IntraVertka - Александра Рендакова

Семья лебедей мирно отдалялась от берега к центру озера. Женщина, принявшая девушку за восставшую из праха Медузу или за обдолбанную наркоманку с зараженным шприцем в кармане, отчитывала сына за то, что, бросая камни, он распугивает рыбу, тем самым мешая рыбакам ее ловить. Всю обратную дорогу девушка оправдывала опасения матери – она материлась с такой ненавистью и жестокостью, что это вполне могло сойти за проклятья.

18:22

Начинало темнеть. Дрожащей рукой она взяла из окошка киоска билет и встала поодаль на автобусной остановке, чтобы успокоиться. Лучше было заплатить, чем попасть под машину. Никотин временами такое же лекарство. После нескольких глубоких затяжек она задышала полной грудью и смогла окинуть окружающих более или менее осмысленным взором.

Во всем черном с ног до головы он сидел на тротуаре, прислонившись спиной к дорожному знаку, и, так же как и она, ждал автобуса. Что-то позерское было во всем этом: в безразличии к чужому мнению, содранной коже рук матери или ее деньгам, пошедшим на оплату электроэнергии, затраченной стиральной машинкой. Через некоторое время он достал из лежавшей на земле сумки пачку сигарет и закурил. Девушка нещадно затушила свою. Всю следующую минуту она потратила на прогнозирование скорости следования маршрутного транспортного средства и употребление формулы t=S/V. Наконец очертания автобуса показались вдали.

Неожиданно кто-то остановился менее чем в полуметре от нее, нарушив герметичность ее личного пространства. Напоминая сигарете о своей власти над ней, он в последний раз небрежно затянулся, затушил ее о край урны и бросил окурок в мусорку. Девушка с вызовом посмотрела на нарушителя своего спокойствия. Светлые, слипшиеся, давно не мытые волосы; мятая, с прилипшими к ней инородными телами одежда; щетина как минимум трехдневной давности; взгляд – смесь беспросветности циника и безучастности хиппи; и очки, которые прописывают при близорукости, съехавшие с переносицы.

Черт, вот это-то ее и зацепило. У нее всегда была слабость к бунтовщикам-интеллектуалам.

«Позер?»

«Просветленный?»

Он взглянул на нее лишь мельком и уже отошел, отвечая на телефонный звонок. Из трубки доносился взволнованный женский голос с нервно-вопросительными интонациями. Ответы были односложны:

– Да, я был у мозгоправа.

– …?

– Уже еду.

– …? …?

– Гулял.

– …

К остановке подъехал автобус. Вопреки обыкновению, девушка вошла в салон одной из первых. Где-то у себя за спиной она услышала:

– Мне пора.

По дороге она думала о том, что, если он выйдет вместе с ней, возможно, завтра ей придется давать объяснения своего прогула даме в очках в красной оправе. На остановке она вышла одна. И, не оборачиваясь, пошла к своему дому.

7:31

Она проснулась, взяла мобильный телефон и посмотрела на дисплей. Какая рань!

Девушка закрыла глаза и на пару минут погрузилась в затягивающую, как болото, одурманивающую утреннюю дрему, но после нескольких лишенных смысла картинок, промелькнувших у нее перед глазами, почти сразу проснулась. На этот раз определенно.

Она повернулась на спину и уставилась в потолок.

«Ненавижу выходные».

Выходные и праздничные дни наводят ее на мысль о собственной ущербности.

«Интересно, на какой день недели приходится большее число самоубийств?»

Она встала и пошла в ванную…

Дожидаясь, пока в чайнике вскипит вода для второй кружки растворимого кофе, напоминавшего не его, а пыль, собранную с пола после его расфасовки по более дорогостоящим банкам, она зашла в комнату в поисках сигарет. Единственная жилая комната ее однокомнатной квартирки выглядела, если честно, весьма убого и смахивала то ли на ночлежку, то ли на пристанище нелегальных эмигрантов.

Разложенная диван-кровать со смятой простыней и свисающим на пол одеялом, которую она никогда не собирала, никогда, по сути, не застилала и еще реже меняла на ней постельное белье. Телевизор напротив. На столе у окна ноутбук, наушники, стопка дисков с пепельницей наверху, карманный Новый Завет, бумажки с устаревшими записями, биография узника концлагеря с загнутой посередине страницей, чехол для телефона с ликом товарища Че, растянувшаяся резинка для волос и кружка с засохшей пенкой по краям и недопитым кофе внутри.

Сумка валяется на полу. На книжных полках следы тщательных, но безрезультатных поисков средств достижения духовного удовлетворения, попугай с отколотым хвостом, статуэтки индийского слона и деда мороза, покрытые слоем пыли, ароматическая свечка со следами использования в периоды отключения электроэнергии, ручки, засохшие маркеры и множество мелкого хлама в картонной коробке из-под прокладок, пустая свиньякопилка, подаренная родителями на один из дней рождения. В шкаф с одеждой, тумбочки в коридоре и полки зеркала в ванной комнате лучше было вообще не заглядывать.

Она взяла сигарету из брошенной на тумбочку пачки, захватила пепельницу и вернулась на кухню. Забравшись с ногами на стул, с дымящейся чашкой в одной руке и дымящейся сигаретой в другой девушка изучала телевизионную программу на сегодня. Обилие мелодраматических сериалов, фильмов с минимумом сюжета и максимумом экшна, ток-шоу ни о чем, программы, повествующие о чужих путешествиях в Тоскану и на Ривьеру… Она закрыла газету. В горле стоял комок – то ли от дыма, то ли от той бурды, что производители выдавали за «100 % растворимый кофе высшего качества, изготовленный из отборных кофейных зерен, собранных на плантациях Индии». Девушка откашлялась. Это не помогло, и, за неимением лучшего, она вернулась к прерванному приему кофеина или чего бы то ни было.

Во времена ее детства все вокруг казалось другим: свежий кофе действительно пах обжаренными кофейными зернами, быстрорастворимая вермишель с приправой и маслом из пакетиков походила на блюдо из ресторана, сигаретный дым неизвестной марки, который она однажды уловила на улице, отдавал чем-то волшебным, чем-то качественным и имевшим непосредственное отношение к табачным листьям. Было ли дело в ее еще не затуманенных, не прокуренных и не сведенных с ума стабилизаторами и усилителями вкуса рецепторах, или все действительно было чуть-чуть по-другому до гениальных, передовых достижений нашей науки и генной инженерии? Она не знала. Она приняла это как неизбежность.

С отсутствием только одной вещи она никак не могла смириться. Она до сих пор была в упорном, настойчивом и систематическом поиске. В поиске сигарет с запахом табака. Они стали ее idée fi xe. Символом утраченного времени. Она перебирала марки, как какой-нибудь золотоискатель, каждый раз охваченная надеждой при распечатывании новой пачки и каждый раз остававшаяся не до конца удовлетворенной. В целях профилактики она начинала свыкаться с мыслью, что ее табачная лихорадка ни к чему не приведет.

Девушка поставила пустую чашку на стол и откинулась на спинку стула. Сегодняшний день не задался с самого начала. Непрерывная последовательность команд могла временно отвлечь от этой мысли, приблизить его завершение. А там, завтра, возможно, она придумает, что делать.

Она сосредоточенно вымыла посуду, даже тостер. Она подавила воспоминания о работе, вызванные использованием жидкого мыла в качестве моющего средства. Вернулась в комнату. Раздраженно скинула подушку и одеяло на пол. Разровняла простыню. Бесстрастно подняла и отряхнула подушку. За ней – одеяло. Застелила кровать. Взяла кружку со стола и снова пошла на кухню. Затем включила ноутбук, увеличила громкость колонок, папка с альтернативной музыкой, команда «Воспроизвести все». Напевая песню с красноречивым названием «Sulk», опустошила полку с одеждой. Бросила несколько вещей в ванную, закрыла пробкой сливное отверстие, открыла горячий кран, ливанула жидкого мыла с ароматом женьшени и долго, с увлечением, следила за образованием пены.

Затем она взялась за разбор бумаг, забрасывавшихся в один из ящиков шкафа еще со времен ее плодотворной на макулатуру образовательной деятельности. Отправила на утилизацию распечатку лекций по религиоведению в объеме ста шести страниц, обнаруженные конспекты по дисциплинам: Социальная философия, Философские вопросы естественнонаучного и социально-гуманитарного познания, Теория познания и философия науки, тетрадку, в которой она каллиграфическим почерком оформляла схемы своих ответов на экзамены первые два семестра, черновой вариант курсовой работы на тему: «Историко-религиоведческий анализ религиозных систем христианства и даосизма». Вслед за этим последовали воспоминания о скрипах при утверждении предложенной ею, нетипичной темы; о разговоре с деканом на повышенных тонах; тягостном и ответственном написании; критике научного руководителя, доказательствах правомерности своих выводов, напутствии руководителя в духе Пилатовского «Я умываю руки»; успешной защите и осознание того факта, что не считая двух человек, работу никто так и не прочел. Тотальная и беспорядочная утилизация всего содержимого ящика.