Покойник - Бранислав Нушич

Новакович. Вопрос не в том, что может и чего не может быть. Он здесь!

Спасое. Но каким образом? Откуда? Что он, встал из могилы? Воскрес? Удрал? Откуда свалился: с дерева, с луны или с Марса?

Новакович. Говорят, приехал.

Спасое. Да зачем приезжать с кладбища, и каким это поездом? О господи боже, я больше не в состоянии что-либо воспринимать. Первый раз в жизни со мной случилось, что я ничего не могу понять! (Садится.)

Рина (Новаковичу). Разве ты ничего не узнал поподробнее?

Новакович. Ну, узнал; говорят, он не умирал.

Спасое. Ну, конечно, теперь он будет отрицать!

Новакович. Он остановился в «Эксцельзиоре».

Спасое. Какой это участок?

Новакович. В гостинице «Эксцельзиор». Это все, что я узнал. (Вспомнил.) Ах, да, вот еще что! Он расспрашивал у Радича, где я живу, и сказал, что обязательно посетит меня.

Анта. Вас?

Новакович. Меня или… может быть, мою жену.

Рина (в страхе). Меня? Почему меня?

Анта. Да вы же для него самый близкий человек.

Рина. Я?

Анта. Ну да, вы же теперь, в сущности, его жена.

Рина (подбегает к Новаковичу и крепко обнимает его). Милан, неужели то, что говорит этот господин, правда?

Новакович (растерянно). Я не знаю! (Анте.) На основании чего вы так говорите?

Анта. На основании Саветы Томич.

Спасое. Вот те на! Какая-то еще Савета Томич?

Анта. Да та, что вышла замуж, думая, будто она вдова, а когда вернулся первый муж, суд переселил ее по долгу службы, без проездных и квартирных, из второго брака в первый.

Рина (взволнованно, Новаковичу). Неужели это возможно?

Анта. Говорят, по закону так.

Новакович (желая утешить Рину). Я не верю, чтобы закон служил насилию, а это было бы насилием!

Рина (обнимая Милана). Я не хочу расставаться!

Новакович. Успокойся, Рина! Нет закона, разрушающего счастливые браки!

Спасое (размышляет, слушая их разговор). Все, что вы говорите, все второстепенно, абсолютно второстепенно. Главный и основной вопрос: как может человек, которого мы три года тому назад честно и от всего сердца похоронили, как он может и на основании чего?…

XV

Любомир, те же.

Любомир (несет несколько номеров разных газет. Он бледен и очень растерян). Что же это, что же это такое, бога ради?! (Вспомнил.) Пардон, сударыня! (Подходит к Рине и целует ей руку. Обращается к остальным.) Что же это?

Рина. Вам плохо?

Анта (звонит). У вас не больное сердце?

Входит Анна.

(Анне.) Стакан воды!

Анна уходит.

Любомир (усталый и обессиленный, опускается в кресло). Ничего, ничего, мне лучше, ничего! Что же это, что же это такое!

Новакович. Кто вам сказал?

Любомир. Кто? (Протягивает ему газеты.) Да вот, полны газеты.

Все (в один голос). Газеты?

Набрасываются на газеты, расхватывают их, и каждый читает.

Анта. Ух, какие крупные заголовки!

Спасое (читает заголовок). Вы только послушайте: «Мертвые подымаются».

Анта (читает). «А придет судный день, мертвые восстанут из гробов».

Новакович (читает). «На участке семнадцать могила тридцать девять открылась и мертвец встал».

Любомир (читает). «Мертвые встают, мертвые говорят!».

Анна приносит стакан воды. Любомир берет и пьет.

Спасое. Не нахожу это настолько интересным, чтобы ему уделять такое внимание в газетах.

Любомир. Можете себе представить, каково мне было, когда я узнал на улице эту потрясающую новость! До того я и понятия не имел. Дожидаюсь на остановке трамвая, стою, развернул газету, и вдруг мое внимание привлек броский заголовок: «Мертвые встают, мертвые говорят!» Прочитал первые строки, и сразу же меня в пот ударило!

Рина. Точно так же и я.

Любомир. На лбу выступил пот, руки похолодели, в глазах помутилось, и я прислонился к стене.

Спасое (взяв его под руку, отводит в сторону; тихо). Не понимаю, зять, почему это тебя так волнует? Понимаю еще всех остальных, но тебя?… Какие у тебя могли быть дела с покойным Маричем?

Любомир (все еще нервничает и волнуется). Сейчас не до того. Об этом потом.

Спасое. Должно быть, какая-нибудь крупная сумма?

Любомир. Да, что-то вроде этого!

Новакович (все еще погружен в чтение газеты). Э-э! Вот и точное описание, как все произошло. Целое интервью!

Все (подходят к Новаковичу). Читайте, читайте!

Любомир, подавленный, отходит, но все же следит за чтением.

Новакович (читает). «На вопрос нашего сотрудника, было ли все это предварительно задумано и проведено по определенному плану, господин Марич решительно ответил, что никакого умысла здесь не было. Он так объясняет случившееся: «Со мной произошел роковой случай: жена жестоко меня обманула, и я очень сильно переживал. Хотя я и разочаровался в ней, я все же любил эту женщину, и потому в то время, когда я очень страдал…».

Рина. Прошу тебя, опусти эти банальности!

Новакович. «Я был страшно возбужден и не знал что делать».

Анта (Рине). У него сердце не больное?

Спасое. Да не перебивайте! Читайте, прошу вас!

Новакович (читает). «Когда я уже готов был принять окончательное решение, я испугался самого себя: подумал, что в таком состоянии могу принять слишком поспешное решение, из-за которого впоследствии придется раскаиваться. Тогда мне пришло в голову бежать, удалиться из среды, казавшейся мне отвратительным соучастником, уединиться, собраться с мыслями и только тогда решить, что предпринять. Я решил уехать, никому не сказав, куда. В действительности я тогда и сам точно этого не знал: поехал куда глаза глядят. Когда кондуктор спросил у меня билет, его у меня не оказалось. А когда он задал вопрос, куда я еду, я не мог ему ответить. Наконец, я решился ехать в Вену, там, подумал я, мне будет лучше всего, так как с Веной я больше всего знаком!»

Анта. Все совершенно понятно! И если бы он возвратился через два-три дня, все было бы в порядке!

Спасое. Да не перебивайте же, ради бога! (Новаковичу.) Прошу вас, читайте дальше!

Новакович (читает). «В Вене я поселился в одной из гостиниц вблизи университета и два-три дня сидел в одиночестве, занятый своими мыслями. На четвертый день я отправился в Кертнер в надежде встретить кого-нибудь в тех кафе, куда заходят наши. И никого не нашел, но зато в одном кафе увидел белградские газеты. Я взял последний номер одной из газет, развернул и удивился, увидев свой портрет. Уже из заголовков я узнал, что я покончил с собой – утопился в Дунае, и прочитал много подробностей о своем «самоубийстве». Сначала я смеялся, а затем мне пришло в голову: «Ведь это, может быть, самый удачный выход из создавшегося положения: считаться мертвым, а быть живым!».

Спасое. Он это считает самым удачным выходом из положения! Большое ему спасибо!

Анта. Но это он со своей точки зрения.

Спасое. Конечно, со своей! Но и у нас имеется своя точка зрения. (Новаковичу.) Читайте, прошу вас, дальше!

Новакович (читает дальше). «И я решился, пусть, будет так. Но ввиду того, что Вена неподходящее место для этого – здесь каждую минуту можно встретить знакомого, – то с первым же поездом я отправился в Германию, в Гамбург. Там я удачно устроился на работу на одной из фабрик в окрестностях Гамбурга, где и провел целых три года незамеченным, так как за пределы предместья никуда не выходил».

Спасое. И спрашивается, зачем же человек оставил такую удачную службу? Остался бы там, – и все было бы в порядке.

Анта. Может быть, он хотел взглянуть на свое имущество.

Спасое. А может быть, хотел получить долги, которые ему не возвратили.

Рина (нервно). Я не могу, я никак не могу прийти в себя и успокоиться!

Спасое. Ну хорошо, тогда кого же мы похоронили?

Новакович. Он отвечает и на этот вопрос.

Спасое. Что же он говорит?

Новакович (читает). «На вопрос нашего сотрудника, кто же мог быть тот утопленник, на котором оказалась его одежда и у которого были найдены его документы, господин Марич ответил: «Думаю, это был бывший надсмотрщик на моей стройке, – русский эмигрант Алеша».

Спасое. Алеша?!

Новакович (продолжает читать). «В тот день, когда я собирался уезжать, Алеша сообщил мне о своем намерении покончить жизнь самоубийством и твердо сказал, что бросится в Дунай. На нем был мой старый костюм, и при себе он имел мои документы. Только он и мог быть этим самоубийцей».

Спасое. Алеша?

Анта. Значит, ты возложил венок на могилу Алеши?

Любомир (в отчаянии). Вот теперь мы знаем всё. Как видите, положение отчаянное!

Спасое. Конечно, отчаянное!

Любомир. В такой момент и в таком волнении мы даже не в состоянии предусмотреть все последствия…