Я печален печалью разлуки - Николай Гумилев

Колдунья

Она колдует тихой ночьюУ потемневшего окнаИ страстно хочет, чтоб воочьюЕй тайна сделалась видна.

Как бред, мольба ее бессвязна,Но мысль упорна и горда.Она не ведает соблазнаИ не отступит никогда.

Внизу… Там дремлет город пестрыйИ кто-то слушает и ждет,Но меч, уверенный и острый,Он тоже знает свой черед.

На мертвой площади, где сероИ сонно падает роса,Живет неслыханная вераВ ее ночные чудеса.

Но тщетен зов ее кручины,Земля все та же, что была,Вот солнце выйдет из пучиныИ позолотит купола.

Ночные тени станут реже,Прольется гул, как ропот вод,И в сонный город ветер свежийПрохладу моря донесет.

И меч сверкнет, и кто-то вскрикнет,Кого-то примет тишина,Когда усталая поникнетУ заалевшего окна.

Ноябрь 1908

«Рощи пальм и заросли алоэ…»

Рощи пальм и заросли алоэ,Серебристо-матовый ручей,Небо, бесконечно-голубое,Небо, золотое от лучей.

И чего еще ты хочешь, сердце?Разве счастье – сказка или ложь?Для чего ж соблазнам иноверцаТы себя покорно отдаешь?

Разве снова хочешь ты отравы,Хочешь биться в огненном бреду,Разве ты не властно жить, как травыВ этом упоительном саду?

Ноябрь 1908

Правый путь

В муках и пытках рождается слово,Робкое, тихо проходит по жизни.Странник – оно, из ковша золотогоПьющий остатки на варварской тризне.

Выйдешь к природе! Природа враждебна,Все в ней пугает, всего в ней помногу,Вечно звучит в ней фанфара молебнаНе твоему и ненужному Богу.

Смерть? Но сперва эту сказку поэтаВзвесь осторожно и мудро исчисли, —Жалко не будет ни жизни, ни света,Но пожалеешь о царственной мысли.

Что ж, это путь величавый и строгий:Плакать с осенним пронзительным ветром,С нищими нищим таиться в берлоге,Хмурые думы оковывать метром.

Ноябрь 1908

В пустыне

Давно вода в мехах иссякла,Но, как собака, не умру:Я в память дивного ГераклаСперва отдам себя костру.

И пусть, пылая, жалят сучья,Грозит чернеющий Эреб,Какое странное созвучьеУ двух враждующих судеб!

Он был героем, я – бродягой,Он – полубог, я – полузверь,Но с одинаковой отвагойСтучим мы в замкнутую дверь.

Пред смертью все, Терсит и Гектор,Равно ничтожны и славны,Я также выпью сладкий нектарВ полях лазоревой страны.

Декабрь 1908

В моих садах – цветы, в твоих – печаль

«В моих садах – цветы, в твоих – печаль…»

В моих садах – цветы, в твоих – печаль.Приди ко мне, прекрасною печальюЗаворожи, как дымчатой вуалью,Моих садов мучительную даль.

Ты – лепесток иранских белых роз,Войди сюда, в сады моих томлений,Чтоб не было порывистых движений,Чтоб музыка была пластичных поз,

Чтоб пронеслось с уступа на уступЗадумчивое имя БеатричеИ чтоб не хор мэнад, а хор девичийПел красоту твоих печальных губ.

1909

Семирамида

Светлой памяти И. Ф. Анненского

Для первых властителей завиден мой жребий,И боги не так горды.Столпами из мрамора в пылающем небеУкрепились мои сады.

Там рощи с цистернами для розовой влаги,Голубые, нежные мхи,Рабы и танцовщицы, и мудрые маги,Короли четырех стихий.

Все манит и радует, все ясно и близко,Все таит восторг тишины,Но каждою полночью так страшно и низкоНаклоняется лик луны.

И в сумрачном ужасе от лунного взгляда,От цепких лунных сетей,Мне хочется броситься из этого садаС высоты семисот локтей.

1909

Читатель книг

Читатель книг, и я хотел найтиМой тихий рай в покорности сознанья,Я их любил, те странные пути,Где нет надежд и нет воспоминанья.

Неутомимо плыть ручьями строк,В проливы глав вступать нетерпеливо,И наблюдать, как пенится поток,И слушать гул идущего прилива!

Но вечером… О, как она страшна,Ночная тень за шкафом, за киотом,И маятник, недвижный, как луна,Что светит над мерцающим болотом!

1909

Попугай

Я – попугай с Антильских островов,Но я живу в квадратной келье мага.Вокруг – реторты, глобусы, бумага,И кашель старика, и бой часов.

Пусть в час заклятий, в вихре голосовИ в блеске глаз, мерцающих, как шпага,Ерошат крылья ужас и отвагаИ я сражаюсь с призраками сов…

Пусть! Но едва под этот свод унылыйВойдет гадать о картах иль о милойРаспутник в раззолоченном плаще —

Мне грезится корабль в тиши залива,Я вспоминаю солнце… и вотщеСтремлюсь забыть, что тайна некрасива.

1909

Поединок

В твоем гербе – невинность лилий,В моем – багряные цветы.И близок бой, рога завыли,Сверкнули золотом щиты.

Я вызван был на поединокПод звуки бубнов и литавр,Среди смеющихся тропинок,Как тигр в саду, – угрюмый мавр.

Ты – дева-воин песен давних,Тобой гордятся короли,Твое копье не знает равныхВ пределах моря и земли.

Вот мы схватились и застылиИ войско с трепетом глядит,Кто побеждает: я ли, ты ли,Иль гибкость стали, иль гранит,

Я пал, и молнии победнейСверкнул и в тело впился нож.Тебе восторг – мой стон последний,Моя прерывистая дрожь.

И ты уходишь в славе ратной,Толпа поет тебе хвалы,Но ты воротишься обратно,Одна, в плаще весенней мглы.

И над равниной дымно-белойМерцая шлемом золотым,Найдешь мой труп окоченелыйИ снова склонишься над ним:

«Люблю! Ты слышишь, милый, милый?Открой глаза, ответь мне – да.За то, что я тебя убила,Твоей я стану навсегда».

Еще не умер звук рыданий,Еще шуршит твой белый шелк,А уж ко мне ползет в туманеНетерпеливо-жадный волк.

Февраль 1909

Одиночество

Я спал, и смыла пена белаяМеня с родного корабля,И в черных водах, помертвелая,Открылась мне моя земля.

Она полна конями быстрымиИ красным золотом пещер,Но ночью вспыхивают искрамиГлаза блуждающих пантер.

Там травы славятся узорамиИ реки словно зеркала,Но рощи полны мандрагорами,Цветами ужаса и зла.

На синевато-белом мрамореЯ высоко воздвиг маяк,Чтоб пробегающие на мореДалеко видели мой стяг.

Я предлагал им перья страуса,Плоды, коралловую нить,Но ни один стремленья парусаНе захотел остановить.

Все чтили древнего оракулаИ приговор его судаО том, чтоб вечно сердце плакалоУ всех заброшенных сюда.

И надо мною одиночествоВозносит огненную плетьЗа то, что древнее пророчествоМне суждено преодолеть.

Июнь 1909

«Вы пленены игрой цветов и линий…»

Вы пленены игрой цветов и линий,У Вас в душе и радость, и тоска,Когда весной торжественной и синейТак четко в небе стынут облака.

И рады Вы, когда ударом кистиВам удается их сплести в одно,Еще светлей, нежней и золотистейПеренести на Ваше полотно.

И грустно Вам, что мир неисчерпаем,Что до конца нельзя его пройти,Что из того, что было прежде раем,Теперь идут все новые пути.

Но рок творцов не требует участья,Им незнакома горечь слова – «жаль»,И если всё слепительнее счастье,Пусть будет все томительней печаль.

Осень 1909

«Когда вы будете большою…»

Кате Кардовской

Когда вы будете большою,А я – негодным стариком,Тогда, согбенный над клюкою,Я вновь увижу Ваш альбом,

Который рифмами всех вкусов,Автографами всех имен —Ремизов, Бальмонт, Блок и Брюсов —Давно уж будет освящен.

О, счастлив буду я напомнитьВам время давнее, когдаСтихами я помог наполнитьКартон, нетронутый тогда.А вы, вы скажете мне бойко:«Я в детстве помню только Бойку!».

Осень 1909

Молитва

Солнце свирепое, солнце грозящее,Бога, в пространствах идущего,Лицо сумасшедшее,

Солнце, сожги настоящееВо имя грядущего,Но помилуй прошедшее!

До 1910

В небесах