Последняя женщина сеньора Хуана - Леонид Жуховицкий

ХУАН (растерянно). Но почему вы спрашиваете меня? Клянусь, я никому не желал зла. Я не разбойничал, даже не мстил за обиды. Вы спрашиваете меня, а я спрошу вас: за что вы хотели меня убить? Вот вы трое? Карлос, ты же знаешь, я не виновен в смерти капитана: я только защищался и даже не мог бежать, он загнал меня в угол. А ты, Эльвира? Нелюбимый муж уходит от нелюбимой жены - неужели этого достаточно для убийства? (к Михо.) А ты, парень? Я понимаю, за славу приходится платить. Но почему ты счел себя вправе расплачиваться моей жизнью? (Поочередно смотрит на всех троих.)

КАРЛОС. Ну, не знаю...

ЭЛЬВИРА. Хуан, я же не сделала этого.

МИХО. Сеньор, я сам хочу понять. Это пришло мне в голову месяц назад, я и знать не знал, что вы приедете. Встал утром задать корма коням, вышел. Дождь, под ногами хлюпает, пахнет плесенью и навозом... Разве, думаю, это жизнь? А потом подумал: хорошо бы сейчас убить сеньора Хуана!

ХУАН. Но почему?

МИХО. Сам не понимаю.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Хуан, я вам отвечу.

ХУАН. Значит, и ты хотел?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Службой клянусь, лично я зла к вам не держу. Просто вы человек особенный, а я обычный, мне их легче понять. Дело в том, сеньор, что, если посмотреть, вам завидовать нечего: и рискуете, и скрываетесь, и в немилости. Но если рассудить, выходит по-иному: у нас жизнь серая, а у вас, сеньор, цветная. Я вам так скажу: в стране слепых очень даже можно жить, но только пока рядом нету зрячего. А то уж очень обидно.

ХУАН. Но кто мешает стать зрячим?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Нет, сеньор, это от рождения. Все равно как летать. Вон ворона - ничем не лучше меня, а родилась с крыльями.

ХУАН. Я не родился ни зрячим, ни крылатым, я был как все. Может, и дальше жил бы как все. Но - ты слышишь, Эльвира, - когда я женился не по своей воле, я почувствовал себя униженным. И вот тогда мне стало все равно. Я ничего не хотел - ни дома, ни богатства, ни славы, я хотел только поступать всем назло. А потом случилось что-то вроде чуда. В чужом доме, в чужой постели я открыл глаза и вдруг увидел счастливое человеческое лицо. Я понял, что так бывает.

МИХО. Сеньор, почему вы замолчали? Вы сказали - счастливое лицо.

ХУАН. Да, счастливое лицо. И я подумал: тот на небе, от кого мы зависим, дал нам жизнь. Тот на земле, от кого мы зависим, ее не отнял. Спасибо им - это очень много! Но счастье... Счастье может дать только один человек другому человеку. Я изучил алхимию и знаю: из ничего не возникает ничего. Чтобы один нашел, другой должен потерять. Но есть исключение: когда встречаются двое, находят оба, из ничего возникает нечто. Протяни холодную руку к холодной руке - и возникает пламя, у которого можно согреться.

ЭЛЬВИРА. Лучше скажи, сколько жизней сгорело в твоем пламени! Ты не хранитель огня, а поджигатель, после тебя остаются грязь и зола. Ты поджигатель, Хуан, таких в деревнях закалывают вилами.

КОНЧИТА. Сеньора, нехорошо быть эгоисткой. Сеньор Хуан, как великий скрипач или художник, принадлежит всем.

ЭЛЬВИРА. Трогательная картинка: мышонок защищает кота... Помолчи, младенец, я пытаюсь спасти не себя, а тебя.

ХУАН. Эльвира, почему ты злишься?

ЭЛЬВИРА. Ты спросил, за что тебя можно убить? Тебя нужно убить! Да, бросают жен и мужей, ничего страшного в этом нет. Но после тебя рушится не дом - после тебя рушится мир! Человек должен во что-то верить. У всех моих братьев были любовницы, но это не возмущало даже их жен. Потому что это были нормальные любовницы. С которыми не стыдно встретиться в церкви! Которых не стыдно пригласить домой! Пока ты развлекался со Стеллой, я и слова не сказала: какая ни есть, а графиня. Когда ты спал с моими подругами, я и это поняла: от таких мужей, как у них, и я бы побежала к первому встречному. Но когда возникла эта нищенка, эта уродина, эта хромая цветочница... Я уважаю всех женщин, от принцессы до судомойки, но каждую на своем месте. Может ли существовать мир, где все мы - и принцесса, и я, и судомойка - полностью равны в постели сеньора Хуана?

КАРЛОС (наливая себе вина). Не может! (Пьет.)

ЭЛЬВИРА. Ну скажи честно, зачем тебе понадобилась она? Чтобы унизить меня?

ХУАН. Я ее любил.

ЭЛЬВИРА. Любил? Не смеши людей. Да ее и жалеть-то было трудно. Колченогая, волосы как мочало. Ну хоть бы тут (рисует в воздухе женскую фигуру) что-то было...

ХУАН. Этого тебе не понять, ты не мужчина. У нее были такие нежные ямочки над ключицами... А как она умела радоваться! Но главное не это - она была добра! Ее лачуга была моим убежищем, норой, где я всегда мог отлежаться. А когда пришлось бежать, именно она - она, а не другая - напекла мне лепешек на дорогу.

ЭЛЬВИРА. Колечко с кораллом подарил ей ты?

ХУАН. Дорогих подарков она не брала.

ЭЛЬВИРА. Твои подарки не приносят счастья, Хуан. Из-за этого колечка ее задушил какой-то пьянчуга.

Пауза.

ХУАН (хрипло). Лжешь. Ну ведь лжешь, Эльвира! Двадцать лет прошло. Зачем ты лжешь?

ЭЛЬВИРА. Дурачок. Ты жил в облаках, а она на земле, в своей лачуге.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Хуан, это правда. Пьянчугу нашли в тот же день, он сразу признался.

ХУАН. Она ничего не хотела брать. В жизни не встречал человека бескорыстнее! Но я сказал: "Я же беру твои лепешки!"...

ЭЛЬВИРА. Ты взял ее лепешки, она твое колечко, а пьянчуге хотелось вина. (Пьет.)

Пауза.

ХУАН (Исполнителю). Как ты сказал? У вас жизнь серая, а у меня - цветная? Ты не прав. Моя была такая же серая. Только с кровавыми пятнами и грязными разводами похоти, вот и все. Да, я бежал, все время бежал. А знаете почему? Потому что боялся оглянуться. Я ведь знал: там, позади, только похоть и кровь... Ты, Эльвира, и ты, Карлос, вы говорили о старости... так вот, моя старость будет хуже вашей, если будет вообще.

Пауза.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Хуан, простите меня. Не тот момент, чтобы заниматься делами, но... Помните, вы спросили, как лучше: облегчить или не облегчить? А я ответил - облегчить...

ХУАН. Ну и что?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Так ведь сейчас - вот только что - вы уже облегчили. Сказали все, что надо, - лучше не скажешь. Больше ничего и не нужно: только поехать в Мадрид и повторить то же самое. Хоть в суде, хоть в церкви, где хотите. Ведь это не ложь, это правда, вы все сами сказали, сеньор Хуан.

ХУАН. Да, это правда...

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Вот видите! Еще раз скажете на людях - и все!

ХУАН. Ну что ж, если это кому-то принесет пользу...

КОНЧИТА. Стойте! Молчите! Ни слова больше, сеньор!

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Хозяин, твоя служанка кричит на гостей?

ХОЗЯИН. Да? В самом деле, сеньор. Кончита, я тебя не узнаю...

ЭЛЬВИРА. Оставь ее, пусть говорит. Она тоже человек.

КОНЧИТА. Сеньор, вы не имеете права, вы не можете так поступить! Неужели вы не понимаете: это же будет предательство! Если вы откажетесь от себя, то что делать мне?

КАРЛОС. Эльвира, чего она хочет?

ЭЛЬВИРА. Карлос, выпей и помолчи.

КАРЛОС. А я что делаю? (Пьет.)

КОНЧИТА. Я, сеньор, рано научилась думать и поняла, что от мужчин ждать нечего: им нужны богатые, знатные и красивые. Но я все равно жила и надеялась, потому что знала: на свете есть сеньор Хуан, который, как господь всемогущий, любит всех! Так как же вы можете, сеньор? Вы отречетесь, или уйдете, или умрете, а что делать тем, кто останется? Я некрасива и бедна, но ведь и у меня будут когда-нибудь дети. И я не хочу, сеньор, чтобы они росли в мире без сеньора Хуана!

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Ты зря волнуешься, девушка, и зря кричишь. Кто говорит о смерти? Сеньор Хуан облегчит душу, только и всего. Он будет жить, и жить долго!

КОНЧИТА. Я знаю. Но это уже не будет сеньор Хуан. Это будет просто еще один старик.

ХУАН. Кончита, ты очень хорошая девушка. Но молодость застилает тебе глаза. Скажу я что-нибудь или промолчу, мое время все равно на исходе.

КОНЧИТА. Я знаю, когда-нибудь вы умрете, как все люди. Но имя ваше должно остаться. И оно останется, сеньор, если вы встретите смерть как мужчина.

ХУАН. Ты видела, к этому я готов.

КОНЧИТА. От глупой шпаги в трактире? Солдат умирает в бою, сеньор Хуан.

ХУАН. Сейчас не война, и я не воин.

КОНЧИТА. У вас свое поле боя.

ИСПОЛНИТЕЛЬ (негромко, со скрытой угрозой). Послушай-ка, девушка...

КОНЧИТА. Я не буду вас слушать, сеньор Исполнитель. Я прекрасно понимаю, кто вы и кто я. Но сейчас я не буду вас слушать.

Хуан встает. Все смотрят на него.

ХУАН. Хозяин, не мало ли мы пили за твою новую вывеску?

ХОЗЯИН. Сеньор, весь мой погреб...

ХУАН. Не надо весь. У нашего поэта две руки, вот пусть и принесет два кувшина. А мы пока разольем в кружки то, что осталось на столе.

Михо выходит. Кончита наполняет кружки.

Ты права, Кончита. Только очень мудрый человек имеет право утверждать или отрекаться, обычный человек может лишь вспоминать. Жизнь слишком коротка, ее хватает на поступки, а понять их суть времени уже нет. Я жил. А как я жил - об этом судить не мне.