Беги, Алиса! - Георгий Александрович Ланской

торчала рядом, как идиотка. Элена вдруг заплакала и схватила меня за руку, прижав ее к своей щеке. Я обняла свекровь, подумав, что теперь, когда цель достигнута, я действительно свободна в своем выборе и могу уйти в любой момент, сделав эту семью еще несчастнее.

– Подожди, – сказала вдруг Элена и сдернула с запястья браслет: серебро с множеством брелоков, вещь не раритетную, но вызывающую у меня восторг. Элене делали его на заказ, я хотела приобрести себе нечто подобное, но для этого надо было взять образец, а Элена расставаться с украшением не хотела. – Возьми.

– Ты с ума сошла, – возмутилась я и оттолкнула ее руку. – Не надо, это же твоя любимая вещь.

– Нет, возьми. Ты теперь член семьи. Я ничего не подарила вам на свадьбу – не верила, что может что-то получиться. И мне теперь стыдно. Не обижай меня, Алиси!

Я еще немного посопротивлялась, но в итоге приняла предложение. Признание свекрови грело душу. Домой возвращались поздно, отвергнув предложение Элены остаться до утра. В такси Деметрио долго дулся и молчал, но позже оттаял и с восторгом стал расписывать все прелести моего нового положения. Я отвечала вполне естественно, хотя думала, что разрыдаюсь. Радости не ощущалось, вечер оказался безнадежно испорченным.

Дома, в нашей маленькой квартире, я направилась в ванную, а муж сразу пошел спать. Я провозилась довольно долго, и когда вышла, Деметрио уже посапывал. Откинув одеяло, я легла, стараясь не побеспокоить его, а он, точно маленький, прижался и поцеловал в шею. Я не шевелилась и думала о незнакомце, что так некстати явился в дом Мендесов. Только из каких-то чувств муж мог позвать его туда, в святая святых, куда даже меня пригласили не сразу. В глубине души шевельнулось что-то похожее на ревность, а может, зависть – слишком давно никто не испытывал ничего похожего по отношению ко мне.

– Пабло сказал, что у тебя убийственные глаза, – пробормотал Деметрио чуть слышно.

Его нос уткнулся мне между лопаток, дыхание обжигало кожу. Я прижала его руки к своей груди и закрыла глаза. Почти заснув, я вдруг поняла, что неверно перевела слова мужа.

Его друг произнес совсем другую фразу.

Пабло сказал: у нее глаза убийцы.

* * *

Лиссабон не спал, ахая многоголосьем местных жителей и туристов где-то там в центре. Моя маленькая квартира на окраине, в тихом, незаметном переулке, была надежно защищена от шума баррикадой высоток, но я все равно слышала эти звуки и не могла уснуть, ворочаясь и боясь разбудить похрапывающего мужа. Наконец, не выдержав, я поднялась и пошла на кухню, варить кофе, который почему-то на меня действовал отнюдь не бодряще, а скорее, успокаивающе. Где-то я слышала, что кофеин на самом деле действует всего на двадцать процентов населения Земли. Налив в кофемашину молока и насыпав ароматного порошка, я дождалась, когда агрегат выплюнет коричневую жидкость, а затем, забрав чашку, забралась на широкий подоконник с ногами.

Меня зовут Алиса Мендес. Два года назад меня звали Алиса Мержинская. Десять лет назад я бежала из родного дома, прихватив украденные пять миллионов долларов.

История моего появления в Португалии началась после панического бегства из Москвы, где я попала в западню. Мой первый муж, Владимир Мержинский, отмывал деньги для криминальных структур и однажды впал в немилость. Володя решил бежать, прихватив за границу меня, но, тщательно разработав план побега, неожиданно умер от инфаркта. Я ничего не знала о деньгах, которые безуспешно пыталась вытрясти из меня местная мафия в лице серого кардинала города Петра Гловы и настоящего криминального авторитета Тимофея Захарова. Володя перевел деньги единственному человеку, на которого никто бы не подумал: моему отцу, умирающему от рака в больнице Чехии. Отец бросил меня много лет назад, а потом и сам остался в том же положении. Володя сумел договориться с ним, определив в отличный хоспис, и после смерти неизвестного в криминальных кругах Геннадия Филиппова я унаследовала пять миллионов долларов.

Я не смогла уйти без потерь. Племянник Володи Михаил, который остался без денег, не поверил в то, что я ничего не знаю о пропавших миллионах. Он нанял преступника, прозванного мною Эль-Ниньо, мужчину-урагана, опасного и безжалостного. Моя подруга Женя и бывшая теща Володи – Агата – были убиты.

Друг моего мужа Деметрио сказал, что у меня глаза убийцы. Кто бы мог подумать, что незнакомый мужчина попадет в точку?

Я убила Эль-Ниньо. Это назвали бы допустимой самообороной. Возможно.

Я убила Михаила. Это назвали бы допустимой самообороной? Не уверена. Михаил напал на меня, и я зарезала его обломком ученической рапиры.

Кто там следующий?

Я убила Оливье – моего французского друга, неудачливого художника, алчного мальчишку, который решил меня шантажировать, а потом избавиться раз и навсегда. Его тело нашли в шахте лифта в Париже, с разбитой головой, обмотанной полиэтиленом.

Спазм скрутил меня на мгновение так сильно, что я перестала дышать и прижала к животу ладонь.

Врач не пытался меня обманывать. Он говорил, что у меня, если я решусь на аборт, скорее всего, больше не будет детей, и советовал подумать. Я не думала. Мысль о том, чтобы родить ребенка, была невыносима. Я убедила себя, что выбора нет. Не проходит дня, чтобы я не пожалела о содеянном.

Моя душа болит. Там, где еще недавно возился нерожденный ребенок, отцом которого мог быть здоровенный увалень Лешка, мой телохранитель, шпион, незадачливый любовник, пригретый из жалости и убитый из-за меня. Или, того хуже, отцом теплого комочка, сгустка несформировавшихся клеток мог оказаться мужчина с ястребиным профилем и душой убийцы, который взял меня силой и не собирался отпускать, тот, кого я ненавидела больше всех. Его звали Герман, бывший хозяин Тимофей Захаров называл его Змей. Он был садистом и убийцей и привык получать все. После того, как он получил меня, я раздавила его машиной. Это не походило на самооборону. Как там было у классиков? «А эту кровь не смоет с рук весь океан Нептуна»?

На моей совести Женька, Агата, незадачливый охранник Леха и моя последняя любовь – Сергей Самохин, оставшийся прикрывать мой побег. Хватит себя обманывать, скорее всего, Сережа тоже погиб. У меня не осталось никого, ради кого я могла бы остановиться, кого я могла бы просто любить. И поэтому я бегу. Все время бегу[1].

* * *

Все глупости человек совершает от одиночества. Кто-то заводит кота или собаку. Я завела себе мужа. Назвать это по-другому язык не поворачивался.

Несколько месяцев я переезжала с места на место, вздрагивая от каждого резкого звука. После