Персональный бог (СИ) - "Rayko"

"Точно, здешние главари, не иначе", — решил Корсу, быстро оглядевшись, едва переступил порог.

Его грубо ткнули в спину тупым концом копья, от чего он буквально вылетел на середину землянки и зарылся носом в грязный пол. Следом за ним вошли оба его конвоира и низко поклонились присутствующим.

— Господин комендант, старший трофейного отряда просит дозволения обратиться! — скороговоркой протараторил Михрай.

— Дозволяю! — наименее грязный мужик отошел от стола и с интересом уставился на Корсу.

— Совершали обход по местам вчерашних боев, и наткнулись вот на этого блаженного, — Михрай ткнул пальцем в голого парня на полу, — По-нашему не балакает и нихера не понимает. На еретика не похож. Доставили вам согласно порядку.

Комендант подошел к пленному на расстояние пары шагов и брезгливо склонился, рассматривая грязное голое тело.

— И кто же ты такой будешь, идолище срамное?

Уловив вопросительную интонацию в совершенно незнакомом языке, Корсу затараторил в ответ, пытаясь хоть что-то объяснить. На его скуле наливался здоровенный синяк; его явно чем-то ударили по дороге. Глотая сопли вперемешку со слезами, он торопливо лепетал, указывая пальцами то на себя, то на своих конвоиров, то на свое лицо.

— Странный язык, я такого не ведаю, — выпрямившись, произнес комендант, — Но на говор еретиков точно не похоже.

— Тут вчера отряд из войска Марийских островов размолотило. Они под конную атаку попали, полегли почти все. Этот с ихних похоже, — высказался мужик, сидящий за импровизированным столом.

— Не похож он на марийца… — с сомнением произнес другой, — Я их речь слышал, они не так разговаривают.

— Да их там, как на ярмарке — что не племя, то свой язык. Дикари же. Он же рыжий, а я рыжих только у островитян видел!

— А почему голый тогда? Где оружие и одежда?

— А то ты не знаешь, Даху, почему жмуров голыми находят, — комендант говорил тихо, вкрадчиво, но его голос мгновенно заставил спорщиков заткнуться, — Мы как порт взяли, к еретикам четвертый месяц снабжение не приходит. Засели они в Цитадели крепко, и на запасах баронских продержались долго. Пришли они ранней осенью, думали крепость возьмут да подмоги с моря дождутся. Вот и шли налегке, в летней одеже. А сейчас дело уже к холодам, зима близко. Вот и пропадает одежда с трупов. Это еще мелочи — кладовки Цитадели не бездонные, а еретиков там тысяч пять точно сидит. Боюсь, господа, к зиме мы не только раздетые трупы наблюдать будем, но и объеденные. Ладно, этого в клетку. Вызовите отрядного клирика, чтобы провел дознание. И дайте ему шмотье какое, пусть срам прикроет! Как звать-то его хоть узнали?

— Господин комендант, — подал голос Михрай, — Звать его похоже Валдис Траум. Он, покуда мы сюда добирались, эти два слова всю дорогу бормотал.

— Во, слышал, Даху? — вскинулся мужик из-за стола и ткнул в плечо другого, — Валдис! Так божка одного у островитян зовут. Которому ихние охотники молятся!

* * *

В книжках пишут, что человек сам кузнец своего счастья. Врут, суки. Книги вообще пишут патологические обманщики. В дешевых романчиках герой попадает в незнакомый ему мир и начинает разводить там кипучую деятельность. Половины не прочитаешь, как персонаж уже бодро нагибает половину мира под разухабистую мелодию рояля, который все это время прятался в кустах.

Черта с два! Корсу даже с местным языком не повезло. А уж о нагибании мира у него даже мыслей никаких не проскочило. Да за все свое пребывание на этой Древом забытой помойке он ни шагу по собственной воле не сделал! И ведь как сразу не заладилось это странное путешествие — новый средневековый мир и кругом все во второй ипостаси. По прибытии сразу же встретились представители местной формы жизни. Главенствующий вид — человечишки. И нет бы, сволочам, проткнуть его сразу копьем при встрече — от "кожаных" мудаков и не того можно было ожидать — но его повязали и привели к своим вожакам.

"Эх, были бы они нормальные, я бы уже давно отсюда свалил…"

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

По разумению оборотня, нормальные главари этого вооруженного сброда давно бы приказали убить Корсу за землянкой, как вражеского лазутчика, да там же и прикопать. Так нет же, эти сволочи посадили его в клетку. И хорошо бы ему там голому, в продуваемой всеми ветрами клетушке, и загнуться тихонько от скоротечной пневмонии. Не вышло. Ему даже притащили откуда-то длинную рубаху из грубой, словно наждачная бумага, ткани. А с утра принесли и неизвестно с кого снятые, вонючие штаны. Обо всем, суки, позаботились, чтобы не пустить его дальше по Древу. Его даже покормили!

К вечеру следующего дня к его клетушке приплелся какой-то хрен. Толстая и лысая морда, закутанная в балахон из серой ткани. Ткань балахона была такого качества и чистоты, что портовые докеры на верфи Фелиса эдакое тряпье и в печи бы сжечь поостереглись, побоявшись или взрыва или отравления. Беседовал этот зачуханец с Корсу очень недолго. Скорее всего по причине того, что беседа больше походила на разговор немого с глухим. Он что-то спрашивал, но оборотень языка не знал. Корсу ему пытался отвечать, но абориген тоже ничего не понял, накарябал что-то в бумажке, да и удалился поспешно. Из всего общения с местными носителями разума, оборотень понял только одно — они решили, что его зовут Валдис Траум.

"Идиоты…"

Еще через день Корсу выволокли из клетки. К тому моменту в лагере, куда попал песец уже во всю наблюдалась какая-то нездоровая суета, мимо постоянно пробегали солдаты с самым что ни на есть озабоченным видом.

Только сейчас оборотень узнал причину тревоги среди обитателей лагеря. Вдалеке, по правую сторону, возвышалась колоссального размера каменная крепость — с башнями, высокой стеной и частоколом зубцов на ней. А вот по левую руку была морская гавань, и в ней происходило нечто интересное. Все пространство моря было занято кораблями, которые вели сражение. Огромные пузатые парусники с крупными квадратными парусами на трех мачтах противостояли натиску мелких и юрких суденышек с треугольным парусом на единственной мачте. Мелких суденышек было во много раз больше. Они облепили крупные корабли со всех сторон по две, три, а кое-где и по четыре штуки каждый. И некоторые большие парусники уже были объяты огнем. Но и у мелких корабликов хватало потерь.

Корсу, понукаемого тычками древка копья в спину, погнали вперед, за пределы лагеря, где уже находилась толпа таких же оборванцев, как и он. Одета вся эта публика была разношерстно, но одинаково убого. Активно работая древками и дубинками, солдаты согнали всех в кучу наподобие стада и начали строиться уже сами. Быстро выровнявшись в две шеренги и ощетинившись рядами копий, солдаты выставили щиты, и крича что-то малопонятное, но очень злое, начали шаг за шагом теснить неорганизованную толпу в сторону берега. Многие из оборванцев с криками побежали. Сорвался в бег и оборотень. В аккурат в сторону бухты, где из многочисленных, причаливших к берегу, суденышек уже сходили на берег отряды противника, изображая, что-то похожее на строй.

До противника не добежал никто. За воплями оборванцев и криками вояк, Корсу не сразу расслышал топот. Когда же он повернулся на ставший уже хорошо различимым звук, то увидел, что со стороны крепости, поднимая клубы пыли, прямо на них неслась конница. Со страха песец уже не понимал, что он орал и куда бежал. Внезапно прямо перед ним возник конный воин с насаженным на длинное древко топором. Противник, не сбавляя хода, резко опустил топор на голову Корсу и… промахнулся. Его конь, шарахнувшись в последний момент в сторону от солдатского копья, сбил прицел всаднику. В итоге в голову Корсу прилетело не тяжелым заточенным колуном, а длинным древком. Ноги оборотня подломились и он рухнул на прибрежную гальку лицом вниз, успев ощутить дикую боль во рту до того, как погас огонек сознания в его голове.

* * *

День десятый. Хотя, может быть и двадцатый? Или тридцатый? А может и не день вовсе? Может там снаружи, за шершавой кладкой каменного мешка, за тяжелой дубовой дверью, и не день вовсе? Холодная осенняя ночь или ранний рассвет? Не получается вести счет дням, когда видишь перед собой только темноту. Что тут еще можно посчитать? Разве что оставшиеся зубы? Да и с их подсчетом дела обстояли не лучше. Хоть их и осталось явно больше десятка, но как сосчитать сколотые пеньки, водя по ним распухшим языком? Правильно, никак. Только и остается, что находиться в блаженном неведении. Пожалуй, единственное блаженное, что осталось у оборотня в последнее время. Кто там говорил, что без еды можно обходиться четыре недели? Наглое вранье. Если вас не кормят первую неделю — это просто означает, что никто вам не даст прожить оставшиеся три.