Итоги № 49 (2013) - Итоги Итоги

С одной стороны

Евгений Федоров: «Ничего нельзя построить в условиях запрета на совесть, то есть на идеологию»

 

— Евгений Алексеевич, что подвигло вас озаботиться государственной идеологией, установление которой запрещено действующей Конституцией?

— В Конституции не заложена стратегия развития страны, только тактика. Получается, что высшие должностные лица — менеджеры, которые работают «по уставу». Но беда в том, что «устав» не наш. Международное право превалирует над российским. Кстати, внешнее управление заложено в конституциях еще 25 стран — по большей части из Восточной Европы, Балтии и СНГ. В других государствах имеются ограничения по идеологии. Например, в Португалии она запрещена в сфере культуры, в Бельгии — в образовании, в Бразилии, Андорре и Анголе — под запретом идеологическая цензура. Но сама идеология есть везде!

— Что это такое вообще — идеология государства? В прошлом веке все было понятно: марксизм-ленинизм, национал-социализм... А теперь-то что?

— Ценности, которые поддерживаются государством. Наличие таковых — обязательное условие для развития любой страны. Ценности же могут быть различными: суверенитет, демократия, религиозно-культурные каноны, права человека...

— Все это в Конституции есть, за одним исключением: в ней не установлен религиозно-культурный канон. Как вам идея прописать в преамбуле Конституции особую роль православия?

— Я не против инициативы по защите православия. Однако считаю, что прежде нужно снять запрет на идеологию, а уж потом заполнять лакуну. Я бы взял за основу прежде всего многовековой опыт русского народа.

— За более чем тысячелетнюю историю России опыт накопился разный. Вам что больше по душе: опричнина, Смута, реформы Петра I или сталинская индустриализация?

— В Европе история не менее кровавая: те же войны, смуты, эпидемии... Сейчас следует сделать ставку на технологии госстроительства, связанные с понятием «русский». Русская культура — многовековой сплав. Человек любой национальности может стать русским. Депардье, например, если выучит язык, интегрируется в культурное пространство, станет русским. И не он первый: во времена Екатерины II каждый третий немец обрусел. Как только идеология будет сформирована, ее можно использовать в процессе школьного воспитания. Появится возможность формирования госаппарата по ценностным подходам. Пока же нельзя ничего строить в условиях запрета на совесть, то есть на идеологию, по которой должен жить госаппарат.

— Поиск национальной идеи идет уже давно. Почему нет результата?

— Все поиски были противозаконными. У колонии не может быть национальной идеи. Вот как только мы снимем этот статус, можно будет озаботиться тем, чтобы построить русское государство. Богатое, свободное и счастливое.

— Это с каких же пор Российская Федерация оказалась колонией?

— С тех самых, когда была принята действующая Конституция, в которой прописан приоритет международного права. В ней, например, зафиксированы права человека, но их поддержка государству по сути запрещена. Получается, что чиновники оказываются вне рамок этих свобод.

— На них что, не распространяются свобода слова, вероисповедания, передвижения?

— Как на личности — да, но не как на функционеров госаппарата. Они не имеют права издавать бумаги, в которых права человека будут обязательны к исполнению. Возьмите речь любого президента США: в ней обязательно есть пассаж о ценностях американской нации. Они не стесняются говорить об идеологии.

— И Путин не стесняется...

— Но в США такие заявления переходят в реальную политику. В России же этому препятствует запрет на идеологию, который есть в Конституции. Смотрите: президент год назад говорил о воспитании в школах, а воз и ныне там! Потому что, как только глава Минобрнауки издаст приказ со словом «воспитание», он сразу подвергнется обструкции за попрание норм Конституции.

— Вы собираетесь вернуть конституционную норму о руководящей и направляющей роли партии?

— Такое возможно, только если госаппарат — враг народа. Знаю, часть россиян так и рассуждают. И я, как человек, работающий в органах госвласти с 1993 года, их понимаю: работа госаппарата подчас приводит к ухудшению ситуации, но потому, что Конституция предписывает органам власти выполнять указания из-за рубежа.

— Пример, пожалуйста...

— Россия не может привязать рубль к национальной экономике: мы печатаем столько рублей, сколько покупаем долларов и евро. Если грубо, то экономическая модель построена по примеру колониальной. Уровень нашего развития ограничен извне. Мы — богатая страна. Но почему мы живем хуже, чем Франция или Германия?

— Неужто из-за отсутствия госидеологии?

— Отчасти. Своих ценностей мы создать не имеем права, а из-за рубежа они поступают «второй свежести». Например, ценности гомосексуализма или ювенальной юстиции. Когда страна не в состоянии уравновесить «вторжение» ценностей, это рано или поздно приводит к ликвидации государственности. У нас и так экономика сбоит. Почему сейчас массово банкротятся банки? Еще вчера многие из них были хорошими, а сегодня стали плохими. Отвечу: МВФ приказал ЦБ ввести с января стандарт «Базель III», а по нему половина наших банков не соответствует стандартам управления. То есть ЦБ просто приказали их обанкротить. В условиях запрета на идеологию мы живем сейчас так же, как и во времена СССР, когда действовала пресловутая шестая статья — о роли партии. Разница в том, что тогда ценности, то есть идеологию, вырабатывала КПСС, а теперь — иностранные державы. И вместо шестой статьи — приоритет международного права.

— Кому бы вы доверили выработку национальной идеологии?

— Президенту, правительству, Госдуме, Совету Федерации... Политической системе, в общем. Это будет творческий процесс: не совсем то, что предлагает Елена Мизулина по поводу православия или кто-то еще, а длительное обсуждение. Думаю, задействуют систему выборов, когда партии будут декларировать поддержку тех или иных ценностей. Государству как механизму невозможно существовать без отдела под названием «ценности».

— То есть идеологического отдела ЦК?

— Ничего общего! Я — о ценностях в процессе госстроительства, о целях. Они должны разделяться большинством граждан. А вот что именно в это «полетное задание» будет заложено — другой вопрос. Сначала надо начать летать.

Светлана Сухова

 

С другой стороны

Андрей Кураев: «Церковь не видит себя в качестве источника государственной идеологии»

 

— Андрей Вячеславович, вы без восторга отнеслись к инициативе депутатов Госдумы, предложивших прописать в не имеющей, по вашим словам, правовой силы преамбуле Конституции роль православия как основы национальной и культурной самобытности России. А если бы слова о руководящей и направляющей роли Церкви вошли в одну из конституционных статей прямого действия — например, наподобие шестой, в которой раньше говорилось о роли КПСС, это бы изменило вашу оценку?

— Безусловно, причем в худшую сторону. Помнится, в брежневско-гришинские времена громко объявили о том, что Москва — это образцовый коммунистический город, и тем самым, как ни странно, сделали его менее комфортным для проживания. У людей обострилось ощущение фальши, разрыва между тем, что говорят с высоких трибун, и реальным опытом их собственной жизни. Мне кажется, что здесь сделана аналогичная ошибка. За людей решают, кто они, по сути, навязывая им определенное самоощущение. Притом что в реальности значительная часть людей, скажем так, наверняка не испытает восторга от встречи с такой формулировкой.

— Насколько я поняла, вы считаете предложение депутатов неуместным в многоконфессиональной России?

— Я не собираюсь защищать права других религиозных обществ — это и без меня прекрасно умеют делать. Скорее мне за свою Церковь обидно, потому что из-за такой инициативы депутатов, от людей не очень церковных, привычно полились критические потоки в адрес самой Церкви — якобы мы все это заказали. Напомню, что в результате патриарху пришлось жестко дистанцироваться от данного предложения и еще раз подчеркнуть, что Церковь не видит свой статус в качестве источника государственной идеологии.