс Стиворт? — нетерпеливо переспросил доктор Флетчер.

Лесли протянула трубку девочке.

— Это Даниэль, — не узнавая собственного голоса, сказала она. — Ему лучше.

3

Ночью несколько раз принимался идти дождь, и, хотя утром из-за туч показалось солнце, воздух был насыщен влагой, а раскисшая земля прилипала к подошвам участников траурной процессии, бредущих по кладбищу к семейному склепу Винтеров.

Вначале Лесли была удивлена тем, как много людей, несмотря на отвратительную погоду, пришли проститься с человеком, к которому — она знала это наверняка — при жизни не испытывали никаких теплых чувств. Но вскоре она поняла: большинство просто соблюдали приличия. Кроме того, им было ужасно интересно.

— Я вам точно говорю, — донесся до нее чей-то возбужденный шепот, — она была не в его машине. Она была в машине Даниэля.

Лесли поскользнулась на мокрой траве и, чтобы не упасть, схватилась за крыло печального ангела, стоявшего на ближайшей могиле. Мрамор был холодным и скользким от покрывавшего его лишайника. Не показав виду, что она все слышала, Лесли спрятала испачканную ладонь в карман и двинулась дальше.

Впереди процессии, держась за руку какой-то дальней родственницы, шла Миранда. Она была единственной, кто плакал. Лесли понимала, что окружающие ждут слез и от нее, несчастной невесты, так трагически потерявшей жениха, но поделать с собой ничего не могла. Внутри она чувствовала ледяной холод, и слезы, если у нее и были какие-то слезы, замерзнув, превратились в ледышки.

Наконец все остановились в тени склепа. Запах мокрой земли и преющих прошлогодних листьев был настолько сильным, что у Лесли на мгновение закружилась голова. Она отступила назад и несколько раз глубоко вздохнула. Здесь деревья не загораживали солнце, а сильный ветер относил в сторону монотонное бормотание священника.

Склеп Винтеров не производил особого впечатления. Он чем-то напоминал кукольный домик: ослепительно-белый параллелепипед, точно такой же, как все остальные мраморные строения, расположившиеся на этом склоне холма. Единственное отличие заключалось в том, что его дверь сейчас была широко открыта.

— Он бы, наверное, сказал, что склеп для него недостаточно величествен, правда? — Низкий, с хрипотцой, голос, прозвучавший возле самого уха, заставил Лесли повернуться к человеку, незаметно подошедшему к ней сзади.

— Папа! — Она испуганно схватила его за руку. Раскрасневшаяся от ветра широкая ирландская физиономия отца выглядела на редкость неуместно среди бледных, полных притворной скорби лиц собравшихся. — Что ты здесь делаешь?

— То же, что и все прочие, как я понимаю. — Джек Стиворт с ухмылкой огляделся по сторонам. — Праздную.

Лесли предостерегающе сжала его ладонь.

— Тише, папа! Тише! Нельзя так говорить. Это жестоко!

— Жестоко? — осклабился Джек. — Как раз под стать характеру покойничка!

Впрочем, сказал он это все же на полтона тише и на некоторое время замолчал, рассматривая окружающих все с той же циничной усмешкой.

Однако, когда священник перешел к восхвалению богоугодных деяний и несравненных человеческих качеств усопшего, Джек негромко, но выразительно фыркнул.

— Бедный святой отец! Пытается сказать что-то хорошее о Симоне Винтере, который за всю свою черную жизнь не сделал ни одного доброго дела…

— Папа! — в ужасе попыталась остановить его Лесли.

— А что? Это чистая правда, — невозмутимо продолжал тот. — Я всегда знал, что он плохо кончит. Только боялся, что это случится слишком поздно. Слава Богу, небеса вмешались вовремя.