БУХАРСКАЯ АРМИЯ. 1917 — 1920 - Николай Заяц

Кроме этих и других частей Бухарская армия пополнилась новыми «элитными» полками: Турецким, Шевским и Арабским. Последние два обычно именовались в сводках «казачьими».

Турецкий полк («Сирбазы-пиада») располагался в Хармызасе, в 6 км от Бухары. Он состоял почти исключительно из турок, в основном бежавших военнопленных и солдат из турецких войск на Кавказе и в Персии. Контрразведка в июне 1919 г. «в точности» определяла его численность в 1250 чел. Кроме них, было «10 человек бухарцев… 60-70 афганцев, часть которых поступила в армию, чтобы не быть выселенными из Бухары, около 150 человек русских подданных сартов и киргиз». Командный состав был бухарский, усиленный 10 турецкими офицерами – по некоторым данным, присланных султаном{126}. Вооружен полк был английскими винтовками, выданными за месяц до этого. «Английские винтовки попали туда от закаспийских туркмен, на человека до 50 патрон. В полку имеются 2 пулемета и 1 трехдюймовое клиновое орудие русского образца. Патронташи русского образца. Обувь, ботинки хорошего качества... Полк считается с военной точки зрения первоклассным и лучшим в армии». Впоследствии полк, очевидно, был пополнен до 2000.

Арабский казачий полк («Араб-Каоказ») в 500 чел. располагался в местности Шир-Будун, в 3 км от столицы по направлению к Кагану. Почти весь состоял из туркмен, набранных в Карши, Гузаре, Креки-Келифе, Бурдалыке и Термезе.

Шевский полк в 900 чел. состоял из реформированных конных сотен джиляу и учеников медресе – духовных училищ. Располагался у высохшего озера Шур-Куль. Унтер-офицеры были вооружены трехлинейками, а рядовые – берданками: на ружьё до 50 патрон, из них 35 на ремнях «кавказского образца, на кожаном треугольнике англо-индийского образца, называют их афганскими...».

Кубанский полк стоял в местности Куна-Каган, в 3 км от ст. Каган. Унтер-офицеры и ¼ рядовых имели трехлинейки, остальные – берданы: «У всех шашки разного русского образца». То же, очевидно, касалось и Терского полка{127}.

К сожалению, конкретные данные об этих и других подобных частях в доступных ныне источниках сильно разнятся. Советские авторы не могли даже договориться об их численности. Так, по одним данным, в декабре 1919 г. в Бухаре «было всадников-нокеров: турецких 1200, арабских 800, кубанских и терских казаков 1400, туркменских 400, русских белогвардейцев 400»{128}. По другим данным, в июне 1920 г. насчитывалось 2000 турок, 2000 туркмен, 2000 афганцев, 400 терцев{129}. К концу июля 1920 г. в резиденции эмира были «тюрский полк в составе 200 штыков, туркменский отряд в 2000 штыков, афганский – 200, персидский – 40 и шефский – 400 штыков»{130}. Совсем уж недоумение вызывает советская статья: «Были сведения, что полки Шевский (800 сабель), Арабский (800 сабель) и Турецкий (1 200 сабель) вооружены английскими автоматическими винтовками»{131}.

Заслуживают внимания и официальные данные штаба Самаркандско-Бухарской группы Туркестанского фронта. Согласно им, к 12 июня 1920 г. в бухарской армии были:

Шефский полк в Ситораи Мохи-хоса: 860 чел. с трехлинейными винтовками;

Турецкий полк, расположенный там же: 2600 чел., вооружен наполовину трехлинейными, наполовину английскими винтовками{132};

Терский конный полк в Старом Кагане: 800 чел., вооруженный берданками, трехлинейными и английскими винтовками;

Кубанский конный полк в Старом Кагане и на станции: 360 чел., вооруженный берданками и трехлинейными винтовками;

Арабский конный полк: по 100 человек у каждых ворот Старой Бухары и 200 человек в саду кази-каляна, вооружение смешанное;

Ширабудинский полк: 500-600 чел., вооруженный берданами и шомпольными ружьями;

Джамбулафурский пехотный батальон, расквартированный по ж.-д. станциям, вооружен берданами;

Туркмены, пришедшие в июле из Керки в числе 300 чел., вооруженные разными винтовками.

По тем же данным, на вооружении бухарских войск состояло: пулеметов – 40, орудий местных – 24, орудий русских – 10{133}. Это был значительный шаг вперед, учитывая, что тот же П.П.Введенский считал, что у бухарцев к апрелю 1919 г. было не более 12 тыс. винтовок, из которых пятизарядных до 6-7 тыс.; а также до 10 пулеметов и до 4-6 новейших орудий{134}.

Наиболее надежными считались турецкие и афганские части. Известно, что афганская пулеметная команда насчитывала 125 человек при 12 пулеметах{135}. Советские очевидцы также отмечали хорошую работу афганских артиллеристов.

Таким образом, хотя армия эмира была в целом на плохом уровне, ему удалось обеспечить ее количественный рост, слабо отразившийся, впрочем, на качестве. Понимая это, эмир в основном сосредотачивал войска в столице, для оборонительных боев. Однако этот расчет его не спас.

Униформа

Упоминания о форме бухарской армии в описываемый период, к сожалению, весьма отрывочны и неполны. Тем не менее, на их основе можно составить довольно определенное представление о ее внешнем виде.

После подчинения Бухары России бухарская армия носила форму русского образца: красные мундиры (в артиллерии черные) с красными погонами, белые шаровары, черные мерлушковые папахи. К началу ХХ в. их заменили черные мундиры и сюртуки, черные парадные и красные повседневные шаровары. Летом – белые гимнастерки и белые кители с медными и оловянными пуговицами. Головным убором были низкие бараньи шапки, обувью – сапоги русского или бухарского образца. Погоны и петлицы малинового цвета.

Впрочем, судя по всему, четкой системы не было, и офицеры часто позволяли себе свободное творчество. Особенно среди них были популярны лаковые сапоги, лампасы и русские золотые погоны. Так, С. Айни вспоминал о внешнем виде начальника «вторничьей пехоты»: «На нем был черный мундир из тонкого сукна и штаны с красными лампасами, на плечах красовались золотые погоны, на голове – кунья шапка, на ногах – лаковые сапоги. На левой стороне груди у него блестел орден "Благородной Бухары"». Похожий вид был у младших офицеров: «Молодой сотник лет двадцати пяти, одетый в голубого цвета однотонный мундир, такого же цвета штаны с узкими лампасами, в лаковых сапогах, в папахе из дорогого каракуля, с погонами, шитыми золотом…»{136}. Советский ветеран также вспоминал: «Я не раз видел эмирских сарбазов (солдат). Они напоминали китайцев времен последнего богдыхана: недисциплинированные, необстрелянные, собранные с бору по сосенке. Среди них много помилованных преступников. В широких красных шароварах и ярких куртках, вооруженные допотопными берданками, которыми все равно они не умели владеть, – единственную цель они видели в грабеже. Еще лучше «генералы». Желая походить на европейцев, «генералы» щеголяли в погонах, скупленных по дешевке у русских старьевщиков. Я видел одного в ярко-красных шароварах с широким золотым лампасом, в затейливом мундире голубого шелка с массой нашитых шнуров и позументов спереди, с боков и сзади. На одном плече у него была пышная генеральская эполета с вензелем Александра II. На другом – дешевенькая, потускневшая эполетка корнета без бахромы»{137}.

Разные русские погоны на форме были характерной деталью, запомнившейся многим современникам; пуговицы на мундирах были, как правило, тоже разного образца. Это показывает, что погоны в бухарской армии были не столько знаками различия, сколько украшением, копирующим русский образец. Похожей была, очевидно, и форма рядовых. Русская газета писала в 1911 г.: «Типичная мешковатая фигура бухарского воина в неуклюжей «форме», из-под которой нескромно выглядывает синий халат, и со странным – нередко фитильным – ружьём производит довольно комическое впечатление»{138}. Похожую картину застал один путешественник в 1913 г.: «Все 14 солдат были одеты в синие блузы и в ярко-красные шаровары, на голове у всех красовались кепи, несколько напоминающие головной убор французских солдат»{139}.

Отдельная форма была у «казачьей» конницы. Согласно воспоминаниям, она действительно носила «казачью» форму – черкески, папахи, бешметы: «все было как у царских казаков, даже лампасы на цветных штанах и нагайки, которыми лупили наотмашь по башкам…»{140}. Различались они по цвету прибора, видимо, копирующим казачий: «По цвету одежды различались три отряда: "кубанский", "терский" и "турецкий". Хотя каждый отряд и имел свою форму, но она скорее напоминала цирковую, чем военную»{141}. Писатель Крестовский так описывал встреченный в 1887 г. конвой: «Позади музыкантов стояла конная толпа офицеров, одетых в форменные чекмени, с галунами и газырями на груди, покроем в роде наших конно-иррегулярных кавказских. На всех красовались серебряные кованые эполеты русского образца со штаб-офицерскими кистями. В цвете этих мундиров замечалась некоторая пестрота: у одних черные, у других темно-синие, у тех красные, у этих бирюзовые, зеленые, гороховые, серые, чему соответствовал и цвет тульи на высоких островерхих шапках из черной мерлушки». Он же упоминал казачьего командира в желтом кафтане с серебряным позументом{142}.