Презент для певицы - Марина Серова

Глава 4

Настроение было основательно испорчено, это известие меня выбило из колеи. Я очень расстроилась, но постаралась взять себя в руки, ведь день еще не окончен, меня ждет встреча с Лагутиной, и поэтому я должна быть в форме, разогнать мрачные мысли ровно к шести часам вечера. В назначенное время за мной должен прибыть автомобиль с личным шофером моей знаменитой приятельницы — я могу с полной уверенностью и полным правом назвать ее таковой. Много раз отец, когда я была маленькой, оставлял меня с Лагутиной, даже во время концертов. Сидя в ее гримуборной и наблюдая за тем, как она готовится к выступлению, я столько раз ловила себя на мысли, что мне это нравится — вся эта жизнь в лучах славы, а также и жизнь за кулисами. Лагутина всегда была честна со своим окружением и со своими поклонниками, никогда не задирала нос, звездная болезнь обошла ее стороной. Она любила повторять, что главное — это быть честным прежде всего с самим собой. Из неуважения человека к себе и проистекают различные комплексы, нежелательные проявления характера и подавленность личности.

Что-то я углубилась в психологию. Почему я не упомянула в разговоре с Суховым о визите ко мне в клинику двух подозрительных субъектов?

Да потому, что не уверена в полной мере в том, что это как-то связано с делом о покушении на бизнесмена. На днях нужно будет заглянуть в налоговую инспекцию. Посмотрим, чем они там занимаются. Должно быть, чем угодно, кроме, собственно, работы. Ничего, поговорим, обсудим, так сказать, и постараемся во что бы то ни стало урегулировать конфликт.

За размышлениями я совсем не заметила, как спустилась вниз, села в машину и с силой захлопнула дверцу своего старенького «Фольксвагена». Этот самый хлопок и привел, должно быть, меня в чувство и вновь соединил с реальностью. Как же я ему благодарна!

Я посмотрела на часы: какой кошмар, половина четвертого! Невезение преследует меня по пятам. Можно подумать, неприятностей с правоохранительными органами мне было мало, а тут еще эта ужасная пробка. Дело в том, что автотранспортное движение остановили забастовщики. Все как полагается — плакаты с агитацией: свержение существующего режима и установление власти рабочих; один из забастовщиков призывал к этому на словах при помощи громкоговорителя, другой ходил между автомобилями и предлагал какие-то листовки, кто-то принимал их из его рук, а кто-то матерился, недовольный своим положением невольной жертвы обстоятельств, и слал этого беднягу куда подальше. А что еще можно ожидать от разъяренных автомобилистов? Сочувствие люди испытывают только тогда, когда не затронуты их личные интересы.

Всего недовольных нынешним режимом было семь человек — пять мужчин и две женщины. Пока их лидер кричал в громкоговоритель пламенные речи, а его товарищ занимался рекламной кампанией, оставшиеся пятеро участников акции, сидя по-турецки на холодном асфальте проезжей части, колотили по нему что есть мочи пустыми железными мисками и кружками. Символизируя тем самым призыв к тому, чтобы наконец-то накормить народ вдоволь, и не пустыми, как эта посуда, словами и обещаниями, а реальным хлебом и мясом. Конечно, я немного утрирую, но суть все-таки остается такой, какой я обрисовала ее здесь в нескольких словах. Призыв явно был адресован к нашему ослепшему и оглохшему правительству.

Я попала в пробку буквально с самого начала сидячей забастовки и теперь могла без труда наблюдать за происходящим спектаклем под открытым небом из окна собственного автомобиля.

Впереди меня стояли несколько таких же «счастливчиков», как и я. Прибывшая почти сразу же милиция просто наблюдала за всем со стороны и успокаивала, как могла, разбушевавшихся автомобилистов — никому не хотелось тратить свое драгоценное время впустую, да к тому же люди так быстро теряют над собой контроль, когда попадают в безвыходное положение. Милиционерам ничего не стоило взять и убрать митингующих с дороги, но они этого почему-то делать не стали. Старший группы, прибывшей из ближайшего отделения, — он был в звании капитана, мне удалось это разглядеть до того, как он залез в милицейский «УАЗ», — долго переговаривался по рации: наверняка советовался с начальством и ждал дальнейших указаний.

Неожиданно для меня, да, думаю, и для других, появился конный патруль из трех человек, все были в касках, в милицейском обмундировании, только сапоги были такие же, как у наездников-спортсменов. В общем, смотрелись они довольно внушительно, а резиновые дубинки у них на поясе бились о бедро, словно шашки казаков. Все трое восседали на вороных жеребцах и у одного из жеребцов были белые звездочки на лбу и на груди.

Гарцуя перед испуганными людьми, патруль начал теснить их к кромке тротуара. Казалось, еще немного, и лошади их затопчут, но ничего подобного, слава богу, не случилось. Только один из патруля, молодой парень, орал во все горло на участников неудавшейся и не поддержанной никем из толпы забастовки и все время грозно размахивал перед их лицами дубинкой. Он был по-настоящему красив и статен, форма ему очень шла. Сейчас, верхом на лошади, этот жестокий, по-видимому, человек казался прекрасным. При других обстоятельствах я ни за что бы не отказалась от его приглашения сходить куда-нибудь вместе и наверняка влюбилась бы, даю вам честное слово. Какие же темные стороны нашей женской души открываются в такие моменты, если мы можем, не задумываясь, любить и обожать самых отъявленных негодяев и подлецов, прощая им буквально все. На этот вопрос еще долго не ответят не только мужчины, но и мы, женщины.

Так, без применения силы, людей оттеснили к милицейским фургонам, расчистив дорогу.

Сработал, как я его называю, инстинкт страха перед властью. Его испытывают даже самые непокорные индивидуумы — уж поверьте мне.

Как все это напоминает эпизоды из нашего прошлого! Известные мне, конечно же, не из личного опыта — тогда меня еще не было на свете, — а из учебников истории и фильмов о революции. Царское правительство, казаки на улицах городов, недовольные уровнем жизни рабочие и крестьяне и так далее и тому подобное. Не хватало еще, чтобы ввели чрезвычайное положение.

Вот тогда будет совсем замечательно, и мирно решить проблемы, возникшие снова не так давно, станет уже нереальным.

Я посмотрела на часы. Десять минут пятого показывали электронные часы на приборной доске. Пятнадцать минут на дорогу, час на то, чтобы привести себя в порядок и подобрать надлежащий туалет по такому случаю. Останется даже время про запас. Думаю, что успею к шести вечера, решила я, выбравшись наконец-то из пробки.

Через шестнадцать минут я подкатила к подъезду нашего с тетей Милой жилища. Поставила машину на сигнализацию и как угорелая влетела в подъезд. Подниматься на свой этаж пришлось пешком — лифт, как всегда, вышел из строя, а чтобы капитально его отремонтировать, ни у кого времени не хватало и руки не доходили. Я имею в виду наше ЖКУ, которое просто по долгу службы обязано заниматься такими вещами и следить за исправностью всей техники в подвластных ему домах, но такое случалось крайне редко.

Успешно преодолев все лестничные пролеты, я открыла своим ключом дверь и вбежала в квартиру, едва не сбив с ног тетю Милу. Занимаясь своими делами, я одновременно успевала общаться с тетей, ведь мы не виделись с ней с самого утра и теперь делились друг с другом своими новостями.

Приняв душ, смыв с себя весь груз накопившихся проблем и почувствовав, что немного приободрилась, я приступила к приведению себя в порядок.

Все вышло, как я и задумывала: без десяти шесть макияж был наложен, прическа сделана, остался лишь последний штрих — вечернее платье. Пусть все будет как можно шикарнее, раз уж это мероприятие носит гордое название «бал».

— Я сварила тебе кофе, Женя, — сказала тетя Мила, появившись из кухни с подносом в руках. Она прошла в гостиную и поставила его на журнальный столик.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила я тетю. — Может быть, вот это? — спросила я ее, стоя в одном нижнем белье перед зеркалом и примеряя очередной наряд.

Это было короткое серое платье с воротником-стоечкой и с длинными рукавами. Как раз то, что мне сейчас необходимо, плечи же теперь не оголить, ведь на левом красовался ужасный шрам — тоже мне хирурги-профессионалы, не могли работать поаккуратнее, деньги как-никак за это получили, и немалые. Когда я увидела счет, к моему счастью, уже оплаченный Лагутиной, то чуть не лишилась дара речи — сумма, проставленная прописью, была довольно внушительная.

— Так как насчет этого серого? — снова посоветовалась я с тетей.

Она оценивающим взглядом осмотрела меня с ног до головы и вынесла свой вердикт:

— С черными замшевыми туфлями на высоком каблуке будет смотреться шикарно, — сказала тетя Мила и начала разливать из кофейника по чашкам дымящийся смоляной напиток, а потом добавила, не смогла удержаться от очередного комплимента в мой адрес: