Стрелка - В. Бирюк

А комсомолки-проститутки, которых сходно — баржей — топили на Баренцовом море, пели, наверное, «Интернационал».

Когда в Мурманск пошли конвои союзников, нужно было обеспечить всестороннее обслуживание американских и британских морячков. Были подобраны соответствующие, медицински и идеологически проверенные, кадры. Потом, когда конвои закончились, «кадры» на барже вытянули из залива и…

Что-то буддистские пели те несколько десятков (или сотен?) тысяч кореянок, китаянок, малаек и тайванек, которых отловили и загнали в «станции утешения» для обслуживания японской армии.

Тихо очень пели, сил у них не было — обычно они умирали от истощения: «Неважно, утро было или день, — один солдат выходил, другой тут же входил…».

Без песен умирали в гитлеровских «газвагенах» туземные «официантки» на временно оккупированный территории.

Вермахт, учитывал успехи Красной Армии, заблаговременно избавлялся от носителей потенциально вредной информации. Выживших — уже наши гнали эшелонами в разные «лаги». По той же причине, только «вредная информация» — чуть другая.

Не находили музыкальных альбомов или сборников нот в групповых (по 20–30 тел) захоронениях питерских «девочек», которых питерские «мальчики» вывозили автобусами из «элитных бань» и «массажных салонов» за административную границу Ленинградской области и укладывали в придорожных лесках с дырками в затылках.

Нет, я не прав: аналогия неверна, здесь не «подчистка неоднозначного прошедшего», а «стремление к светлому будущему». Здесь уместен царь персидский Ксеркс. Стоя перед Фермопилами он приказал своим «бессмертным»:

– Перебейте всех солдатских шлюх. Тогда воины будут сильнее стремиться к победе. Будут рваться в Грецию, чтобы найти себе новых.

* * *

Мы — не в Греции, у нас, на берегу озера Неро, воины становятся на колени и дружно, всё более перекрывая другие звуки, всё слаженнее, подпевают грешницам:

«…и светлыя двери райския отверзет на-а-ам».

Православное воинство душевно сливается с убиваемыми у него на глазах его же женщинами, и от этого наполняется верой христианской, умилением и просветлением. Ритуальное убийство для того и оснащается ритуалом, для того и проводится, чтобы зрелище чужой смерти, ощущение собственной сопричастности к ней, изменило души оставшихся в живых.

* * *

Очень не ново: свидетельства об умерщвлениях людей с целью умилостивить высшие силы встречаются в письменных источниках древних германцев, арабов, тюрков, африканцев, китайцев, японцев…

Человеческие жертвоприношения заставляют людей рассматривать существующую власть как легитимную, а значит, стабилизируют текущую социальную систему.

Проводят ритуалы служители культов или вожди племен, которые, по представлению народов, являются наместниками божества на земле.

Связь между социальным неравенством и «убийством во славу божью» — прямая. Для 93 народностей австронезийской группы религиозные жертвоприношения практиковались в 5 из 20 эгалитарных обществ (25 %), в 17 из 46 умеренно стратифицированных обществ (37 %) и в 18 из 27 обществ с высокой степенью иерархии (67 %).

У славян… никто не считал.

Людей убивали за нарушение табу, подчеркивая высокий статус одних членов общества и низкий статус других. Общения с высшими силами, которая закреплялась только за вождями или жрецами, позволяла устанавливать социальный контроль над соплеменниками.

Это — у австронезийцев. У славян… а мы, что — не люди?

* * *

То-то улыбается епископ Федя. Ему этот «австронезийский механизм» — понятен. Его власть над этими людьми — усиливается.

Пройдёт время, и случайно, по совсем иному делу встретившийся человек, падёт ниц перед Федей, и облобызает край одежды, и наполнится радостью от возложения длани архипастырьской на главу его. И прослезится он, и умилится. От воспоминаний о себе самом, стоящем на коленях на озёрном пляже, о чувствах своих тогдашних — очищении и воспарении, вызванных красивыми одеждами, и молитвами, и иконами. От своих собственных ужаса и восторга при виде убиения и раскаивания грешниц. И с радостью исполнит он всякое дело по слову Фединому.

Какое? — А какое может приказать этот Федя? — Очередную гадость и мерзость.

Забавно: отними что-нибудь у человека, соверши на глазах у него групповое убийство, поставь на колени и заставь попеть псалмов. И он — твой. Это не примитивное утопление баржой или транспортировка газвагеном. Здесь не только «отсекается член», но и создаётся новый. Наполненный священным умилением и восторгом.

Убивают одних, чтобы сильнее привязать души других, оставшихся, пока — живущих.

Интересный метод. Эффективный. Надо запомнить.

И ещё надо запомнить накрепко: Федю, ежели случай придёт… не дожидаясь летописных судов… просто для очищения окружающей меня атмосферы…

– Тама, вроде, Новожея была. «Пожалейте!» — её, вроде, голос.

Рядом со мной поднимается с колен здоровяк Афоня. Слезу утирает: добрая молитва случилась, аж от самого сердца. Такая прямо до самого господа дойдёт. Теперь всё будет хорошо. Славно помолебствовали, молодец епископ. Видать, и вправду — святой человек. Видать, истинно почиёт на нём благодать господа.

Немедленно отзывается наш штатный хоругвенный остряк Басконя:

– Ну, её вой никому и не опознать. Она ж завсегда помалкивала да причмокивала. Разве что только бояричу нашему…

Лазарь немедленно вспыхивает краской по лицу. Резко разворачивается. Сейчас ударит… Резан, нахлобучивая шапку, посматривает в сторону лагеря и мрачно командует:

– Закрой хайло. Пошли. Как бы там и майно не попятили.

И мы, постепенно отходя от этого… действа, покряхтывая от долгого стояния на коленях и отряхивая песок, надеваем шапки и валим гурьбой в лагерь наших ратей у славного города Ростова Великого. Тут недалеко, с версту.

Глава 312

Две недели назад, подгоняемые разными, но очень сильными эмоциями, мы выскочили из Твери в лодейный поход.

Наш начальник, боярич Лазарь, был полон восторженных ожиданий:

– В поход! Ура! За славой! Ура! За шапкой и честью! Ура!

Парень, оставшийся после недавней смерти отца старшим мужчиной в роду, мечтал покрыть себя славой и заслужить боярскую шапку, не доставшуюся ему пока по возрасту.

Я тоже стремился убраться из этого милого городка — присутствие в Твери команды «княжих потьмушников» из Смоленска меня… нервировало.

Подхлёстываемые столь сильными энтузиазмами, мы и «побежали вниз по Волге лодочкой». В составе княжеского каравана.

Войско Тверского князя Володши несколько… разнородное. Не по родам войск: мы тут все — вариации морпехов. А вот в деталях…

В голове каравана идут княжеские лодьи. Князь взял с собой большую часть своей дружины — тридцать гридней. Всего — больше сотни человек.

Понимаю: неподготовленному человеку это непросто понять. Поэтому детализирую.

Три десятка здоровенных, под два метра, белесых, патлатых, наглых, с лошадиными мордами… норвежцев.

Здесь их называют нурманами. По-русски… балакают. Потом переходят на свою гадячую мову и похабно ржут. Очень хорошо вооружены: кольчуги есть у всех, у некоторых ещё и чешуи и такие… не знаю как называются — кожаные безрукавки с железными наклёпанными пластинами по плечам и фасаду. Ещё у всех — длинные мечи, боевые топоры и клевцы, кинжалы, железные шлемы яйцом.

На шлемах расширяющиеся книзу наносники, делающие морду этого… нурмана ещё более… неприличной. А вот бармиц они не носят — у всех торчат наружу паклей их длинные волосы.

Откуда нам такой подарок? — Так оттуда же, из Норвегии. Там уже лет 30 идёт война. И ещё долго — лет 80, идти будет. Там-то народу — с гулькин… мда… нос. Но все хотят стать гражданами. Поэтому война — гражданская.

* * *

В 1127 году человек по имени Харальд Гилли прибыл в Норвегию из Ирландии, называя себя сыном Магнуса Голоногого, отца правящего в тот момент короля Сигурда. Голоногий — потому, что носил короткие французские штаны. Остальные в то время были санкюлотами. Воевал он как-то в Ирландии, делал там, естественно, детей, и Харальд мог быть братом короля Сигурда.

Харальд подтвердил свое право пройдя испытание огнём, обычное доказательство того времени. Сигурд признал его своим братом, а Харальд дал клятву, что не будет претендовать на титул короля пока живы Сигурд и его сын. Через три года Сигурд помер, Харальд передумал, поймал племянника, ослепил, кастрировал, искалечил и бросил в монастырь. Дальше пострадавшего парня называли уже Магнус Слепой.

Через шесть лет приехал, уже из Шотландии, другой парень, и сообщил что он — тоже. В смысле: сын Магнуса Голоногого и уже проходил испытание огнём. Возникла коллизия, Харальда убили, началась свистопляска.

Имя получило такую окраску, что следующий король с именем «Харальд» появился в Норвегии только в конце 20 века.