Проклятие Шалиона - Лоис Буджолд

Её темноволосая подруга также спешилась, предвосхитив помощь конюха, и передала ему вожжи со словами:

— Выгуляйте хорошенько этих бедных животных, Дени, чтобы они как следует остыли. Мы их совсем замучили.

И, словно извиняясь за это, чмокнула свою лошадь в белый нос и достала из кармана угощение.

Последней, примерно с двухминутным отставанием, в ворота въехала краснолицая пожилая женщина.

— Исель, Бетрис, помедленнее! Не торопитесь! О-ох, Мать и Дочь, девочки, вы не должны скакать галопом через всю Валенду как умалишённые!

— Мы уже и не торопимся. На самом деле мы вообще уже остановились, — логично возразила брюнетка. — Мы не можем опередить ваш язык, дорогая, как бы ни старались. Он слишком скор даже для самой быстрой лошади Баосии.

Пожилая женщина обречённо вздохнула и подождала, пока конюх подставит ей скамеечку.

— Ваша бабушка купила вам чудесного белого мула, принцесса. Почему вы не ездите на нём? Это куда удобнее.

— И куда как ме-е-едленнее, — смеясь, поддразнила девушка. — Кроме того, бедняжку Снежка вымыли и вычесали для завтрашней процессии. У конюхов сердце бы разорвалось, прокатись я на нём по грязи. Они хотят всю ночь продержать его завёрнутым в простыни.

Вздохнув, пожилая женщина позволила груму помочь ей спуститься. Оказавшись на земле, расправила юбку и потёрла ноющую спину.

Мальчик удалился в окружении толпы суетливых слуг, а девушки, не обращая внимания на недовольное бормотание сопровождавшей их женщины, наперегонки побежали к двери. Она последовала за ними, сокрушённо покачивая головой.

Добежав до двери, девушки чуть не столкнулись с появившимся на пороге полным мужчиной средних лет в строгой чёрной одежде, который без всякого укора, но достаточно твёрдым голосом произнёс:

— Бетрис, если ты ещё хоть раз погонишь своего жеребца галопом на холм, как сегодня, я его у тебя отберу. Тогда ты сможешь тратить свою чрезмерную энергию, догоняя принцессу бегом.

Она быстро присела в книксене и невнятно пробормотала что-то вроде:

— Да, папа.

Янтарноволосая девушка тотчас пришла на выручку подруге:

— Пожалуйста, не сердитесь на Бетрис, сьер ди Феррей. Это я виновата. Когда я поскакала вперёд, у неё не оставалось выбора, и она последовала за мной.

Бровь сьера ди Феррея приподнялась, и он с лёгким кивком ответил:

— Тогда, принцесса, вам следует подумать о том, какая слава будет у командира, который втягивает своих подчинённых в сомнительные предприятия, зная, что сам избежит наказания.

Девушка прикусила губу и, бросив на управляющего взгляд из-под ресниц, тоже сделала книксен. Затем подруги проскользнули внутрь. Их старшая спутница, благодарно кивнув, двинулась следом за ними.

Кэсерил узнал управляющего ещё прежде, чем того назвали по имени, по связке ключей на отделанном серебром поясе. Управляющий приблизился к Кэсерилу, тот встал и поклонился.

— Сьер ди Феррей? Меня зовут Люп ди Кэсерил. Я прошу аудиенции у вдовствующей провинкары, если… если она удостоит меня своим вниманием. — Голос у него при виде нахмурившихся бровей управляющего сорвался.

— Я вас не знаю, сэр, — ответил тот.

— Милостью богов, провинкара может помнить меня. Я когда-то служил здесь пажом, — он обвёл рукой двор, — в этом замке. Когда прежний провинкар был ещё жив.

У Кэсерила было такое чувство, что куда бы он ни пришёл, всюду окажется чужаком.

Глубокая морщина между седыми бровями немного разгладилась.

— Я узнаю, примет ли вас провинкара.

— Это всё, о чём я прошу.

Всё, о чём он осмеливался просить. И когда управляющий скрылся в дверях, Кэсерил снова сел на скамейку, нервно сплетя пальцы. Через несколько мучительных минут неизвестности, в течение которых проходящие мимо слуги искоса с любопытством поглядывали на него, он увидел, что управляющий возвращается. Ди Феррей смущённо взглянул на Кэсерила и сказал:

— Её милость провинкара примет вас. Следуйте за мной.

Тело закоченело от сидения на холоде, и Кэсерил, проходя за управляющим внутрь, споткнулся. Ему не нужен был проводник. В его памяти всплыл план помещений, каждый поворот. Через этот холл, по выложенному жёлтой и синей плиткой полу, вверх по этой, а потом по той лестницам, через внутренний коридорчик с белыми стенами — и вот она, комната у западной стены, где провинкара любила сидеть по вечерам, поскольку в это время суток здесь было светлее всего для вышивки или чтения. Кэсерил вынужден был наклонить голову, так как дверь оказалась слишком низкой, — раньше ему не нужно было этого делать. Наверное, единственное изменение.

«Но не дверь же стала меньше!»

— Вот этот человек, ваша милость, — нейтрально представил Кэсерила управляющий, предпочтя не упоминать названного ему имени.

Вдовствующая провинкара сидела, обложившись подушками, в широком деревянном кресле. На ней было строгое тёмно-зелёное платье, соответствующее и её высокому статусу, и положению одновременно, однако вдовьим чепцом она пренебрегла. Волосы были красиво стянуты в два узла и связаны зелёными лентами, скреплёнными зажимами с бриллиантами. Рядом сидела компаньонка — тоже вдова, судя по одежде, — примерно одних лет с провинкарой. Компаньонка отложила своё шитьё и, взглянув на Кэсерила, недоверчиво нахмурилась.

Молясь, чтобы не споткнуться на непослушных ногах, Кэсерил опустился на одно колено и склонил голову в знак уважения. От одежд провинкары веяло ароматом лаванды. Он посмотрел на неё снизу вверх, в надежде отыскать на её лице признаки узнавания. Если она его не узнает, он действительно станет никем.

Она откинулась назад и в изумлении прижала ладонь ко рту.

— Пятеро богов, — прошептала леди. — Это и вправду вы. Милорд ди Кэсерил. Добро пожаловать в мой дом, — и протянула руку для поцелуя.

Кэсерил проглотил комок в горле и, задохнувшись от волнения, наклонился к её руке. Когда-то рука эта была изящной и белой, с восхитительными перламутровыми ногтями. Сейчас же тонкую пергаментную кожу покрывали старческие коричневые пятна, суставы разбухли, только ногти были по-прежнему ухожены, как в давние времена. Провинкара не вздрогнула и вообще не подала виду, что заметила, как выкатившиеся из глаз Кэсерила две горячие слезинки капнули на тыльную сторону её ладони. Только уголки губ слегка приподнялись в печальной улыбке. Рука выскользнула из его пальцев и коснулась седой прядки в его коротко остриженной бороде.

— Боже мой, Кэсерил, неужели я так постарела?

Он сморгнул слёзы и поднял на неё взгляд. Нет, он не станет плакать, как неразумное дитя…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});