На хвосте удачи - Наталья Колесова

Если б его духовная дочь была такой же, как эти смешливые мулатки, – беззаботной, веселой и кокетливой! Он мог бы тогда ее упрекнуть разве что только в чрезмерном легкомыслии – да и то слегка, ибо к юной девушке и требования иные, нежели к почтенной матроне. Приор оглянулся на Нати: склонив голову над столом, выпятив нижнюю губу, та отважно сражалась с испанскими глаголами.

При монастыре существовала школа, где обучались за небольшую плату, а то и вовсе бесплатно сыновья рыбаков, моряков и буканьеров. Счет, грамота, Катехизис – потом родители забирали детей, чтобы приспособить лоботрясничающих мальчишек к делу. Однако девочка и без того умела читать и однажды поразила отца Модестуса до глубины души, когда, забравшись с ногами на скамью, водя пальчиком по строчкам, прочла вслух полстраницы книги.

Три десятка лет назад отец Модестус был полон честолюбивых намерений обращения в христианскую веру дикарей и усмирения мятежных настроений сосланных преступников. Жаркая полусонная атмосфера тропиков, остров, на котором не происходит никаких событий, кроме традиционных пьяных драк моряков в таверне, маленький монастырь с пятью монахами да четырьмя послушниками, десяток школьников, не проявляющих никакого интереса к учебе, бутылочка канарского вина, иногда по вечерам распиваемого с приятелем Жан Жаком Мартелем (а ведь тот протестант!), – вот и все, что осталось от грандиозных планов молодого священника.

Приор начал заниматься с Нати разве что ради забавы, но жадный, пытливый – совсем не женский – ум маленькой испанки подтолкнул его к дальнейшему обучению: латынь, история, языки, арифметика. Они изучали небесные тела и даже, с помощью брата Ионы, однорукого моряка, пытались освоить компас, квадрант, обсервацию и счисление пути судна по карте.

Иона, бывший пират, славился своим нелюдимым нравом. Некоторые полагали даже, что отец Модестус наложил на него покаяние в виде молчания. Но Нати сумела разговорить и Иону. Девочка и старик частенько сидели на низкой каменной стене монастыря, наблюдая за кораблями в гавани. Моряк отвечал на бесчисленные вопросы, иногда и сам увлекался, рассказывая истории, приключившиеся с ним самим, а также с его другом, а также с другом его друга…

Подперев подбородок кулаками, Нати слушала про шторма, кровожадных язычников-индейцев и не менее кровожадных пиратов, секретные клады, Летучего Голландца, Морского Змея, иногда появляющегося из моря и уносящего с палубы зазевавшихся моряков. С какой же неохотой ей приходилось возвращаться потом к урокам латыни, испанского и английского! Правда, отец Модестус часто хитрил и привязывал учебу к корабельным и торговым делам: он уже убедился, что перечисление товаров, которые нужно продать в Мэйне – непременно расхвалив их на испанском, – гораздо лучше укладывается в ее голове, чем просто список заданных слов…

Со временем приор не на шутку озаботился судьбой своей духовной дочери: такое сокровище не должно достаться простому лесорубу или рыбаку! Ведь отец ее, пусть и испанец, был грандом, да и мать тоже дворянка. Впрочем, когда Жан Жак раскрыл ему свои планы, отец Модестус успокоился. Хотя планируемый брак сочли бы мезальянсом во Франции и уж тем более в Испании, принятое решение было разумным и практичным. Оставалось лишь укротить вспыльчивый нрав девицы.

Не подозревая, что судьба ее давно решена, Нати размышляла совершенно о других вещах. Ох, не зря женщинам не следует учиться, чем только они не забивают свои хорошенькие пустые головки!

Со временем – из обмолвок и рассказов – Нати сообразила, что брат Иона не обычный моряк. На прямой вопрос, который Нати догадалась задать наедине, она получила такой же прямой ответ. Правда, бывший пират добавил, оправдываясь:

– Но я раскаялся, и отец Модестус разрешил мне остаться здесь, укрыв от моих собратьев и от суда людского. Я был послушником четыре полных года! И каждый день молил Господа простить меня за все злодеяния, которые я совершил. А сейчас молю о том, чтобы мои бывшие сотоварищи одумались тоже… Хотя наверняка их мало осталось. В живых то есть.

Нати смотрела на брата Иону круглыми блестящими глазами. Она пропустила мимо ушей все, что касалось грехов и покаяния (и без того регулярно выслушивала это от отца Модестуса), и готова была трясти его, точно копилку, из которой вот-вот посыплются долгожданные монетки.

Все радуются, когда пираты грабят испанцев. Ведь и французы, и англичане уверены, что имеют все права на земли в Новом Свете, которые испанцы считают своими. Кроме того, пираты часто сбывают захваченные товары и ценности в тавернах торговцам и у них же закупают парусину, доски, пеньку и порох. Такая торговля ведется прямо под носом у губернаторов и милиции, но те предпочитают закрывать глаза – к своей выгоде и к процветанию своих колоний. Да и сами губернаторы, плантаторы и торговцы вкладывают деньги и даже снаряжают корабли для корсарских рейдов – часть от награбленного тогда отходит в долю судовладельца. Нати уже не сомневалась, что чем-то подобным занимается и ее дядюшка-дедушка Жан Жак. Лишь при пропаже собственных кораблей или по указу королевских чиновников власть имущие начинают действовать и организовывать эскадры, охотящиеся на пиратов: иногда те возвращаются с удачей, и тогда совершается показательная казнь несчастливцев.

В детстве Нати с мальчишками часто играли в пиратов: дрались на «абордажных саблях», захватывали «корабли», закапывали и путем сложных примет, стрелок и загадок находили пиратские клады. Часть парней ее возраста и сейчас готовы были податься в пираты. Хвастались, какую бы они тогда вели веселую и богатую жизнь; жизнь, полную победных схваток, разгула с ромом и с женщинами – всем известно, коль у тебя много денег и ты силен и молод, всего этого у тебя будет предостаточно! Более разумные, кто не очень-то верил в развеселые приключения, подумывали присоединиться к Береговому братству, чтобы после нескольких удачных рейдов вернуться с хорошей добычей и прикупить себе лавку, собственный корабль, а то и вовсе какую-нибудь плантацию.

А пират-монах представлял такую жизнь не понаслышке и мог своими рассказами и увлечь, и отвадить любого из юнцов. Иона ничего не старался приукрасить, но в его историях все равно невольно проскальзывала тоска по времени, когда он был молод и здоров, и море ему было по колено, и сам черт не брат…

Он рассказывал, как едва не умер на заштилевавшем судне – неделя шла за неделей, а в парусах не было и намека на ветерок, запасы еды и пресной воды заканчивались прямо на глазах. За последние глотки и зачервивевшие сухари люди убивали друг друга – у кого на это еще хватало сил… Когда наконец появился предатель-ветер, от команды едва ли четверть осталась.