Снег, собака, нога - Морандини Клаудио

— Да господи помилуй! — смеется лесник. — Это же животные, им нужно бегать. Хотя… — Долгое молчание, необъяснимая улыбочка. — …Хотя по закону собак надо держать на привязи и в наморднике.

— Но это не мой пес, — возражает Адельмо Фарандола, — я его не знаю! Он сам ко мне прицепился, мне даже неизвестно, как его зовут.

— Ясно, ясно.

— Я собак терпеть не могу!

— Да ладно, могу себе представить. И потом, это собаки, так уж они устроены. Знаете, а у меня тоже были собаки.

Молчание. Видимо, лесник ждет, что у него спросят про собак. Но Адельмо Фарандола упорно молчит.

— В общем, в следующий раз надевайте на него намордник, когда выпускаете его гулять. Так мне не придется в него стрелять.

— Хорошо, — говорит Адельмо Фарандола. «Стрелять в него, — думает он. — Стрелять в него».

— Таковы правила, ничего не поделаешь. Если б я им точно следовал, этот пес был бы уже мертв.

— Ясно.

— Вы про это не забудете?

— Про что?

— Про намордник. У вас же он есть?

— Конечно, — отвечает Адельмо Фарандола.

Но это неправда, у него в хижине нет намордников, у него никогда не было собачьих намордников. Это немыслимо, чтобы на пастушьего пса надевали намордник, как он будет справляться со своей работой с завязанной мордой?

— Ну и славно. А сейчас, если не сильно помешаю, я бы с удовольствием воды выпил.

— Воды?

— Да, пожалуйста. Страшно пить хочется. Мы можем войти?

— Сволочь любопытная, — говорит Адельмо Фарандола, когда лесник наконец уходит.

Он знает, зачем тот приходил. Парень его браконьером считает. Забирается досюда якобы браконьеров ловить, но на самом деле в него метит, в Фарандолу Адельмо. В него, а он и стрелял-то всего пару раз — в животных больных или отбившихся от стада. Или в тех, которые приходили последнюю траву у хижины общипать. Или в тех, которые спускались с отвесных скал, привлеченные запахом сена, которое он раскладывал в сарае, и готовился стрелять в них, как только они спокойно наклонялись к еде.

— И что такого, — обращается он к явившемуся псу, — они все равно бы умерли. Ты же видишь, они слабые, хромают, плачут. Я им милость сделал.

— Если так посмотреть, — прибавляет пес, — все умрут рано или поздно, верно ведь? Ты это как-то уже сказал. Но, может, мы о другом побеседуем?

Псу эта тема не нравится. В последний раз, когда они о таком говорили, Адельмо Фарандола намекнул, что если никто ему на мушку не попадет, то он, недолго думая, убьет пса и съест.

— Но, если б не было этих тварей, что б я делал? Пришлось бы тебя съесть, — и в самом деле говорит человек с легкой ухмылкой.

— Знаешь, а мне вот совсем не смешно, — отвечает пес. — И раньше смешно не было.

— Да, правда, тут ничего смешного.

— Совершенно.

У Адельмо Фарандолы никакого разрешения на оружие нет, он не следует правилам. Это его долина. Его животные. Воздух его. Ну ладно, его и его брата, но брат живет далеко, он такой весь из себя важный, что в эту впадину, полную камней, ногой не ступит, они ее за бесценок взяли, но брат всегда считал, что это неудачная сделка, выброшенные деньги. «Здесь кругом всё мое, — думает Адельмо Фарандола, разводя огонь. — Всё. Всё».

Лесник следит за ним издали в подзорную трубу, словно он дикий зверь. Ну так Адельмо Фарандола начинает прятаться, передвигаться на четвереньках, ползать вокруг камней, в зарослях. И оттуда, незамеченный, в свою очередь выслеживать лесника.

Пес осторожно следует за ним.

— Забавно, — говорит он.

— Тихо, молчок!

— Лаять нельзя?

— Нет.

— Ну хоть разочек гавкнуть, смеха ради?

— Нет.

Лесник подходит, отходит, оглядывается. Кажется, он встревожен.

— Вот ведь гад любопытный, — рычит Адельмо Фарандола.

— Гад любопытный, точно, — рычит и пес. — Что делать будем, подкрадемся сзади и нападем?

— Нет.

— А мы бы его врасплох застали. Вот это было б забавно! Ух, как мне такого хочется!

Адельмо Фарандола молчит, и вид у него свирепый.

Семь

Лесник не сдается. Вот он пару дней спустя торчит в траве, как пугало. Впадина тиха, пуста и мрачна — низкие тучи укрывают всю долину и готовы обрушить в нее мокрый снег. Адельмо Фарандола выходит из хижины, проскальзывает по лугу, укрывается за валунами, которые отступающий ледник оставил на лугу тысячелетия назад.

Но лесник идет ему навстречу, в этот раз он быстр и уверен. Адельмо Фарандола прячется, сидит не шевелясь, почти не дышит. Пес около него, распластался по земле, вывалил язык от счастья, глаза блестят — он вспоминает, как когда-то охотился.

— Здравствуйте! — внезапно произносит лесник, представая перед этой парочкой.

Пес громко лает от неожиданности.

— Хороший, хороший, — говорит Адельмо.

— Как дела?

Адельмо Фарандола отвечает обычным своим бормотанием.

— Снегопад намечается?

— М-да.

— Слушайте, может, вы встанете? Мне так сложно разговаривать.

Старик с трудом поднимается. Пес уже сидит и ждет, что его погладят.

— Ну вот. Так я хоть в глаза вам смотреть могу. Мне нравится смотреть людям в глаза. А вам?

— Я не люблю людей.

— Ну, это я уже понял, — смеется лесник. — И вы, как всегда, правы. Но, слушайте, я хотел сказать…

— Да нет у меня никакого ружья! Отстаньте от меня уже!

— Да я не про ружье хотел поговорить, — лесник слегка удивлен. — Не нужно мне ваше ружье. Допустим, оно у вас есть. Я вот тут подумал, зима уже наступает, и жить тут, в горах, может быть сложно, ну, то есть вам, одному, вы бы перебрались пониже — к родственникам или к другу?

— У меня нет родственников.

— А ваш брат?

«Что он про брата знает? — думает Адельмо Фарандола. — Кто этому типу сказал, что у меня есть брат?»

— Умер мой брат, — соврал старик.

— О, я не знал, простите.

— Ничего.

— Когда это случилось?

— Давно.

— Примите мои искренние соболезнования.

— Да ничего.

Лесник молчит, обдумывает.

— Но у вас все хорошо? Правда хорошо? Простите, что спрашиваю, но…

Адельмо Фарандола делает непонятный жест, словно объясняет, что у него все отлично и ему на все плевать.

— …Но мне показалось, что вы себя неважно чувствуете. В смысле здоровья. Здесь холодно. Но это не потому, не из-за холода, я про одиночество. Вы один.

— Я не один, — говорит старик и смотрит на пса, а тот, сияя от благодарности, уставился на него в ответ.

— Животные составляют компанию, верно, но это не человек. Вам нужны люди. А то начнете вести себя как звери, которых видите. Люди нужны. Друг, родственник какой-нибудь. Или там, не знаю, женщина.

Адельмо Фарандола фыркает.

— Да, родственник. Женщин не надо, вы правы. Кто-нибудь из родни. Это, наверное, самый простой выход. У вас никого в живых не осталось? Может, двоюродный кто-нибудь или троюродный?

Адельмо Фарандола молчит, надеясь, что тот отстанет. Даже изображает зевоту.

— Я за вас беспокоюсь, — настаивает лесник. — Честно. Беспокоюсь. Не хочу, чтобы вы тут оставались зимой.

— У меня есть все, что нужно.

— Не в этом дело.

* * *

Когда приходит зима, Адельмо Фарандола замечает, что позволил псу оставаться в хижине по ночам. Он видит, как пес, вздохнув, сворачивается у ножек кровати. «Он стал моим спутником, — думает человек, — может, спутником жизни». Когда точно это случилось, он не знает. Не знает, как давно перестал давать псу пинка просто потому, что ему нравится видеть, как тот подскакивает, или из удовольствия заставить его подчиняться без всякой нужды. «Ты его наказываешь неизвестно за что, он сам поймет», — сказал он себе какое-то время назад. Но сейчас настала зима, и снегопады уже возводят вокруг дома и у двери белую стену, и ему не доставляет больше удовольствия наказывать пса, он предпочитает держать его рядом. Иногда даже берет его на руки — пес большой и косматый — и садится, держа его перед собой, словно это старый плед. Пес блаженствует и, благодарный, хочет облизать его, но Адельмо Фарандола отворачивается, потому что ему не нравится быть облизанным, слюна оставляет на лице холодную полосу.