Василий Храбрый - Сычев К. В.

– Ты очень добр, сын мой, как Божий голубь! – сказал с улыбкой черниговский епископ. – Как справедливо решил это непростое дело! Береги семя своего батюшки, потому как оно упало на благодатную землю! Та славная женка Домена пусть и была невенчанной зазнобой твоего батюшки, однако эта красавица очень любила нашего князя Романа Михалыча и принесла ему радость-утешение…Домена набожна, почтительна к священникам и православной вере, бывает, как подобает, на исповеди, приносит нашей святой церкви жертвенные подарки. И ее родственники – тоже почтенные люди! А ее братец, еще только стал отроком, но уже подает большие надежды! У него такое славное имя! Нафанаил! Он может в будущем стать православным священником и сохранит это имя при получении сана! Конечно, если это благословит наш Господь!

– Неужели? – воскликнул, почувствовав живой интерес, князь Олег. – Значит, этот младенец любит нашего Господа и православную веру?

– Именно так, сын мой! – весело ответил отец Арсений. – Он всем сердцем привязан к Господу и нашей святой вере! Я приставил к нему наставником отца Михаила, которого назначил этой весной настоятелем Покровской церкви…Отец Михаил тоже его очень хвалит при каждой со мной встрече и прочит в Божьи слуги…Однако я тут заговорился, великий князь, и забыл рассказать еще об одном деле. Пришла весть, что смоленские князья ходили в поганый Сарай к самому царю Тохтэ. И татарский царь пожаловал князю Александру Глебычу Смоленск, как законную вотчину! А его сыну Василию дал прозвище «Храбрый»!

– За что же он оказал моему племяннику такую честь? – удивился князь Олег. – Неужели этот молодой княжич сумел отличиться перед великим царем?

– Этот Василий высказал, как мне по секрету сообщил один сарайский человек тамошнего владыки, много гневных слов о царе Ногае и прилюдно просил жестоко его наказать за смерть твоего батюшки Романа Михалыча! Для этого надо немало храбрости!

– Вот молодец славный княжич Василий! – сказал, не скрывая радости, князь Олег. – Вот кого надо звать сюда в Брянск на княженье! Есть, слава Господу, моя замена на этом бренном «столе»! Я не один раз говорил об этом с батюшкой!

– Что ты, сын мой! – испугался владыка. – Этого не надо! Сам посиди на своем «столе»! Это место – только для тебя! Разве ты не знаешь, что ни один твой дядька не пожелал черниговский «стол»? Ни Мстислав Карачевский, ни Симеон Глуховский! Все отказались от такой чести, приятной на словах, но тягостной в делах! Великокняжеская доля – не сладкий мед, но тяжелое бремя! В этом тоже заключается служба нашему господу Богу!

– Ох, святой отец, лучше бы Господь освободил меня от этого бремени и привел в лоно нашей святой церкви! – сказал с грустью князь Олег. – Тяжела для меня эта княжеская шапка! Лучше лечь в святую землю! Даже покойнику в гробу лучше, чем мне на княжеском «столе»! Вот уже почти ничего не решили, а мне от этих слов стало плохо! А вечером еще сидеть на суде…Лучше бы отслужить в святости вечерню или провести время в благостных молитвах…А может, освободишь меня, владыка, от этого суда? Разве вы сами с боярами не справитесь?

– Ну, если так, великий князь, и ты хочешь помолиться Господу, – улыбнулся отец Арсений, – тогда не томи свое жаркое сердце! Нам не впервой вести твой княжеский суд! Тогда пойду к твоим боярам и посоветуюсь с ними, как нам без тебя судить, чтобы не было ущерба ни правде, ни совести перед нашим Господом!

ГЛАВА 4

ЛЮБИМЫЙ ЗЯТЬ НОГАЯ

– Уху-ху!!! – кричали татары, ударяя колотушками по звонким медным пластинам, подвешенным к лошадиным шеям. Степь гудела и гремела от криков Ногаевых воинов и звона металла: великий темник развлекался облавной охотой.

Сам Ногай, постаревший и ожиревший, медленно ехал в окружении верных людей и телохранителей. В последнее время татарский воевода сильно обленился: в военные походы не ходил, поскольку уже давно «замирил» соседние народы, платившие ему дань, на прогулки в родные степи почти не выезжал и больше пребывал в своей большой зеленой юрте, где возлежал среди жен и наложниц.

Вопреки своим собственным правилам вести подвижную и трезвую жизнь, Ногай сразу же после свадьбы своей любимой дочери с ярославским князем Федором Ростиславовичем ударился в пьянство, пристрастившись к сладким греческим винам. В ежедневных застольях, которые устраивал татарский военачальник, его сотрапезником был новоиспеченный зять, который ни в чем не уступал своему тестю: явившись в Ногаев шатер сразу же после полудня, князь Федор лишь поздно ночью возвращался в свою богатую юрту да и то с помощью верных слуг – крепкие греческие вина ослабляли ноги уже немолодого русского князя.

Пребывая в сильном подпитии, Ногай со своим зятем забыли о времени и не спешили выполнять принятые ими решения о введении князя Федора во владение Черниговом и Смоленском. Напрасно полагали ордынский хан Тохтэ и его советник Угэчи, что Ногаевы войска не идут в поход на Смоленск по причине богатых сарайских подарков. Все было значительно проще: уверенный в своих силах и убаюканный долгим миром Ногай просто «загулял». Такое положение дел не устраивало первую жену Ногая Чапай, которая до недавнего времени управляла своим супругом: оглушаемый винными парами Ногай стал раздражителен и даже, порой, злым. Однажды, во время очередной попойки, когда Чапай попыталась вразумить своего супруга прекратить оргию, последний пригрозил ей, что если она не успокоится и не перестанет влезать в его жизнь, он сделает своей первой женой Яйлак-хатун!

Обиженная Чапай на время оставила своего буйного супруга в покое, однако тишина в Ногаевом семействе не установилась. На смену матери пришла дочь. Молодая жена князя Федора Кончэ тоже была недовольна застольями отца, поскольку ее супруг почти все свободное время проводил в пирах, домой возвращался едва живым и совсем не уделял внимания жене. Некоторое время дочь ходила жаловаться к матери, а потом – к отцу, но ничего от них не добилась. Так бы и продолжалось «веселье», если бы не приближенные и военачальники татарского полководца. У татар не было принято чрезмерное пьянство, к винам они прибегали крайне редко и в качестве напитка предпочитали кумыс. Беспробудное пьянство их повелителя стало поводом для ропота и беспокойства среди многочисленного воинства Ногая и даже челяди.

Наконец, верный Ногаев советник Хутула попытался каким-то образом повлиять на своего повелителя и отвратить знаменитого полководца от пьянства. Не раз и не два заводил он разговор с Ногаем о необходимости прекратить разгульную жизнь и вернуться к прежним занятиям. Но на его советы Ногай лишь смеялся и говорил: – Мне нет смысла менять свою жизнь, Хутула! Зачем возвращаться на прежний путь? Ничто не дает моей душе утешения, кроме заморского вина…Да и в походы некуда ходить…Разве что только на нашего родственника Абаку-хана? Но нам не одолеть этого славного воина! Среди нас нет таких воинов, кто бы смог сражаться с сыном отважного Хулагу! Даже славный коназ-урус Ромэнэ умер! Это тоже невосполнимая для нас утрата! Никто не заменит того отважного воина! А его сын Олэгэ – не воин, а человек его распятого Бога…Ох, Хутула, мне так скучно и муторно на душе, что только вино помогает!