Гопники - Владимир Козлов

Синицкая ставит много двоек, и ее боятся. Все сидят, уткнувшись в учебники. Она еще некоторое время лижет дужку, листает журнал, потом говорит:

– Так, первый вопрос. Судебная система Советского государства. Так… так… так… Быркин.

Быра медленно выходит к доске, поворачивается к классу и смотрит в пол.

– Ну, включай звук, а то видимость есть, а изображения нету, – говорит Синицкая. – Форма не соответствует содержанию: на вид – нормальный ученик, в костюме, с галстуком, все, как положено, – она улыбается, показывая три золотых зуба вверху. – А вот содержание… Содержания пока не вижу.

Быра что-то мычит.

– Ну, выучил или нет? – спрашивает Синицкая.

– Нет.

– Садись. Два.

Быра идет на свое место, бурча под нос:

– Дура, проститутка, бля.

– Ты у меня там еще побубни, – говорит Синицкая. – Будешь иметь бледный вид и макаронную походку.

– Пошла на хуй, дура, – громко говорит Быра, но Синицкая не слышит или притворяется, что не слышит.

– Как по улице ходить в шапке натянутой на глаза, так это он может, – говорит Синицкая. Все пацаны на Рабочем, в том числе я и Быра, уже недели две, как натягиваем свои шерстяные шапки низко на глаза. Как это началось и кто первый придумал – уже никто не помнит. Просто так все на Рабочем ходят – и все.

– А вы ведь даже не знаете, почему так носят и откуда это пошло, – продолжает Синицкая. Все радуется, потому что если она начинает учить нас жить, то это надолго, и может уже никого не спросить. – Это все оттуда, с Запада. Но там так носят шапки, чтобы показать, что они не хотят видеть ужасы буржуазной действительности. А у нас-то действительность социалистическая, здесь ужасов никаких и в помине нет. Есть отдельные недостатки, но мы с ними обязательно справимся. А вообще, скажу вам не как учительница, а просто, по человечески, – Синицкая снова улыбается и блестит золотыми зубами. – Остерегайтесь всего этого западного, иностранного. Вот у моих соседей дочка купила майку на барахолке, надела, а кто-то увидел и говорит: а ты знаешь, что на ней написано? Это же плохое слово, и, значит, что ты – и есть это плохое слово. Вот.

* * *

Перед восьмым марта в школе вечер, потом будет дискотека. Я, Клок и Быра курим у входа, а мимо нас прут накрашенные и начесанные бабы из восьмых, девятого и десятого классов.

– Вот, бля, намазались, суки, – Быра злобно смотрит на них, потом с громким звуком харкает себе под ноги.

Подходит Вэк.

– А где Бык? – спрашивает у него Клок.

– Дома. Говорит – не пойдет: надеть нечего.

– Сам дурак. Надо было покупать джемпер у Цыгана за тридцать. Поношенный, но еще ничего. Ну, пусть сидит теперь дома, хуй дрочит.

Вчетвером проходим внутрь. Петруха – «дежурный учитель», придурок и кретин – косо смотрит на нас. Бык пару месяцев назад заехал ему пару раз в грудняк: слишком много брал на себя, не нравилось ему, что курим в туалете. Но сейчас он нам хер что сделает: мы – из восьмого, имеем право придти на дискотеку.

Клок заходит поссать в туалет на втором этаже, и мы ждем его на лестнице. Наверху, на площадке третьего, стоят Сухая и Ленина Сергеевна – завуч. Они нас не замечают.

– Безобразие это, конечно, – говорит Ленина. – Буржуазная музыка, да еще вдобавок и на иностранном языке. О чем поют – мы не знаем. В зале практически темно…

– И не говорите. Дали свободу, что называется, – подлизывает ей задницу Сухая. – «Темнота – друг молодежи». Это же надо додуматься до такого!

– А если сейчас свет включить, разойдутся по углам, будут стоять, надувшись, а потом кто-нибудь в районо бумагу накатает – не организовываем культурный отдых учащихся. Они сейчас все ушлые стали. Вон, написали же анонимку в районо на Клима Яковлевича – матом ругается, часто выходит куда-то во время урока. Потом выяснилось, что это Букаев из 8-го «а» написал. И что вы думаете – извинился он? Ничего подобного. «Я и под своей фамилией могу это повторить», – говорит. В результате – проверка приезжала, осматривали мастерские, нашли нарушения. Ну, сами знаете, есть еще слабые места у нас, но у кого их нет? Представляете, как мне трудно было все это дело… ну, так сказать, чтобы все было нормально…

– Да, представляю.

– Так что, свет сейчас так просто не включишь. Вы уж, будьте добры, следите, чтобы все было нормально, а если заметите, что что-то явно не то, то можно и свет включить.

– Хорошо.

Вэк выходит из туалета, и мы все вместе поднимаемся по лестнице.

– Здравствуйте, Вера Алексеевна, – слишком весело и громко кричит Вэк.

– Здравствуйте, ребята, – отвечает Классная без улыбки. Как же, мы – «нежелательный элемент» на дискотеке, от нас только и жди, что неприятностей.

Свет в зале выключен, только моргают четыре фонаря цветомузыки – красный, зеленый, синий и желтый. Играет «Модерн токинг» – третий альбом, песня «Луи-Луи». Народ танцует, собравшись в кружки человек по пять-шесть.

– Пошли бухнем, – говорит Вэк. – Клок пузырь самогона где-то надыбал.

Мы смотрим на Клока. Он довольно улыбался.

– А чего сразу не сказал?

– Чтоб слюной не захлебнулись.

Мы опять спускаемся вниз, выходим на улицу и заворачиваем за угол школы.

– Закуски нет, надо голову нюхать, чтоб потом не шлифануть, – говорит Вэк.

Делаем по глотку, потом нюхаем головы друг друга.

– У меня еще одеколон есть, – Клок показывает маленький пузырек. – Так что, если кому мало…

– Ты что, серьезно? – спрашиваю я.

– Не-а, – ухмыляется он. – Я пока не ебанулся – одеколон пить. Вот намазаться можно, чтоб запаха не было.

– Ну, на хуй, – говорит Вэк. – Подумают еще – и правда одеколона напились.

– А может, выпьем его? – спрашивает Быра.

– Хочешь – пей, – говорит Вэк.

Возвращаемся в школу, снова заходим в актовый зал.

– Ну, что, пошли танцевать? – спрашивает Быра.

– Нет, давай посидим сначала, – отвечает Вэк.

Деревянные стулья с откидными сиденьями сдвинуты к стенам, и на них сидят несколько баб. Среди них – накрашенная Анохина в джинсовой юбке. Волосы начесаны и залиты лаком. Быра подсаживается к ней и начинает что-то трындеть. Она – явно без охоты – отвечает. Быра говорит что-то еще, встает и возвращается к нам.

– Ладно, давайте лучше танцевать, – говорит он.

– Что, опять послала? – Вэк смотрит на него и ржет. Мы тоже.

– Пошли танцевать, хули мы стоим, как лохи? – говорит Клок.

Встаем в круг. Сейчас играет первый альбом «Модерн токинга», песня «Ю май хо, ю май со». Потом ставят «медляк», и мы садимся на стулья.

После «медляка» снова встаем подрыгаться. В середине по залу идет какая-то тусовка. Некоторые перестают танцевать. Мы подходим поближе, посмотреть, что там такое.

Гриб пиздит какого-то «старого» мужика» – ему лет двадцать пять, усатый. Подскакивает Обезьяна и тоже несколько раз дает ему по морде. Мужик падает.

Включается свет, приходят Ленина и Сухая. Мужик сидит на полу и вытирает рукавом кровь из носа. Цыган подходит к Ленине:

– Ленина Сергеевна! Он сам виноват. Вязался к нашим девушкам. А все из-за чего – пускают кого попало на дискотеки. Надо только учеников и бывших учеников, чтоб пример показывали, – он громко смеется.

– Ладно, Остапчук. Ты бы уж лучше помолчал – нашелся мне тут пример. Бывшим ученикам на дискотеках тоже делать нечего. Как ты сюда прошел?

– Места надо знать, Ленина Сергеевна, места надо знать.

– Отведите его в туалет, пусть умоется, – она показывает на мужика.

Он поднимается и сам выходит из зала.

– Кто это? Ты его знаешь? – спрашиваю Вэка.

– Да. Это сестроеб Куцого. Я его пару раз видел на районе.

Свет потушили, и дискотека продолжается. Опять «медляк» – «Тайм» Скорпионсов.

– Ну, пошли кого-нибудь пригласим. Хули сидеть? – говорит Вэк.

Я рассматриваю толпу в поисках нормальной бабы, чтоб пригласить. Всех самых красивых уже пригласили. Недалеко стоит Кнопка из нашего класса, и я подхожу к ней.

– Привет. Можно тебя пригласить?

– Привет. Можно.

– Я, правда, не очень умею.

– Ну и я не очень. Не бойся.

Она прижимается ко мне, но грудей я не чувствую, только лифчик, твердый какой-то. Танцевать медляки я вообще не умею. Мы топчемся, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты меня веди, – говорит Кнопка.

– Куда?

Она смеется.

– Так говорят, когда танцуют. За собой веди, чтобы я делала шаги за тобой.

– А, понятно.

Мы топчемся так до конца медляка – мне показалось, что он длился минут десять.

– Спасибо, – говорит Кнопка. Я улыбаюсь. Думаю, что если бы она не была такой мелкой и некрасивой, то, может быть, можно было бы…

Иду искать своих. Бык сидит на стуле в углу.

– Ну, как Кнопка?

– Как, как? Я, может быть, первый раз в жизни с бабой танцевал.

– Так я и спрашиваю – как?

– Никак. Я же не умею.

– Ну, позажиматься все равно можно. Правда, у Кнопки там ничего нет.