Горбатые мили - Лев Черепанов

Нонна нагнулась поправить дорожку, утирая слезы, не увидела ее: пальцы ткнулись рядом, в палубу.

2

Полный с университетским значком майор милиции легонько подтолкнул Венку, отвыкшего от яркого света, к Назару.

Ремень из вывоженных в чем-то, как в муке, Венкиных брюк, остался за дверью, в помещении вытрезвителя. Венке пришлось поддерживать их сунутыми в карманы руками, не то б спали. Левый край его летнего тельника с пузырем напротив запястья едва держался на ниточке, возле уха багровела растянутая ссадина.

«Какой пассаж! Надо ж!.. — Чтобы не расхохотаться, Назар стиснул зубы. — Эк, угораздило-то тебя как, дух голубых просторов! Фор-марса-рей, вязать рифы вперемежку с непринужденной болтовней про гюйс и тому подобное. Судил, кто какой: ближе к океану — дальше. С таким апломбом! Где теперь у тебя то, что… не всякому чета? А расчетливо ленивое щегольство или утонченность? Не успел еще сказать, что подволок — это по-морскому потолок, переборка — стенка, комингс — порог. Ха-ха! С тобой придется мне повозиться в первую голову».

Подтолкнул под локоть Кузьму Никодимыча.

— Кузьма Никодимыч, не узнаешь?

Ошеломленный Венка уставился на отца, не веря себе:

— Рентгенолог… ты? В самом деле? — Подался вперед.

Болезненно напряженный Назар увидел, что у Кузьмы Никодимыча опять не та шея, очень красная, как натертая кирпичом.

Жалкий, не похожий на себя Венка вынул правую руку, чтобы помочь Кузьме Никодимычу встать, смеясь над собой, сказал:

— Не следовало мне пить больше. Уже после двух этих, с белой головкой, у меня перед глазами все пошло, поехало, понеслось. Не рассчитал!

В памяти Назара обрел новые оттенки недавний разговор с Кузьмой Никодимычем в машине. Спрашивал, как тот приехал в Находку, не в счет отпуска? Подброшенный на кромке ухаба Кузьма Никодимыч замотал головой, а уже потом, цепляясь за борт, прижимая себя к нему, чтобы не выпасть, сказал, что только вышел на пенсию и сразу у него начались сборы сюда.

Сейчас он не двигался.

— С-сынок! Сын! — слабо позвал. Тотчас как бы засмотрелся на что-то позади него. Только раньше чем ему упасть, Венка, не забыв про свои брюки, спеленал его рукой покрепче у груди. Тотчас же рядом с ним распрямился Назар, сказал:

— Давайте-ка на диван…

Он ненавидел Венку и за нелепый въезд в город, и за «перегруз» в ресторане, и за то, что посмел не как надо обратиться к отцу — лучше б не кричал: «Рентгенолог!» Не обиженный природой, здоровый Назар был тих и кроток. А Венку избил бы вгорячах или оборвал ему уши.

На базу тралфлота грузовик с Назаром, Кузьмой Никодимычем и Венкой влетел на самой большой скорости, свернул к управлению.

Назаром овладела тревога:

— А где «Тафуин»? Неужели… ушел?

— Эй! — крикнул рефрижераторный машинист Игнатич, еще не старый и уже с лысиной. — Сюда! — Крутанул над головой кепи. — В нашем распоряжении железное корыто. Подъезжайте, в нем вашего груза также полным-полно, всего понатолкано.

Назар вытянулся к нему по пояс, подал подержать пакет с документами.

— Сведи своего!.. — подсказал Венке, поторопил его подойти к дверце машины с того бока, где сидел с полуприкрытыми дремотными глазами Кузьма Никодимыч. Огляделся.

В центре бухты, откуда кругами расходились волны, неуклюже, в стесняющих пределах спячивался, разворачивался «Тафуин», чтобы выбраться из гущи себе подобных за мыс Астафьева, на пустынно-раздольный внешний рейд, в специально отведенный квадрат для устранения девиации, или, иначе, погрешностей в показаниях магнитных компасов, совершенно естественных после перемещений части оборудования и загрузки. Напротив чуть приподнималась баркентина, передвигаясь в то же время взад-вперед возле каменистого, изрядно захламленного берега. Словно не хотела отстать от своего собрата, разволновалась, не находила себе места.

Игнатич исподволь наблюдал за Назаром.

— Начнем?.. — обратился к нему Кузьма Никодимыч, преодолев в себе позыв по-настоящему отдышаться. — Не надейся, нас с тобой подменить некому.

— Ты чего?

— В самом деле. Залазь перекладывать. — Приподнял связку шахматных досок — тяжела или нет?

У входного трапа беспалубной баржи Венка помешкал, чтобы его нагнал Назар.

— Я знаю, какая у вас цель. — Он словно слинял и хотел снова стать тем же безудержным, взирающим на всех свысока, из-за чего Игнатич сразу остановился, отвел взгляд в сторону. Венка продолжал гнуть свое, наседал на Назара: — Ведь вы кто? Вдохновляющая, направляющая и организующая сила? Будете наставлять нас на путь праведников, выводить в люди? Чтобы мы работали — ух! Как черти. А вели себя словно ангелы.

Назар разгадал, чего он хотел. «Потешиться надо мной тебе надо! Вызываешь на себя воспитательный процесс!» Сказал:

— Сбегай, позови кого-нибудь. Пусть нам помогут.

Венка засучил рукава. Выхватил книгу из не очень крепко увязанной кипы и тут же, на ходу, пролистал ее, сунул под мышку.

— Ол райт![7] А насчет  н о в и ч к а… Что принял за него… Чего тут разводить! Экскюзь ми[8].

Под банку с кинолентами первым подставил спину сугубо сухопутный — один из жаждущих зашибить большие копейки.

— Это Клюз, — показал на него Назару Игнатич выразительно поднятым подбородком.

Названный унизительно Клюзом, отверстием в борту для якорной цепи, а если попросту — обыкновенной дырой, никак не выказал, что оскорбился.

Игнатич почесал лысину и взвалил на себя увесистый мешок с имуществом для любительской фотолаборатории. За ним с явной неохотой к монтажному столику потянулся тот, в бушлате с чужого плеча, Бич-Два. Бич-Раз, человек моря, обхватил фанерный ящик с баяном.

Они тоже не отвергли урезанные прозвища; без  м е н. Так как бесспорно  с е л и  н а  м е л ь. Бич по-английски мель, мен — человек.

Когда Кузьма Никодимыч в изнеможении присел на стопку шайб к спортивной штанге, Назар не пропустил это, склонился над ним:

— Ну, как вы себя?.. Не надо ли сгонять за медициной?

— Нет! — сосредоточился на боли в сердце Кузьма Никодимыч. — У меня, — провел ладонью от плеча к грудной клетке, — в собственных запасах что-нибудь… есть.

Назар поискал, где «Тафуин».

— Тогда доглядите за всем.

— Венка! — просипел Кузьма Никодимыч. — Тебе что, погонялу надо? Или ты устал? Тогда я… — с трудом разогнул спину.

— Нет, нет! — Тому попался фолиант о хождении на восток от Камчатки «птенцов Петра» в крепко сбитых кочах — казачьих каравеллах.

3

Дима отирался на корме «Тафуина». Перед ним, внизу, на первую ступеньку висящего трапа взобрался Назар — вверху тотчас же сместились поддерживающие цепи. Это заметил Зельцеров, шагнул к борту: «Кто там? Не управленческий кто-нибудь?»

Ах как густо несло от поручней подпорченной рыбой! Не из-за того ли Назар вспомнил, что подлинные «морские волки» взбегают на свои суда не только легко, а непременно ни к чему не прикасаясь. Как взлетают, оставив позади себя все, что они пережили из-за чьей-то подлости или от коварства, не получив ни благ, ни утешений.

Опустил руки. Потом, очутясь на промысловой палубе, обошел распорные траловые доски, уже всем снаряженные — тросами определенной длины и блочками, завернул за траловую лебедку, за ее положенный набок барабан, влез в люк с коваными запорами, чтобы взять вправо, а затем двинуться прямо к носу. В провожатых он не нуждался, так как прекрасно изучил «Амурск», той же серии, что «Тафуин».

Отыскал дверь под медной табличкой «1-й пом. капитана».

Фанерованная, толщиной в три пальца, она распахнулась слишком широко, с сухим треском.

Большую часть бортовой переборки с парой иллюминаторов занимал письменный стол, чуть меньше капитанского, рядом, над креслом с гнутыми подлокотниками, взблескивал никелированным наборным диском телефон, а выше, над ним, серело пятно от снятых судовых часов. Слева разместились книжный шкаф и диван. Над стыком между ними, в багетовой раме, висела писанная акварелью морская баллада. Справа возвышался узкий и высокий платяной шкаф, втиснутый между койкой за драпри и фаянсовой раковиной с кранами для умывания.

С полубака, или с носовой части траулера, в полуоткрытый люк впрыгнул второй штурман Лето. Лязгнули задрайки.

Назар стоял в коридоре как раз напротив входа в свою каюту, не спешил войти в нее.

«Тэк-с. Передо мною не кто иной, как первый, — заговорил с собой Лето. — Только чего мешкает-то? Мо быть?.. А? В смятенье?»

— Мое вам! — поприветствовал.

Чтобы он беспрепятственно прошел мимо, Назар прижался спиной к переборке:

— Добрый день!

А перед «Тафуином» уже разворачивалась бухта. Сначала, справа налево, проплыли массивные заводские корпуса, за ними — ошвартованные у рыбного порта рефрижераторы под сенью наших, отечественных кранов, а также купленных иностранцев: «блейхертов», «ганцев», «вашингтонов»… Одновременно по городу, от вершины бухты Находки к выходу из нее, по всем улицам-террасам, по стеклам бесчисленных окон передвигался нестерпимо яркий отраженный сверк.