Командировка - Вадим Денисов

Такое впечатление, что тайга за время моего отсутствия стала выше и гуще.

Низкие силуэты крепких строений Кордона — как из старорусской сказки! Антураж соответственный: черный рубленый колодец под грибком, старая телега стоит в высокой траве, бочки в два ряда, потемневшие от времени, бревна штабелем и ровные поленницы дров под навесами, забор по периметру фактурный… Вокруг почти тихо, слышно лишь побрякивание посуды и короткие женские разговоры. Между густой, возле кромки леса, стеной папоротника и приземистыми домами поселка тают остатки тумана, дым от двух печей поднимается в небо неохотно, медленно сваливается набок, цепляется за ветки и стволы, пропадает среди хвойных исполинов.

Рядом с поселком — огороды, загонами на северной стороне поляны, четыре большие теплицы и перепелиный питомник. За ним сразу начинается матерый высоченный лес — там чудеса, там леший бродит, лишь две тропы уходят к реке. Одна ведет к лесным озерам, где у Пантюховых вполне кулацкие садки с карпом, другая — к устью Листвянки. На полпути стоит мини-профилакторий Медцентра — завтра, говорят, туда какая-то VIP-семья из Дели заезжает. Задворки у поселения большие, год назад мужики площадку существенно расширили, а кажется, что так и было изначально, — сказывается эффект окружения поляны высокими стволами.

Хорошо на Кордоне дышится, зашибись живется.

Проверив жидкости, я выгнал машину из сумрака, оставив ее во дворе, и уже собрался идти на спортплощадку, как подскочил Генашка, младший брат Ольги. Ему-то что не спится? Каникулы, отсыпайся дома, ученик! Чисто леший! Выгоревшие патлы торчат в разные стороны, глазенки подозрительно блестят. В шортах чуть ниже колена, вытянутой майке, загорелый, как туарег, ни единого пятнышка комариного укуса. Вот закаленная порода! Маугли! Во всех удаленных поселках такие, зверята полудикие, дети чащоб.

Сильно повзрослел пацан за год.

— Там седня Ивановна на кухне колдует. Значит, пирохи будут с луком-яйцами, картофан и окрошка с мясом, — патластик сразу расшифровал мне набор ароматов. — Ты скоро поедешь?

— Разомнусь, поем — и в путь, — доложил я.

— Меня с собой возьмешь, мне в Посад надо, к училке наведаться, — важно заявил борзый пацан без вопросительных ноток в голосе.

— С какого пуркуа? — удивился я. — У матери отпрашивайся.

— Я уже взрослый! — возмутился Генаша.

— Да иди-ка ты лесом, взрослый! — ласково посоветовал я. — Пару раз уже получил от твоей матери. Хрен ты меня проведешь, индеец.

— Пять патронов дам, «семерки», — деловито пообещал наглец, вопреки ожиданию не вступая в нудный спор.

Да уж, в нужном направлении подрастает наша молодежь… Напитались дети поселенцев с малых лет запахом фронтира, такое быстро не выветрится.

— Индульгенцию неси, тогда и поедешь. Гофру не морщи. Все сказал, не томи природу, не выпрашивай пендель.

— Грубый ты человек, Кастет, безбожный, — с тяжким вздохом молвил Генка совершенно взрослым голосом и отправился восвояси.

Чет взгрустнулось мне. Все-таки слишком рано они взрослеют на Платформе. На реальном фронтире еще быстрей.

После достаточно щадящей разминки, проведенной без фанатизма и натуги — вдруг нас Главный в бой пошлет, как войска с парада в сорок первом, — я отправился на летнюю кухню, где стол ближнего края был уже накрыт, поздоровался, приступил к трапезе. Еды, как всегда, вдосталь, пироги горячие, окрошка холодная, картошка хрустящая. А женщины все готовят, снуют, приносят, протирают… Пока мужиков нет, на кухню постоянно забегают дети, кусочничают, пользуются женской добротой.

Решив сразу поесть поплотней, попросил пельмени.

На Кордоне их всегда подают особым образом, по-таежному, да и сами пельмы необычные — большие, сочные, как настоящие хинкали, из тонкого тугого теста. В составе фарша всегда дичь и жирная свинина. Очень вкусные. Варят их отдельно в подсоленной воде с лавром, а потом закидывают в горшок с костным бульоном, так и ставят перед тобой. Остальное сам сыплешь: перец, укроп, травки всякие. Пища титанов — заправки на целый день хватит, если что не сладится.

Я вообще фанат пельменей и заявляю ответственно: очень мало кто умеет их готовить правильно. Девяносто процентов того, что лепят в наших семьях, — типичная халтура на отвяжись. У пельменя очень строгие требования к тесту — ведь он есть не что иное, как герметичная кастрюлька, наполненная вкусным соком и фаршем. В то же время теста не должно быть много, тесто — всего лишь оболочка, а не наполнитель желудка, как в магазинных изделиях. Поэтому оно должно быть крутое, очень тугое, на срезе — как пластик, без единого пятнышка и каверны. Толстое, мягкое и рыхлое к производству не допускается. Правильное реально тяжело мять и еще тяжелей раскатывать. Яйцо обязательно, без него нужного не получишь. Пельмень не должен быть маленьким, в таком на выходе не будет должного количества сока. Единство рядов и форм есть показатель опыта и, соответственно, качества лепщика. Налепленные пельмени выкладывать на доску следует единообразно, показывая изделию уважение… И сразу варить! Настоящий пельмень не бывает замороженным, ибо в процессе заморозки и дефростирования в тесте неизбежно появляются микротрещины, помните это! Замораживаем их только ради заготовки и называем сие уже не пельменем, а «пельменным продуктом».

Защипывать пельмень следует очень тщательно, на два раза, проверяя шов визуально. Лопнувший в процессе варки пельмень выкидывается в урну. Время варки определяется исключительно опытным путем, жестких минут либо факта всплытия их на поверхность недостаточно. Передержишь в кипятке — развалятся. Недодержишь — красавчики не успеют выделить бульон, поджав в ядро фарш, хотя по факту и будут сваренными… А вкуса не будет, он не успеет набраться! Поэтому хозяин семьи всегда вдумчиво пробует первый пельм и только после этого дает домочадцам отмашку на откидку.

Состав фарша всегда определяется личным вкусом, но есть общее — фарш должен быть очень сочным, и не за счет одного лука. Правильный посол теста, фарша и воды в кастрюле тоже очень важен: пельмень не досолишь из солонки. Плохо посоленный фарш испортит вкусовую картину.

Тонкостей очень много.

Настолько, что одна моя старая знакомая говорит так: «Идеально правильные пельмени после выкладки на блюдо ведут себя странно. Представляешь, последний выложенный по центру пельмень от накопленной внутренней энергии поднимается в воздух на пять сантиметров и начинает парить над остальными, тихо вращаясь, как летающая тарелка! Если этого эффекта не наблюдается, значит, ты что-то сделал неправильно…»

Я такого чуда не видел никогда, хотя несколько раз мне казалось, что центровой пельмень дрожит, пытаясь приподняться над собратьями! И каждый раз это было очень, очень вкусно!

Женщины с удовольствием смотрели, как я трескаю, орудуя огромной ложкой.

Вышла и сама Евдокия Ивановна, с большим чайником в руках, посмотрела мельком на тарелки, довольно мотнула седой головой, бесшумно присела рядом.

— Не страшно, Костенька?

Ей-то мне че врать?

— Есть немного… Да ничего, Евдокия Ивановна, мы привычные. Больше азарта.

— Вы уж там в самое пекло с Мишенькой не лезьте…

Как вообще в анклаве еще сохраняется понятие гостайны? Ни шпионаж невозможен, ни серьезный криминал: планы все будут знать заранее.

Уф… Пора протрястись за рулем, чтобы улеглось плотней.

— Спасибо, хозяюшки, пойду я собираться, — через две минуты я наконец-то выбрался из-за стола, наполненный уверенностью в завтрашнем дне.

Суровый будет день, вот что я вам скажу — такая у меня уверенность.

Малыш Билли полностью готов к поездке. Тент натянут хорошо, затекать не должно, правда, весь мятый. Нормально, первый же дождик вместе с ветерком разгладят грубую плотную ткань. Закинул назад тяжелую сумку, оружие, только уселся — опять волосан тут как тут!

— Слышь, Генаша, ты только не пугай меня, — тихо попросил я, вновь затягивая ручник, — скажи, что просто проводить пришел.

— Индульгенцию держи, дядя Костя! Что я, шутки шучу? Сказал же, к училке, — солидно бросил лесной хулиган, протягивая мне сложенную вдвое бумажку. Пока я рассматривал документ, он залез на пассажирское сиденье, поставил между тощими коленками «сайгу» двадцатого калибра, потом передумал, высунул за борт загорелую ногу, всю в ссадинах и шишках, покачал стоптанным ботинком и скомандовал. — Ехаим!

Я аж собственной слюной поперхнулся! Кхе-кхе… Фу ж ты на… Ну, наглец!

— Клешню втяни, сосной отрубит.

Хорошая смена растет.

— И не пристегивайся пока, шкет, шлагбаум откинешь.

На выезде с проселка меня ждал первый сюрприз.

Увидев такое дело, я стерпел, удержавшись от мата, зато крепко задумавшись. Но после поворота направо вынужден был все-таки остановиться, уже буквально остолбенев. Джип тоже удивленно впялился близко посаженными глазами-фарами в новенький дорожный знак, закрепленный на вкопанном столбе.