Катя в Игрушечном городе - Татьяна Александрова

— Наверное, из рода в род, — предположил Пингвин, — от родителей к детям, от детей к внукам, от внуков к правнукам, от правнуков к праправнукам…

— Пра-пра-пра! — передразнила обезьянка. — Из рота в рот, потому что слова говорят ртом! Слушайте все!

Она ударила себя кулачком в грудь и запела:

Кулеле-мулеле,Поёт укулеле,Гудит тамтам,Гиппопотам!!! —

И начала свою сказку: — В джунглях появился Одноглазый Охотник. По-настоящему у него было два глаза, но другой глаз он нарочно закрывал чёрной повязкой. (Когда целишься из ружья, лишний глаз ни к чему.)

«Я самый меткий! Я самый храбрый! — хвастался Одноглазый Охотник, вскидывая огромное ружьё с четырьмя стволами. — Наставлю пушку, возьму на мушку, ба-бах — и готово!»

Испугались звери, пошли просить пощады. Впереди Слон с пальмовой веткой в хоботе, за ним Носорог и Бегемот, сзади ползли Питон (это во-о-от такая змея) и Крокодил, а по веткам прыгала Мартышка.

«Ха-ха! — засмеялся Одноглазый Охотник, увидев зверей. — Эй, слуги! Готовьтесь обдирать шкуры! Добыча сама пожаловала!»

«Слон машет пальмовой веткой, — сказали слуги. — Значит, звери пришли поговорить с тобой».

«Поговорить? — расхохотался Одноглазый Охотник. — Ну, говорите! Я слушаю».

Тогда Слон затрубил, Носорог с Бегемотом заревели, Питон зашипел, Крокодил заплакал, а Мартышка сложила ладошки на груди. Вот так.

«Наверное, они просят тебя не убивать зверей», — сказали слуги.

«Ха-ха! — смеялся Одноглазый Охотник. — Неразумное зверьё не сказало ни слова. Им бы только реветь и шипеть. Они глупее моего попугая Жако, тот хоть знает несколько слов. А у меня с ними разговор короткий: наставлю пушку, возьму на мушку, ба-бах — и готово!»

Звери убежали в джунгли. А Мартышка пропала. Скоро она вернулась к ним и сказала на зверином языке: «Кулеле-мулеле», что значит: «Я спасу всех зверей, а вы за это будете целый день делать всё, чего я захочу». Звери согласились.

Утром Одноглазый Охотник начистил до блеска все четыре ствола, зарядил ружьё, положил в охотничью сумку большие пули для больших зверей, маленькие для маленьких, дробь для птиц и вышел из дому. Смотрит, а за оградой — звери.

И тут навстречу ему вышла Мартышка. Она была в охотничьем шлеме, с повязкой на глазу и с пальмовой веткой в руке.

«Пррривет!» — сказала она человеческим голосом, и Одноглазый Охотник от ужаса выронил ружьё.

Мартышка — алле-гоп! — подняла ружьё, глянула одним глазом на Охотника и крикнула человеческим голосом:

«Наставлю пушку, возьму на мушку, ба-бах — и готово!»

Одноглазый Охотник от страха как припустится из джунглей, только его и видели.

Звери кинулись к Мартышке и давай плясать. Тут Мартышка — алле-гоп! — сняла охотничий шлем. Из-под шлема выпорхнул попугай Жако, человеческим голосом крикнул: «Пррривет!» — и улетел к братьям-попугаям. Оказывается, Мартышка ещё вчера утащила его у Одноглазого Охотника вместе со шлемом.

Весь день звери делали всё, чего хотела Мартышка. Это был великолепный день! Питон висел между деревьями, и Мартышка — алле-гоп! — кувыркалась на нём. Носорог с Бегемотом не обижались, а только похрюкивали, когда обезьяна дёргала одного за рог, а другого — за хвост.

А под вечер она плыла по реке верхом на Крокодиле.

По берегу шёл Слон и рвал с высоких деревьев все плоды, на какие Мартышка указывала вот этим пальцем. Было чудесно! Вдруг с дерева послышалось:

«Наставлю пушку, возьму на мушку, ба-бах — и готово!»

Это был попугай Жако. Он пошутил, — закончила обезьянка свою сказку.

— Мартышечка! — сказали игрушки. — Нам очень нравится твоя сказка. Если хочешь, будь сегодня Катиной мамой!

— Сегодня и всегда я буду Катиной Мартышкой, — ответила обезьянка. Алле-гоп! — и вот она уже раскачивается на люстре, напевая песенку:

Лучшие качели —Гибкие лианы.Это с колыбелиЗнают обезьяны.Кто весь век качается(Да, да, да!),Тот не огорчаетсяНикогда!

Весь этот день Катя играла с Мартышкой и Бобиком.

КАТЕРИНА КРАНОВНА

На следующее утро почти все игрушки толпились у коробки. А в коробку полезли только Пингвин, розовый Зайчик и Катя. Когда крюк кого-то поднял, то Бобик так залаял, а все игрушки так закричали, что Подъёмный кран понял: произошло то, о чём он давно мечтал.

— Стойте! Стойте под грузом! — просил он. — Все до одного стойте под грузом и ловите Катеньку! Вдруг она упадёт?

Тут Мартышка — алле-гоп! — развязала ему глаза. Подъёмный кран увидел, что Катя сидит на крюке, как на скамеечке, и смеётся.

Великан обрадовался и начал потихоньку раскачивать девочку:

— Держись, Катерина Крановна! У-ух! Как тебе нравятся твои новые качели?

Потом он повёл стрелу по кругу быстрей, ещё быстрей и запел:

— Я у Кати карусель! Я у Кати карусель!

— Вира! — И он поднял девочку высоко-высоко. — Майна! — И опустил её на пол. — Вира! — И Катя опять в высоте.

Всё, что он делал на работе, пригодилось ему для игры.

— И нас! И нас! — просили игрушки. Счастливый отец катал всех по очереди. Только розовый Зайчик, когда крюк опустился перед ним, испугался и убежал. Зато Мартышка раскачивалась, пока её не прогнали.

Лошадка сделалась настоящим карусельным конём. Верхом на ней с весёлым писком мчались по кругу то пингвинята, то цыплята, то Катя с маленькой Матрёшечкой. Так бы они катались до самого вечера, но Подъёмный кран остановился и начал свою сказку.

— Когда я был большим и работал на свежем воздухе, — сказал он, и все засмеялись:

— А почему же ты стал маленьким?

— Пожалуйста, не перебивайте! — строго сказал Пингвин. — И не мешайте рассказывать сказку! Ведь это сказка, уважаемый Подъёмный кран?

— Конечно, сказка! — ответил Подъёмный кран. — А называется она так:

«НЕ СТОЙ ПОД ГРУЗОМ!»

— Ну вот. Когда я был большим и работал на свежем воздухе (а это так приятно — быть большим и работать на свежем воздухе), я строил высокий красивый дом.

А нужно вам сказать, что как только дом построен, или, проще говоря, как только объект можно сдать в эксплуатацию, всегда бывает праздник. Я-то об этом знал. Ведь на меня уже давно (на месте дома ещё была глубокая яма) надели плакат «Сдадим объект к празднику!».

И, конечно, со мной всё время был ещё один плакат, мой самый любимый…

— «Не стой под грузом!» — догадались игрушки.

— Приятно иметь дело с умным народом! — продолжал Подъёмный кран. — Вот именно. «Не стой под грузом!» Проще говоря, не мешай работать и не суйся туда, где опасно.

И вот наступил праздник. Я был весь в плакатах. На стреле разноцветные лампочки. Над головой флаг, как на корабле.

Я стоял и ждал, когда же вокруг меня соберутся люди, возьмутся за руки и запоют:

Будь здоров, Подъёмный кран,Наш могучий великан!

Но люди почему-то шли мимо. Даже музыка с золотыми трубами не остановилась около меня. А ведь я построил такой красивый дом!

И вдруг я понял, в чём дело. Ведь на самом виду я держал свой любимый плакат «Не стой под грузом!». Люди видели его и, ничего не поделаешь, шли мимо.

Я остался один. На стройке было тихо и пусто. Дом сверкал умытыми стёклами. Его уже не строили, но в нём ещё не жили. Только под крышей носились две ласточки.

И тут я увидел, что ласточки не просто носятся — вира-майна, вверх-вниз, — а работают. Достраивают дом под той самой крышей, которую я недавно поставил. Таскают в клювах глину и травинки. Прилаживают их к своему гнезду и опять вниз — за глиной и травинками, проще говоря, за строительным материалом. При этом они успевали ещё и щебетать и ловить на лету всяких там комаров и мошек.

Но вот они перестали щебетать. Устали, наверное.

И я подумал: «Маленькие ласточки выбиваются из последних сил, а могучий Подъёмный кран стоит рядом и бездельничает. Разве это хорошо?»

Тогда я опустил стрелу, подцепил самую замечательную соломинку (я давно заметил её с высоты), осторожно понёс её под крышу и передал птицам, как говорится, из рук в руки, то есть из крюка в клюв.

Дом был готов, и у ласточек тоже наступил праздник. Но они не улетели.

Будь здоров, Подъёмный кран,Наш могучий великан! —

щебетали они.

Внизу, у самых моих ног, кружились бабочки и пчёлы, у колен — воробьи, у пояса — голуби, а выше всех, под самой стрелой, вились ласточки. И нужно же было так случиться, что прямо за мой крюк зацепилась огромная связка разноцветных воздушных шаров.

«Не стой под грузом!» — кричал я, размахивая шарами.

«Мы не стоим! — отвечали пчёлы, бабочки и птицы. — Мы летаем!»