Жизнь прожить – не поле перейти. Книга 1 - Владимир Лиштванов

– Не бойся, с тобой такого не произойдёт.

– Все вы так говорите. Вам, господам, это одна забава, а мы должны отвечать за всё.

Сергея приятно удивило такое упорство молодой деревенской девушки, но мужской инстинкт победителя снова заставил предпринять очередную попытку завоевать её.

Он с большей энергией начал осуществлять это намерение и её отказ, лишь подхлёстывал его действия, возбуждая сильное желание.

– У меня не так. У меня к тебе сильные чувства и серьёзные намерения, – проговорил Сергей и снова ласково, но настойчиво обнял Дуню.

– Ах, Сергей Григорич, – уже менее уверенно проговорила Дуня, слабо вырываясь из его объятий, – не можно так!

– От чего же? Как раз, очень даже можно!

– Грех, всё это!

– Прям то уж и грех?

– Конечно!

– Всё это бабушкины сказки. Вот я сегодня утром прогуливался по городу и видел, как даже монахи и монахини не могут устоять под напором взаимных чувств любви друг к другу. Всё ж это происходит не ради прихоти людской, а ради продолженья рода человеческого. А я очень хочу, чтоб твой сын был похож на меня.

– Я готова, Сереженка!!! – раздался вдруг за спиной звонкий голос сестры, который сразу повис в пронзительной тишине, наступившего внезапно неловкого молчания.

Сергей, с большой неохотой и великим сожалением, как избалованный ребёнок, у которого отняли любимую игрушку, отстранился от Дуни и повернулся к появившейся, так некстати, Марии.

– Что готова? – не скрывая сильного раздражения, грозно проговорил он, но, увидев растерянное и смущённое лицо сестры, слегка смягчился и переспросил, не так грозно, – Что готова?

– Ты же сам послал переодеваться к поездке, – обиженно залепетала сестра.

– Ах, да, – сконфужено ответил Сергей, – я совсем забыл. Ну, раз готова, то поехали кататься.

Поездка действительно удалась на славу. Чудесный солнечный день способствовал этому. Брат и сестра быстро доехали до реки и расположились на живописном берегу Сейма, сконфуженно промолчав всю дорогу.

Пологий берег плавно спускался к реке, и она спокойно и грациозно несла воды куда-то, скрываясь за поворотом.

На противоположном берегу стоял смешанный лес. Деревья лениво покачивали ветвями, как бы отмахиваясь от надоедливого озорного ветерка. Стайка ласточек, весело щебеча, быстро носилась над речной гладью.

Великолепный пейзаж полностью завладел ими, и брат с сестрой долго молчали, залюбовавшись. Мария решилась первой нарушить затянувшееся молчание:

– Ах, Сереженка! Хорошо-то, как здесь! – взволнованно проговорила она, вдыхая всей грудью речную прохладу.

– Да, чудесно. Даже не скажешь, что где-то идет война и гибнут тысячи людей.

– Как это ужасно! Ну почему, почему нельзя жить мирно? Почему людям надо обязательно убивать друг друга?

– Да, ты права. Ни одно живое существо не убивает себе подобного, ради прихоти. Лишь человек, этот венец природы, готов уничтожить ближнего ради раздела территории, из-за денег, или ещё из-за чего-нибудь низкого и мелкого.

– Сереженка, мне страшно!

– Чего ты боишься глупышка?

– Ты ведь тоже едешь на эту бойню и я, боюсь за тебя. Ведь тебя тоже могут убить!

– А ты не бойся. Лучше молись за меня Богу, и я обязательно вернусь.

– Я обязательно буду за тебя молиться и утром, и днем, и вечером, лишь бы ты остался жив!

– Тогда, я уж точно вернусь, жив и здоров.

– Ты мне обещаешь?

– Конечно!

– Ах, как я рада!

Глава пятая

Воинский эшелон с новобранцами в котором был и Ефим Ливанов, прибыл к месту назначения на пятые сутки, в середине дня. Всех быстро выгрузили, построили в колонну по десять человек в ряду, и спешно, пешим ходом, отправили на запад, к видневшемуся невдалеке широколиственному лесу.

Начавшаяся осень еще не сильно коснулась живописной кистью зелёного убранства деревьев и кустов, но кое-где уже были видны первые признаки начавшегося увядания природы.

Осеннее солнце почти не припекало, прячась в часто набегающие дождевые облака, но полная выкладка и монотонный шаг вскоре начали утомлять идущих.

Вдруг в начале колонны раздалась команда: «Запевай!».

Сразу пронзительно-громкий голос запевалы начал выводить первые куплеты полковой песни:

«Солдатушки, бравы ребятушки,           Кто же ваши деды?»

(Русская военная песня)

И как грозный горный водный поток, который стремительно прорвал хилую земляную плотину, и с огромной высоты устремившись на необъятные просторы долины, зычный хор мужских голосов роты, грянул припев, сметая тишину потухающего осеннего дня:

«Наши деды – славные победы,           Вот кто наши деды!»

(Русская военная песня)

Звуки песни будто всколыхнули всех, все подтянулись, сразу приободрились и приосанились.

Идти стало веселей, да и ноша стала легче. Усталость, словно трусливая собачонка, поджав куцый хвост, спряталась где-то в глубине организма, украдкой поджидая своего часа.

А запевала не унимался, дальше вёл песенный разговор, дальше выспрашивал:

«Солдатушки, бравы ребятушки,         Кто же ваши отцы?»

(Русская военная песня)

Дружный же хор мужских голосов весело отвечал ему:

«Наши отцы – русски полководцы,        Вот кто наши отцы!»

(Русская военная песня)

И снова запевала интересовался:

«Солдатушки, бравы ребятушки,         Кто же ваши матки?»

(Русская военная песня)

И вновь дружный хор голосов сообщал:

«Наши матки – белые палатки,          Вот кто наши матки»

(Русская военная песня)

Бодрая песня все вела и вела колонну вперёд, заставляя не думать об усталости.

Она звала за собой, раскрывая широту русской души и глубину самопожертвования, на которую всегда готов российский солдат, защищая родную землю и отчизну.

Незаметно пролетело несколько часов похода.

Утомлённое солнце уже давно скрылось за горизонтом, а колонна все шла и шла походным маршем по пересеченной местности чужого края.

Около небольшой буковой рощицы была дана команда, сделать привал и поставить палатки.

Пока ставили палатки, подоспели полковые кухни, плетущиеся в хвосте колонны и изрядно отставшие в пути, по какой – то никому неведомой причине.

После еды и вечернего отдыха Ефим залез в палатку, расположился между Митрофаном Фроловым и «Курицей», и сразу заснул.

Не смотря на усталость после длительного перехода, спал он тревожным сном.

Ему снилась соседская Дуняша, на которой он должен был жениться, по сговору отца с её родителями на Покров, но помешала война. Она Ефиму нравилась, да и Дуня отвечала взаимностью. Вот она улыбающаяся манит и зовёт куда-то. Он вскакивает и бежит на зов, но она с хохотом убегает и исчезает вдали.

Ранним утром его разбудила равномерная барабанная дробь дождя, бившего по пологу палатки. Ефим встал, протиснулся между спящими однополчанами, подошел к выходу и высунулся наружу.

Небо, было, полностью закрыто сплошной серой пеленой облаков, из которых, как из сита, лился мелкий моросящий дождик. Все палатки были уже мокрые от дождя.

Природа готовилась к предстоящей зимней спячке, обильно насыщая влагой всё вокруг.

Окружающий мир дышал негой и дремотой, усиленной монотонным шумом дождя.

Командиры явно не спешили выбираться из сухих палаток, под промозглый осенний дождь.

Лишь в середине дня, хоть облака ещё не рассеялись, да и дождь не собирался прекращаться, была дана команда свернуть палатки, построиться и продолжить движение.

Куда двигалась колонна и зачем, толком ни кто не знал. Командиры не считали нужным сообщать солдатам, возможно из соображения военной конспирации, а возможно, что и сами толком не знали конечную точку маршрута.

Во время пути, продолжал моросить мелкий дождь, часто переходивший в ливень.

Раскисшая дорога быстро превратилась в грязевое месиво, которое с завидным упорством месили солдатские сапоги.

Ефим шел в середине шеренги. Он уже давно устал идти, тупо уставившись в спину идущего впереди однополчанина. Автоматически выдергивая ногу из грязевого плена, а затем, снова погружая в раскисшее месиво. Стараясь попасть след в след идущего впереди. С одним единственным желанием, как бы быстрее прозвучала долгожданная команда: «Привал».

Но такой команды всё не было и не было, а колонна всё шла и шла вперед по пересеченной местности, одному Богу известно куда.

Так продолжалось очень долго, но вот прозвучала долгожданная команд и все расположились на отдых уже глубокой ночью.

На следующее утро, роту, в которой служил Ефим, построили цепью и приказали рыть окопы.