Моцарт в Праге. Том 2. Перевод Лидии Гончаровой - Карел Коваль

Какую музыку попросят, такую и буду сочинять и играть. Но для вас опять буду писать оперу от всего сердца, с любовью к моим дорогим Пражанам, которые меня понимают. Вот за это давайте и выпьем».

Моцарт встал, все выпили вместе с ним. Пани Людмила, которая в этот момент внесла поднос с кофе и услышала последние слова, блаженно заулыбалась, она в мыслях перенеслась на Бертрамку, может быть, опять повторятся те счастливые дни.

Праупнер поклонился Моцарту:

«Обещаю для хора выбрать самых лучших музыкантов».

«Тогда это будет уже небесный хор, как и его регент», – засмеялся Моцарт и тут же вспомнил:

«Кстати, как дела у моего ученика Гека, он всё ещё у вас?»

«Нет, он уже дома в Добрушке. Как я слышал, продолжает заниматься музыкой».

Князь Лихновский удивился:

«Вы мне, Моцарт, не рассказывали, что у вас в Праге есть ученик. Хороший? Или такой же, как я?»

«Он всего лишь студент-философ, вокалист, но с княжеским талантом, ваша светлость. Я давал ему уроки ежедневно, мы прекрасно с ним поладили. Это был отдых, не работа».

«Благодарю за откровенность, маэстро. Мы ведь с вами тоже прекрасно ладим, иначе нам было бы не выдержать столь долгий путь вдвоём. От Вены до Берлина!»

«Однако если у вас появится желание, я смогу давать вам уроки в экипаже. Напишу цифрованный бас или мелодию сотворю, а вы будете гармонизовать задачку.

Хотите, начнём прямо сегодня вечером, и я сочиню, благодаря вам, что-нибудь симпатичное». – Моцарт оглянулся по сторонам, его глаза так и светились искренней радостью. Друзья переглядывались, понимали, что такие минуты в жизни не забываются и уже не повторяются.

«Как поживает твой инструмент, Франтишек?», – Моцарт подошёл к затемнённому клавиру, разбежался пальцами по клавиатуре C-dur-ным аккордом снизу доверху. Потом присел, склонил голову, почувствовал остатки запаха фиалок, хотя их там давно уже не было. Запах напомнил ему, как на концерте кто-то выкрикнул из зала: «Что-нибудь из „Фигаро“!»

Князь Лихновский поднялся из-за стола, часы на башне Святого Вита пробили девять:

«Сожалею, но пришёл наш час, Моцарт».

«Слушаюсь, пан генерал! Готов служить!», – Амадей щёлкнул каблуками и отдал салют. Тяжело расставаться с друзьями. Все встали, выпили на добрый путь, за счастливую встречу.

Тёмное небо засыпано яркими звёздами, провожающих целая толпа. Тут и смех, и громкие голоса. Тёплый весенний вечер. Слуга усадил князя и его гостя в карету, укрыл их хорошенько одеялами. Искры полетели из-под нетерпеливых конских копыт.

До свиданья, до скорой встречи! В день Великой пятницы 1789 года дорожная карета с княжескими коронами и гербами развернулась в сторону Каменного моста и уверенно помчалась в Драждьяны.

Глава 2. Королевская табакерка под цветочными шипами на Бертрамке

– 1 —

Последний день солнечного мая 1789 года был таким же ярким и свежим, как и те цветы, что украшали императорский тракт от границы Пруссии до самой Праги. Майский ветерок причёсывал многообещающие поля пшеницы, птицы задорно распевали гимны чешской земле.

Въезжая в любимый город, Моцарт погрузился в воспоминания об истории чешской музыки, которую так подробно и красиво осветил ему дорогой друг Душек одним из тех чудесных вечеров на Бертрамке, стоя у карты королевства без короля, где музыка правит сердцами людей.

Знакомые башни выныривали из серо-голубого тумана, и Моцарт уже наметил себе, куда побежит, как только дорожная коляска остановится на Итальянской площади. У Душков его, должно быть, ждут письма от Констанции, ну хоть одно-то есть наверняка, значит – первый визит туда. Второй, конечно, в Ностицов театр к Доменико Гвардасони.

Прозвучала труба почтальона, и путешественники приготовили дорожные паспорта. Проверка прошла без задержек, вот и прибыли в желанное место. Моцарт попросил выпустить его перед почтовым управлением на Итальянской площади, это как раз возле дома Душковых.

Он как юноша вбежал по лестнице и забарабанил в дверь:

«Открывайте, кто-нибудь!»

Постучал второй раз, и третий. Наконец, дверь приоткрылась, показалась голова пожилой пани:

«Господа уже месяц, как на Бертрамке, а пани Душкова ещё из Германии не вернулась».

Моцарт поклонился, поблагодарил. Спускаясь по лестнице, хлопнул себя по лбу:

«Я и не заметил, а ведь давно уже настоящая весна!»

Кивнул проезжающему кучеру:

«К театру Ностица. Побыстрее, пожалуйста, я очень тороплюсь».

Кучер поддал кнутом, как саблей, кони с места рванули вперёд, но душа Амадея летела ещё быстрее! Привратник Зима не верит своим глазам:

«Пан Моцарт, вы снова в Праге! Но вот жалость-то какая, вот жалость!»

«Да в чём же жалость, друг мой Зима?»

«Пана Гвардасони нет на месте, вот что».

«А где же он?»

«Уехал из Праги».

«Куда? Когда вернётся?»

«Вот уж если бы я знал!», – продолжал жалобно причитать верный служака, не отрывая глаз от своего любимчика, но объяснить ничего толком не мог. Ясно одно: Гвардасони отсутствует, вместо него директором сейчас пан Вар.

«Когда вернётся – не знаю и думаю, никто не знает. В канцелярии никого нет».

Моцарт не собирался продолжать бессмысленный разговор, поблагодарил и снова в коляску:

«На Бертрамку!»

«Куда, простите, милостивый пан?»

Этот вопрос кучера услышал Зима, провожавший маэстро, он и разъяснил дорогу хозяину лошадей. У того сразу посветлели глаза, понял, куда надо ехать.

А у Моцарта взгляд, наоборот, теперь утратил первоначальную радость:

«Ну, предположим, письмо-то от Констанции я найду на Бертрамке, но что делать с Гвардасони? Возможно, Душек что-нибудь знает, положусь на него».

Навстречу коляске зашумели тополя императорского тракта, а вот и каштаны, уже отцветают! В последний раз, в ноябре 1787 года, вокруг кареты кружили золотые листья, а сегодня его встречает запах акаций. А вот и верный страж Бертрамки, Волк, лает на незнакомых лошадей, расшумелся, нарушая покой и тишину в усадьбе.

Все обитатели высыпали во двор. Увидели господина в треуголке, радостно вздыхают: сам пан Моцарт, словно с неба к нам свалился. Да-да, это он, только немного побледнели, милостьпан, да на лице у вас будто тень какая, грустите о чём-то. Господина нет дома, к сожалению, но к вечеру вернётся.

Домоправительница пани Людмила сообщила всё это и вдруг радостно всплеснула руками:

«Здесь есть письмо из Вены от вашей госпожи, сейчас мигом принесу!»

Одним движением она была уже на лестнице, и пока Моцарт расспрашивал семейство приказчика о здоровье да всё удивлялся, как выросла Анинка за два года, Людмила была тут как тут с письмом в руке:

«Вот оно, пожалуйста», – запыхалась и порозовела, протянула запечатанную бумагу.

Моцарт тут же, забыв о присутствующих, схватил долгожданное письмо, быстро двинулся с ним по садовой дорожке, всё выше, выше, дошёл до каменного стола, где ещё не так давно писал своего «Каменного гостя».

Сел на лавку и дрожащими пальцами распечатал драгоценный лист. Садовые деревья отцветали, ветерок разбрасывал лепестки яблонь и груш, они танцевали в воздухе вокруг взволнованного Моцарта.

Он не слышал ни песни дрозда, ни многоголосого приветствия от других птичек-певуний, его подружек ещё с «донжуановских» времён. Письмо от Констанции прочитал дважды, трижды, и ещё раз пробежал глазами. Поднял голову, огляделся вокруг. Нежная зелень так и звала к себе: «к нам, к нам, иди сюда».

Заметил светлую девичью головку, она выглядывала из-за каменного стола. Ребёнок гармонично сливался с природой весеннего сада. Моцарт погладил девочку по волосам, она протянула ему несколько роз, свежих, весенних, но с колючими шипами.

Моцарт поспешил спуститься вниз, к дому. Чувствовал, что надо бы вернуться в Прагу, выяснить, что там с Гвардасони. Правда, от обеда, предложенного пани Людмилой, отказаться был не в силах, очень проголодался. Ел торопливо, даже жадно, весь раскраснелся:

«Тороплюсь, надо быстрее в город. Что там с этим Гвардасони…».

Колючие розы лежали на белоснежной скатерти и своим настойчивым запахом напоминали: «Пожалуйста, немного водички». Он поставил цветы в вазу на клавир и тут же забыл о них, быстро вышел из салона, поблагодарил хозяйку и поспешил к карете:

«Вечером вернусь, пани Людмила. Если Франтишек приедет раньше, скажите ему, что я здесь»

«Останетесь у нас?»

«Там будет видно», – он уже из экипажа помахал рукой всей прислуге с приказчиком Томашем во главе.

– 2 —

«Куда прикажете ехать?»

«На Старомнестский рынок в Тынскую школу, к Праупнеру», – сказал наобум. Не хотелось ехать к «Грозди». Чувствовал, внезапное исчезновение Гвардасони не случайно и несёт какую-то угрозу их апрельскому договору о новой опере. И всё же продолжал тешить себя надеждой, может, тот поехал в Драждьяны, к нему, уточнять подробности контракта, а он, Моцарт, за этим же приехал в Прагу, вот они и разминулись.