Мужчины не плачут - Татьяна Корсакова

Она попыталась сосредоточиться.

— Три… Нет, четыре!

— Правильно — четыре.

— Что со мной? — Язык был сухим и таким большим, что, казалось, с трудом помещался во рту.

— Теперь уже ничего страшного. — Над ней склонился мужчина в синей хирургической шапочке и с болтающейся под подбородком стерильной маской. — Сделали мы тебе, Маша Литвинова, экстренное кесарево сечение.

Она прикрыла глаза. В мозгу занозой засела какая-то мысль, очень важная мысль… Если бы не туман… Ей обязательно нужно о чем-то спросить этого мужчину…

— Поздравляю, у тебя сын! — В поле зрения появилась та самая, уже знакомая медсестра. — Три семьсот, сорок девять сантиметров. Настоящий богатырь!

— Покажите! — Туман засветился золотым…

— Ишь, шустрая какая! Покажем, только попозже. Сейчас отдыхай, а утром принесут тебе твоего пацана.

Она думала, что никогда и ни за что не уснет. Теперь у нее есть сын, и она будет думать о нем до самого утра, до тех пор, пока не увидит. Какие у него глазки? Какие волосики? Какие ручки?

Она уснула. Золотистый туман растворился в умиротворяющей темноте.

Это было настоящее чудо! Дрожащими руками Маша прижимала к груди крошечный сверток. Малыш не плакал, только забавно гримасничал. Маше казалось, что он ей улыбается.

Их первое свидание было коротким.

— Все, мамка отдыхает, ребенок спит! — Крупная круглолицая медсестра забрала малыша, положила на смешную, похожую на сервировочный столик, тележку. — Молоко-то хоть есть?

Маша покачала головой.

— Ну, ничего! Ты молодая, здоровая — все будет!

— Скажите, — Маша погладила сына по щечке, — а моя соседка уже родила?

Медсестра нахмурилась.

— Родила.

— И как они с ребенком?

— Роженица хорошо, а ребеночек умер… Уж как наши врачи ни старались, а не спасли…

Не спасли… Маша вцепилась в край тележки, не в силах расстаться с сыном.

— Спокойно, мамаша, — беззлобно проворчала медсестра, откатывая от Машиной кровати тележку с ребенком. — Тебе волноваться нельзя. Молоко совсем пропадет. Вон о нем думай, — она посмотрела на младенца. — Всех не оплачешь.

Да, всех не оплачешь, но за те несколько дней, что Маша провела с Ликой, они как-то вдруг стали «нечужими»…

Они встретились на следующий день. Лика пришла к ней сама. Без своего огромного живота она казалась непривычно худой. Маша заревела первой. Лика села рядом, уткнулась лбом ей в плечо.

— Не плачь, Маш, — сказала сдавленным шепотом. — Я не плачу, и ты тоже не плачь.

— Не буду, — Маша погладила ее по голове, тихо всхлипнула.

Они сидели обнявшись. Маша ни о чем не спрашивала, Лика ни о чем не рассказывала. Привезли сына на кормление. Маша с виноватой улыбкой взяла ребенка на руки. Даже сейчас, когда у подруги случилась трагедия, она чувствовала себя безмерно счастливой. Чувствовала и винила себя за неспособность проникнуться чужим горем.

— Чудесный малыш. — Лика перестала плакать, погладила ребенка по крошечной ладошке. — Можно мне его подержать? — спросила с робкой улыбкой. — Пожалуйста, чуть-чуть…

Сердце кольнуло. Ревность?! Маше не хотелось расставаться с сыном, не хотелось отдавать его в чужие руки, даже Ликины…

— Прости. — Наверное, Лика все поняла.

Маше стало стыдно.

— Конечно, можно. — Она протянула подруге ребенка.

— Такой маленький, такой славный. — Лика прижала малыша к груди, рукавом больничного халата вытерла навернувшиеся слезы. — Как ты его назовешь?

— Иваном.

— Иван. Красивое имя. Мне очень нравится. Привет, Ванюша!

Малыш поморщился и заревел.

— Кушать хочет. — Маша взяла сына на руки, расстегнула халат.

Ванька тут же замолчал, сосредоточенно зачмокал.

— Молока мало, — пожаловалась она.

— А у меня наоборот, — Лика улыбнулась. Улыбка получилась такой грустной, что у Маши защемило сердце. — Ребенка нет, а молоко есть. Несправедливо, правда?

Маша не знала, что ответить. Да, несправедливо, да, горько и страшно. И господи, какое счастье, что ее ребенок жив!

— Знаешь, Лика, — Маша накрыла ладонь подруги своей ладонью, — ты хорошая. Нет, ты замечательная. Может, рано об этом говорить, но если вдруг ты захочешь… — Она замолчала, подбирая правильные слова. — У Ваньки есть только я и теперь вот ты. И если ты захочешь стать его крестной…

— Я захочу! — Лика улыбалась сквозь слезы. — Ты даже представить себе не можешь, как мне этого хочется!

Они снова расплакались. Через мгновение к ним присоединился Ванька.

Лику выписали раньше. В день выписки Маша впервые увидела ее мужа. Высокий, импозантный мужчина чуть за сорок. Дорогой костюм, дорогой парфюм, стильная стрижка, очки без оправы, в руках огромный, совершенно неуместный букет роз. Мужчина холодно кивнул Маше, обнял жену за плечи:

— Поехали, дорогая.

Лика, бледная и притихшая, просительно посмотрела на новую подругу.

— Не пропадай, — шепнула Маша.

— Никогда, — Лика всхлипнула.

— Дорогая! — Ее муж выразительно посмотрел на часы.

— Я приеду.

— Мы с Ванькой будем тебя ждать.

— Поцелуй его за меня…

* * *

Тай встретил их радостным лаем. Несколько минут он настороженно разглядывал и обнюхивал спящего Ваньку.

— Это наш мальчик, — шепотом сказала Маша и погладила пса по голове. — Ты теперь за старшего. Не обижай его.

Тай посмотрел на нее умными, почти человеческими глазами, лизнул Ванькину ручку.

— Лизать его не надо, всполошилась Маша. — Мы будем его купать.

Тай с виноватым видом положил голову на лапы.

— Не обижайся. Если хочешь, можешь его охранять.

Наверное, Тай воспринял ее слова слишком буквально, потому что до самого вечера не отходил от Ваньки ни на шаг. А вечером приехала Лика. Вслед за ней в квартиру ввалились два мужика в синих комбинезонах.

— Ну что, хозяйка, заносить? — спросил один из них.

— Заносите! — скомандовала Лика.

За тот короткий срок, который понадобился Маше, чтобы закрыть в ванной растревоженного Тая и успокоить ревущего Ваньку, ее квартира стала похожа на отдел детского магазина. Роскошная немецкая коляска, такая, о которой она даже не смела мечтать. Кроватка с голубым балдахином. Похожие на луноход ходунки. Манеж, ворох детской одежды и несколько огромных упаковок подгузников, В отдельном пакете лежали игрушки, бутылочки, поильнички, пустышки и еще десяток разных необходимых мелочей.

— Лика, — сказала она растерянно. — Ну, зачем ты? Это же очень дорого…

— Я покупала все это еще во время беременности. — Подруга баюкала на руках притихшего Ваньку. — Мне не пригодилось. Видно, правду говорят, нельзя готовить детское приданое заранее. Я вот приготовила — и мне не пригодилось… — Она грустно улыбнулась. — Зато вам с Ванюшкой пригодится.