Такое долгое странствие - Рохинтон Мистри

в доме! Что дальше? Никогда еще он вот так не вмешивался в ее кухонные дела. Да, порой заглядывал, особенно по воскресеньям, поднимал крышки, вдыхал ароматы, упрашивал ее, чтобы она приготовила качумбер[25] из лука, кориандра и острого зеленого чили к дхансаку[26], булькавшему в тот момент на плите. Но за двадцать один год их совместной жизни это был первый раз, когда он вторгался в ее хозяйство столь основательно, и она не знала, что это значит и как далеко может завести.

– Откуда у нас эта корзина? – спросил Густад, накрывая курицу широкой плетеной корзиной, которая с незапамятных времен висела на гвозде под кухонным потолком. Не то чтобы ему действительно важно было это узнать, просто хотелось что-то сказать, чтобы разрядить атмосферу, накалившуюся между ними с того момента, когда он вернулся с рынка Кроуфорд, неся в хозяйственной сумке что-то, беспокойно трепыхавшееся.

– Я не знаю, откуда у нас эта корзина, – коротко и сухо ответила Дильнаваз.

Он подозревал, что дело было в какой-то дурной примете, сведениями о которых пичкала ее мисс Кутпитья, но из предосторожности продолжил миролюбивым тоном:

– Ну наконец-то она пригодилась. Хорошо, что мы ее не выбросили. Интересно все же, откуда она у нас взялась?

– Я уже сказала: не знаю.

– Да-да, дорогая Дильну, сказала, – ласково ответил он. – На ближайшие два дня она станет домом для нашей курочки. Когда их накрываешь корзиной, они успокаиваются, мирно спят и набирают вес.

– Откуда мне это знать? В моей семье курицу всегда приносили домой уже зарезанной.

– Поверь, ты сама почувствуешь разницу во вкусе, когда через два дня она будет плавать в твоем коричневом соусе вместе с луком и картошкой. Ах-ах-ах, этот твой коричневый соус! Дильну, ты такая мастерица его готовить! – Он причмокнул губами.

План пришел Густаду в голову накануне. Ночью ему приснилось собственное детство, и, проснувшись, он вспомнил весь сон в подробностях: это был какой-то веселый праздничный день, дом звенел смехом и был полон цветов в вазах, над дверями висели нанизанные на веревку пучки можжевельника, и музыка, музыка, музыка весь день: «Сказки Венского леса», вальс Легара «Золото и серебро», «Вальс конькобежцев» Вальдтейфеля, «Весенние голоса», увертюра к «Летучей мыши» и многое, многое другое беспрерывно звучало из граммофона в его сне, между тем как бабушка рассылала слуг покупать особые травы и масалу[27] для приготовления праздничных блюд под ее неусыпным надзором.

Такое радостное волнение и такое счастье наполняли во сне любимый дом его детства, что, проснувшись, он ощутил острую печаль в сердце. Он не мог вспомнить, что именно праздновали в его сне – вероятно, чей-нибудь день рождения или юбилей, – но помнил, что отец принес с рынка живых цыплят, и они два дня перед торжеством набирали вес у них дома. Какой же веселый был праздник!

В детстве Густада в доме его родителей было принято покупать живых кур. Тощую битую птицу, ощипанную и выпотрошенную, бабушка не признавала. Густад помнил, как их приносил в корзине, балансировавшей у него на голове, слуга, сопровождавший на рынок отца, иногда его сопровождали двое, четверо, даже восьмеро слуг – в зависимости от того, сколько ожидалось гостей. Бабушка осматривала каждую птицу, неизменно расхваливая сына за отличный выбор, отпускала кудахтавшую добычу, потом по своему списку проверяла купленные пакеты со специями и прочие кулинарные ингредиенты.

Но специи и ингредиенты были лишь половиной секрета. «Если покупаешь птицу, – говаривала бабушка в ответ на похвалы своему поварскому искусству, – нужно покупать ее живой, голосящей, jeevti-jaagti[28], или не покупать никакой. Сначала два дня – ни в коем случае не меньше – кормить, причем отборным зерном, самым отборным, и всегда помнить: что попадает в живот курице, в конце концов попадает в твой живот. Через два дня возьмите кастрюлю, зажгите плиту, держите наготове масалу. Затем зарежьте курицу и начинайте готовить. Быстро-быстро-быстро, не теряя времени». Мясо будет иметь совершенно другой вкус, утверждала она, оно будет сочным, свежим и сладким – ничего общего с жилистой жвачкой на костях тощих кур, купленных на базаре двумя днями раньше.

Эти пришедшие во сне воспоминания о давних блаженных временах сопровождали его весь день, и он решил: пусть хоть раз, только один раз, всего на один день его убогая квартира наполнится счастьем и весельем, какие жили в доме его детства. И этим днем будет воскресенье. «Пригласим на обед одного или двух сослуживцев из банка – в первую очередь моего старого друга Диншавджи, устроим маленькую вечеринку. С курицей, несмотря на дополнительные расходы. Отпразднуем день рождения Рошан и поступление Сохраба в ИТИ».

Как только корзина опустилась на курицу, та высунула между ее прутьями свой любопытный клюв и, почувствовав себя в безопасности под защитой плетеного купола, принялась периодически кудахтать.

– А теперь немного риса, – сказал Густад.

– Я к этой курице даже не притронусь, – огрызнулась Дильнаваз и, вспомнив его недавнюю шутку: «Питание и проживание – моя забота», добавила про себя: «Если он думает, что меня можно шуточками заставить ухаживать за этим существом, то он глубоко заблуждается».

– Кто тебя просит к ней прикасаться? – ответил Густад. Если раньше он балагурил, пытаясь задобрить ее, то теперь в его голосе послышалась ледяная нотка. – Просто положи немного риса в маленькую мисочку и дай мне. – Миролюбие в его интонации явно становилось нарочитым.

Он поехал на рынок прямо с работы и теперь все еще был в своем офисном костюме: в галстуке, белой рубашке и белых брюках. Все на нем было белым, кроме того места, которое курица испачкала, когда он привязывал ее к ножке кухонного стула длинным жестким шнуром из кокосовых волокон. День выдался длинным, и он устал.

Кроме того, в лучшие времена он презирал рынок Кроуфорд. В отличие от своего отца, которому нравилось его посещать. Отец рассматривал такие поездки как своего рода приключение: отважная вылазка в логово негодяев – так он их называл. Он любил поддразнить продавцов, подшутить над ними, их товарами, привычками, поторговаться, сохраняя при этом абсолютно корректный тон и никогда не преступая грань между добродушной насмешкой и грубостью, и в конце концов всегда выходил победителем с высоко поднятым флагом, взяв верх над всеми мошенниками. В отличие от отца, которому эта игра доставляла удовольствие, Густад робел на рынке Кроуфорд.

Возможно, дело было в различии обстоятельств: отец всегда появлялся там в сопровождении минимум одного слуги, приезжал и уезжал на такси; Густад же приходил один, со своим тощим кошельком и обшарпанной корзинкой, выстланной газетой, чтобы с мяса в автобусе не накапал сок, что вызвало бы