Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей - Екатерина Станиславовна Докашева

В Сереже соединены – блестяще соединены – две крови: еврейская и русская. Он блестяще одарен, умен, благороден. Душой, манерами, лицом – весь в мать. А мать его была красавицей и героиней.

Мать его урожденная Дурново.

Сережу я люблю бесконечно и навеки. Дочку свою обожаю.

Слушайте, я хочу сказать Вам одну вещь, для Вас, наверное, ужасную: я совсем не верю в существование Бога и загробной жизни.

Отсюда – безнадежность, ужас старости и смерти. Полная неспособность природы – молиться и покоряться. Безумная любовь к жизни, судорожная, лихорадочная жадность жить.

Все, что я сказала – правда.

Может быть, Вы меня из-за этого оттолкнете. Но ведь я не виновата. Если Бог есть – Он ведь создал меня такой! И если есть загробная жизнь, я в ней, конечно, буду счастливой. <…>

Хочется сказать Вам еще несколько слов о Сереже. Он очень болезненный, 16-ти лет у него начался туберкулез. Теперь процесс у него остановился, но общее состояние здоровья намного ниже среднего. Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! Я постоянно дрожу над ним. От малейшего волнения у него повышается t°, он весь – лихорадочная жажда всего. Встретились мы с ним, когда ему было 17, мне 18 лет. За три – или почти три – года совместной жизни – ни одной тени сомнения друг в друге. Наш брак до того не похож на обычный брак, что я совсем не чувствую себя замужем и совсем не переменилась, – люблю все то же и живу все так же, как в 17 лет. <…>

В начале июня 1914 года Марина написала стихотворение, посвященное мужу.

С.Э.

Я с вызовом ношу его кольцо!

– Да, в Вечности – жена, не на бумаге. —

Его чрезмерно узкое лицо

Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,

Мучительно-великолепны брови.

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.

Его глаза – прекрасно-бесполезны! —

Под крыльями раскинутых бровей —

Две бездны.

В его лице я рыцарству верна.

– Всем вам, кто жил и умирал без страху. —

Такие – в роковые времена —

Слагают стансы – и идут на плаху.

Очень скоро любовь к мужу будет проходить серьезное испытание. Ухудшается здоровье Сережиного брата – Пети Эфрона. Он в больнице и шансов на выздоровление практически нет. У Марины рождается сильное чувство к брату мужа. Что это? Любовь? Жалость? Желание скрасить последние дни больному. Марина часто ходит в больницу, дежурит у постели. В письме к Петру от 14 июля 1914 года пишет:

Мальчик мой ненаглядный!

Сережа мечется на постели, кусает губы, стонет.

Я смотрю на его длинное, нежное, страдальческое лицо и все понимаю: любовь к нему и любовь к Вам.

Мальчики! Вот в чем моя любовь.

Чистые сердцем! Жестоко оскорбленные жизнью! Мальчики без матери!

Хочется соединить в одном бесконечном объятии Ваши милые темные головы, сказать Вам без слов: «Люблю обоих, любите оба – навек!»…

О, моя деточка! Ничего не могу для Вас сделать, хочу только, чтобы Вы в меня поверили. Тогда моя любовь к Вам даст Вам силы <…>

Если бы не Сережа и Аля, за которых я перед Богом отвечаю, я с радостью умерла бы за Вас, за то, чтобы Вы сразу выздоровели <…>

В конце июля Петр Эфрон умирает. И – взрыв творчества – растет цикл стихов, посвященных Петру Эфрону, в одном из писем к которому она призналась: «Вы первый, кого я поцеловала после Сережи».

Что было дальше? Временная передышка. Но разбуженный вулкан творчества требовал все новых и новых увлечений, ведь после них рождались такие прекрасные стихи… Следующий роман был еще более возмутителен и шокировал современников. Ведь Марина влюбилась в женщину, поэтессу Софью Парнок.

Можно себе представить, что испытывал при этом ее муж, Сергей Эфрон. Он страдал молча, не унижая Марину скандалами или выяснениями отношений. Марина ему была дана судьбой – раз и навсегда… И он, как рыцарь, оставался верен ей всю жизнь.

В марте 1915 года он поступает на службу санитаром в Отдел санитарных поездов Всероссийского земского союза. 187-й поезд, куда его определили, курсировал по маршруту Москва – Белосток – Москва. В письме к своей сестре Лиле он просит ее быть поосторожней с Мариной, так как «она совсем больна сейчас». Он мучительно беспокоится за Алю, «громадное место занимает сейчас она в Марининой жизни. Для Марины, я это знаю очень хорошо, Аля единственная настоящая радость, и сейчас без Али ей будет несносно». Далее идут слова, которые многое объясняют: «Мне вообще страшно за Коктебель». Он боится этого места, зная, как легко там зарождаются романы и к каким иногда судьбоносным последствиям они приводят.

Но и Марина тревожится за Сергея. Лиле Эфон она сообщает в письме:

«Сережу я люблю на всю жизнь, он мне родной, никогда и никуда от него не уйду. Пишу ему то каждый, то – через день, он знает всю мою жизнь, он мне родной, только о самом грустном я стараюсь писать реже. На сердце – вечная тяжесть. С ней засыпаю и просыпаюсь. <…> Разорванность от дней, к<отор>ые надо делить, сердце все совмещает…»

Маринино сердце вмещало все: и ад, и рай, и грех, и святое чувство к мужу и дочери…

А Сергей Эфрон рвется на фронт, но его останавливает – страх за Марину.

В ноябре 1915 года он поступает актером в Камерный театр. Продолжает учебу в университете. Супруги не собираются разводиться, они – вместе, несмотря ни на что. Что было в его душе – можно только догадываться.

Марина знакомится и увлекается Осипом Мандельштамом, после – объектом ее страсти станет Тихон Чурилин. Любовь для Марины не то, что вкладывают в это понятие большинство людей. Во всяком случае это не физическая страсть в ее воплощении. И уж точно – не только она. Для Марины физическое – уступка божественному и вечному. В письме к молодому критику А. Бахраху спустя годы она признается, что значит для нее физическая близость с мужчиной: «…самые лучшие, самые тонкие, самые нежные так теряют в близкой любви, так упрощаются, так грубеют, так