Фамильяр и ночница - Людмила Семенова

перезвон колокольцев и удалые напевы под гармонь.

— Что это, Рикко? — прошептала она, испуганно сжав руку парня.

— Видимо, хозяева леса свадьбу празднуют, — улыбнулся он. — Они в это время любят пошуметь, как и вы! Не желаешь ли посмотреть поближе?

— Это как? Хочешь сказать, я смогу увидеть их собственными глазами?

— А разве силы природы ни разу тебе не показывались? — удивился Рикхард.

— Нет, Мелания говорила, что нам это ни к чему, — мол, духов все равно не перехитрить, так что лучше нам за своей вотчиной смотреть, а в их дела не соваться.

— Ну, что не перехитрить — тут твоя хозяйка права, а вот дружить с ними стоит, если не хочешь когда-нибудь получить ответку, — серьезно промолвил парень. — Никакое колдовство не проходит мимо властей мироздания, хотя многие люди все же пытаются их обмануть. Но это очень опасная игра, Дана. Не стоит отягощать свою старость грузом такой вины.

— О старости пока рано думать, — несмело улыбнулась Дана. — Но ты вправду покажешь мне их свадьбу? Не шутишь?

— Почему бы и нет, — уже веселее отозвался Рикхард и потрепал ее по плечу. — Ты же никому не расскажешь?

«Еще этого не хватало! Тогда в артели решат, что у меня снова начались помутнения, — усмехнулась про себя Дана, — и уже вовсе не станут церемониться». Рикхард, вероятно, понял ее без слов и показал вглубь леса:

— Смотри вот туда!

На глазах Даны муравейники, ягодные кусты и бледные лесные цветы исчезли, а травяной покров завибрировал, стал проваливаться и скрипеть под ногами, словно темно-изумрудный снег. Огоньки сияли все ярче и из них сплетались причудливые полупрозрачные силуэты — худые человеческие фигуры или скелеты, держащие в пальцах трепещущее пламя, птицы с женскими головами и широкими черными крыльями, клубки перьев или шерсти, на которых виднелись одни горящие глаза.

— Что это, Рикко? — прошептала Дана, чувствуя, как во рту мгновенно пересохло.

— Неупокоенные души. Многие из них принадлежат людям, которые проводили новые границы между нашими землями и не всегда измеряли по правилам. Вот теперь они обречены блуждать и мерить без конца, пока не исправят ошибку. Есть и девы, покинувшие мир до свадьбы, и нежеланные дети, и опостылевшие старики, — таких особенно жаль… Ты не бойся, сейчас они тебя не тронут. Им просто хочется немного погулять на празднике, вспомнить, как они были живыми.

— Ты так говоришь, будто знаешь их давным-давно, — заметила Дана, — и много раз бывал в этом лесу.

— Да все леса похожи, и в вашем краю, и у нас, на севере. Природа всегда принимает обратно своих неприкаянных детей, если от тех отреклись сородичи. Поэтому никогда не думай, что ты одна на свете и никому нет до тебя дела, Дана! Но только от людей зависит, каким будет последний приют для души, и увы, многие злоупотребляют этой ответственностью.

— Мне пару раз доводилось бывать на свадьбах, но таких гостей я еще не видала, — призналась Дана, чувствуя, что страх понемногу ее оставляет. Почему-то она все больше проникалась к Рикхарду доверием, какого не чувствовала ни к матери в детстве, ни к женщинам в артели. Тем временем силуэты стали оседать наземь и вновь превратились в огоньки, а вдали вновь послышался звон колокольчика и скрип полозьев.

— Вот и приближается свадебный поезд, — улыбнулся Рикхард. Из-за деревьев показались большие сани, в которые были запряжены три крепких вепря-секача с блестящей темной щетиной и золотыми лентами. Дана рассмотрела, что сани сложены из толстых кусков коры, поросших пышных мхом, а полозья обвивали шипящие гадюки.

Поежившись, девушка перевела взгляд на пассажиров. Во главе стояла очень высокая мужская фигура, угловатая, но по-своему изящная, как могучее дерево. Косматые волосы цвета осенней хвои и такая же борода почти закрывали лицо, тело облегал шерстяной армяк, расшитый странными узорами. Женщина рядом с великаном была в длинном развевающемся платье, ее темные всклокоченные кудри отливали зеленью, словно мох на земле, их украшал венок из листьев, шишек и сухих ягод. Ее лицо также было трудно рассмотреть, но Дане показалось, что глаза у нее очень светлые, почти белые и какие-то тусклые.

За новобрачными, как предположила Дана, расположилось еще несколько женщин — все с распущенными волосами и странным хмельным блеском в глазах. А дальше сгрудилось несколько детей в таких же грубых одеяниях, что и у старших, украшенных только сухими цветами и каплями янтаря.

— А кто едет позади?

— Побочные жены лешего, — пояснил Рикхард. — Порой женщины убегают в лес от глубокого отчаяния, страха перед жизнью среди людей, и тогда он принимает их к себе. Главной супругой все равно станет лешачиха, потому что она сможет ему родить, но и они в обиде не останутся. А дети тоже человеческие, заведенные в чащу родителями из-за голода или от жестокости. Так и живут при лешем, и потом прекрасно ладят с его наследниками.

— Они что, навечно остаются здесь? — ужаснулась Дана. — Но как же так, Рикко? Ведь это безвременье, лимб! Эти люди мыкаются ни живы ни мертвы — разве это лучше той жизни, от которой они бежали?

— Дана, безвременье в природе и лимб, как его понимает церковь, — совсем не одно и то же, в лесу действуют свои законы. Но поверь, он может быть куда дружелюбнее, чем тебе кажется. А теперь давай пожелаем хозяину леса семейного счастья и прогуляемся еще в одно место, которое тебе следует увидеть.

Рикхард протянул Дане руку и она, поколебавшись немного, опасливо глянув вслед саням лешего, снова последовала за ним. На сей раз они спускались по высокому пригорку, где почва также оказалась скользкой, и девушка осторожно переставляла свои сапожки. Рикхарду же, казалось, все было нипочем, и он по всякому грунту мог идти как по городской булыжной мостовой.

Наконец они очутились перед рядом деревьев, необычайно близко стоящих друг к другу. Низкие ветви, покрытые пышной листвой, заслоняли им путь подобно шелковой занавеси в шатре. Но Рикхард невозмутимо раздвинул их и поманил Дану за собой.

— Какой же Иванов день без купания? — сказал он, лукаво улыбаясь. — Посмотри же, как это делают хозяйки озер и рек!

Перед ними простирался кратер, похожий на большую трещину в земле и наполненный прозрачной водой, от которой шел белый пар. В ней плескались, резвились и неспешно плавали нагие женщины разного возраста — то совсем юные и хрупкие, а то покореженные возрастом, с пергаментными шеями и отвисшими грудями. Но это их совсем не смущало, они с упоением нежились в воде или на пологом берегу, улегшись на бок. Некоторые бродили по траве или плясали, следуя ритму