Баронесса из ОГПУ - Хачик Мнацаканович Хутлубян

что Зоя была вынуждена без разрешения Рощина открыться Наде. Иначе женщина замкнулась бы и на откровения больше не пошла. Зоя решила рискнуть:

– Надюша, я не из женсовета и говорю с тобой не из чувства дамской солидарности. Прошу тебя побеседовать с ним, потому что так будет лучше для всех. Поверь тому, что говорю. Я приходила к вам не случайно. Я из госбезопасности.

– Откуда?.. А-а… из ОГПУ? Вон оно что?! – Надя убрала ладони от мокрого лица и, все еще подрагивая плечами, гробовым голосом произнесла: – Ты пришла по наши души. Что ж, бери то, за чем пришла. Вот они – мы!..

В это время дверь как назло скрипнула, и в комнату вошла Маруся:

– Тетя Зоя, у меня опять не получается запеленать Мишу, помоги.

– Нет! Не подходи к ней, дочь! – Надя подлетела, схватила на руки Марусю и с такой силой прижала к своей груди, что девочка от испуга уронила медвежонка и заплакала. – Не дам ее! Не да-а-мм! – вновь разрыдалась мать.

Зоя почему-то вспомнила о своем Володьке, посмотрела на залившихся слезами мать и дочь, села на стул и сама горько разревелась.

Когда атмосфера в комнате накалилась до критического состояния, первая пришла в себя Маруся.

– Мама, мне больно, не прижимай так, – сказала она по-детски обиженным голосом.

– Не отдам тебя, Маруся, никому не отдам, – задыхающейся скороговоркой отозвалась мать и, подняв мокрые глаза на Зою, прошипела: – Ты что слезы тут льешь, панихиду еще не заказывали.

– Как ты можешь так говорить, Надя? Я ведь правда помочь пришла. Почему ты мне не веришь?..

– Я не знаю, кому верить. Мне страшно, – усталым, отплакавшимся голосом бросила Надя. Она как стояла спиной к кровати, так и села на нее не глядя. – Страшно…

Дорога от дома Перовых до конспиративной квартиры еще никогда не казалась Зое такой короткой, как в этот раз. Разговор с Надей, который она прокручивала в голове, ничего хорошего не сулил. Ей предстояло доложить Рощину о результатах двух последних – вчерашней и сегодняшней – встреч с Надеждой Перовой. Зоя крутила педали велосипеда и думала о произошедшем, не понимая, как будет выходить из сложившейся ситуации, если Рощин откажется понять мотивы ее поступка.

Василий Петрович, увидев Казутину, сразу почуял неладное, тем не менее спокойным голосом спросил:

– Что-то случилось?

– Может получиться так, что в интересах дела мне придется раскрыться перед Надеждой Перовой – кто я есть на самом деле, – выдохнула Зоя. – Разрешите?..

– Ты отдаешь себе отчет, о чем меня просишь? – коротко спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Что значит открыться? В нашем случае это означает сознательно провалить дело.

– Но почему? – утрачивая надежду, спросила Зоя.

– Как почему? Ты просишь согласия подвести себя под расстрельную статью за предательство. Меня, заодно с тобой, может, сразу и не расстреляют, но уволят из органов и однозначно посадят.

– Я поняла, – вздохнула Зоя. – Можете считать, что ни о чем вас не спрашивала и не просила. – В какой-то момент ей показалось, что из-под ног стал уходить пол.

– Так, давай не мудри, девонька, договаривай, что задумала. – Рощин взглянул в большие серые глаза Казутиной, которые поблескивали не то от навернувшихся слез, не то от решительности.

– Сегодня во время беседы с Перовой сложилась ситуация, когда для успешного выполнения задания пришлось скорректировать исходные данные, – довольно туманно произнесла Зоя. Но Василий Петрович, похоже, все правильно понял, кивнув головой. – У меня было задание – войти в доверительные отношения с супругой Перова Григория Матвеевича – ответственного работника Китайско-Восточной железной дороги, который, похитив большую сумму государственных денег, бежал, – как на духу выложила Зоя, будто Рощин этого не знал, и продолжила: – Мне надлежало выяснить, известно ли жене его местонахождение. Если да, то выведать у нее, где скрывается муж, чтобы вывести на него наших оперативных работников. Я несколько раз встречалась с Надеждой Перовой, вошла с ней в доверительный контакт и сегодня она мне сама рассказала о том, что произошло с ее мужем. Там не все так однозначно.

– Ты повторяешься, Зоя.

– Это ничего, Василий Петрович, сейчас важно, чтоб вы правильно меня поняли. Разговор у нас с Надей зашел о детях, и она посетовала, как трудно одной растить ребенка. Пришлось поддержать: – «Мне это хорошо знакомо, – ответила я, – сама через год после рождения сына развелась с мужем». – «Пил»? – спросила Надя. – «Нет, был комсомольским работником. В горкоме работал». – «На идейной почве не сошлись?» – «Вообще не сошлись». – «У меня тоже муж ответственным работником был», – махнула рукой Надя. – «А почему «был»?» – «Бросил нас и уехал». – «Куда?»

Надя пожала плечами и пошла на кухню за чашками. Маруся, дочь ее, тронула меня за руку и доверительно прошептала: «Папка нас не совсем бросил. Вы не думайте. Он иногда приходит к нам ночью. Потом опять уходит. Мама говорит, что никому об этом нельзя знать. Я только вам по секрету сказала, больше никому. Потому что умею хранить тайны». – «Молодец». – «А вы видели моего папку?» – «Нет, конечно». – «Вот он у меня какой», – разжала ладонь девочка, показав снимок «три на четыре» с изображением лица мужчины средних лет, ничем особо не примечательным, разве что большими залысинами.

Когда Надя вернулась в комнату, фотоснимок отца исчез в кармашке детского платьица. Мать отправила дочку во двор поиграть, сама же села напротив и с горечью сказала: «Знаешь, Зоя, мой-то, Григорий Матвеевич, бежал в Шанхай с большой сумкой государственных денег. Не хотела при Марусе говорить. Ох, не могу больше так. Вся душа истерзалась». – «Погоди, зачем ему надо было бежать? – спросила я. – Он же начальником был? Вам денег не хватало?» – «Хватало. Его специально подставили. Скажу – не поверишь. Ночью шел домой с дежурства. На него напали, оглушили, что-то вкололи, видимо, опиум… Он только и смог вспомнить, что утром очнулся в китайском борделе с двумя проститутками в постели. На столе фотографии – он спит в окружении голых китаянок. В комнату вошел мужчина, по манерам белый офицер, представился как куратор организации «Братство русской правды». Повертел в руках снимки, и сказал: «Этого вполне достаточно, чтоб сломать вам жизнь. Жена, увидев фотографии, подаст на развод, с работы вас не только уволят, но и посадят, как ответработника, а то и расстреляют за неблагонадежность. Вы же коммунист?» – «Чего вам надо от меня?» – спросил Перов. – «Во-первых, нам нужны деньги, во‐вторых, содействие в одном не сложном для вас вопросе. Сделаете все, как скажем, вернетесь в семью. Если нет, то убьем жену и дочь. А с вами пусть большевики разбираются. Не помилуют, уж точно».

Зоя глубоко вздохнула, посмотрела в глаза Рощину.

– Классический