Сумрачный лес - Каролина Роннефельдт

исход этого предприятия, Биттерлинги гордились своими храбрыми предками и чтили память о погибших героях в сагах и песнях. Те несчастные братья погибли, когда дед Бульриха, Эрдман Шаттенбарт, был еще молодым квенделем. С тех пор не находилось никого, кто попытался бы повторить тот подвиг.

Вот еще мгновение, и тьма оживет, бросится, чтобы схватить его, или, может, даже неведомая тварь выпрыгнет из-под деревьев, стоит ему развернуться, чтобы пойти домой.

Он, Бульрих Шаттенбарт, самозваный картограф из Зеленого Лога, не осмеливался сделать то, что сотни квенделей до него даже и не попытались.

Квендель, голова зелена,

Любопытна и смышлена.

Ухнула в лесу сова —

Враз под юбкой голова!

Квендель – это вам не гномы:

Не трудяги-камнеломы.

Смелость обрети сперва![2]

Старая насмешливая песенка невольно пришла Бульриху на ум, и он впервые с горечью осознал, что в этих словах слишком много правды. И даже удивился, как можно чувствовать себя несчастным, когда утром того же дня так уверенно вышел из дома.

– Кое-что следует оставить другим, – пробормотал он, не совсем понимая, о ком говорит.

Пытаясь вернуть самоуважение, он достал трубку и табак и повернулся, чтобы уйти.

– Прощай, Сумрачный лес, – негромко бросил квендель через плечо.

В это мгновение что-то произошло. Что-то очень знакомое, но совершенно неожиданное для Бульриха. Всего в двух шагах от того места, где он стоял, задрожала земля.

Конечно, это было небольшое сотрясение, случившееся только в одном месте, но там трава неожиданно вспучилась, и из темной трещины через равные промежутки времени забил фонтан рассыпчатой черной земли. Если бы Бульрих оказался дома, в своем саду, то ему в мгновение ока стало бы ясно, что происходит. Здесь же, в двух шагах от лесного мрака, ему потребовалось чуть больше времени, чтобы осознать происходящее, и за эти несколько секунд в неопределенности бедняга так перепугался, что у него едва не остановилось сердце.

Несомненно, здесь рылся крот. Хорошо знакомый, безобидный зверек, время от времени появлявшийся в саду, который, с одной стороны, радовал Бульриха, поскольку кроты казались ему симпатичными. Ему нравился их острый хитрый нос, бархатистый мех и аккуратное маленькое тело. С другой стороны, он с некоторым беспокойством смотрел на черные курганы, расползающиеся по его ухоженному газону.

Но здесь? На огромном, пустом лугу, где ни единая кочка в лохматой траве не выдавала присутствия кротов, Бульрих с ликованием отмечал каждый следующий сноп рассыпающейся земляной пыли. Это был ободряющий знак, призыв не отчаиваться, дружеский привет из обычной жизни.

Словно луч солнца, внезапно проникший в темную комнату после сильной грозы, вид кипучей деятельности у его ног высветлил мысли Бульриха. Раз уж малыш-крот отважился зайти так далеко, то и взрослый квендель в расцвете сил наверняка справится, рассудил Бульрих.

Тем временем подземный копатель насыпал вполне приличный по меркам кротов курган. Бульрих наклонился и втянул густой запах влажной земли.

– Покажись-ка, малыш, – ободряюще проговорил он, внимательно наблюдая за вершиной небольшого холмика. – Мне не повредит компания в этом негостеприимном месте, особенно рядом с пустотелыми трюфелями и вонючими сморчками мрачного леса!

Не отрывая глаз от кротовой горки, немного нервничая, он пошарил в карманах жилета в поисках кисета с табаком и куда более решительно принялся набивать трубку. Подземные работы явно затихли: фонтаны земли больше не устремлялись ввысь, только несколько крупинок упало с вершины холмика на траву, а потом все стихло.

– Ну, вылезай, – попросил Бульрих и раскурил трубку, в любую минуту ожидая увидеть розовый острый нос и лапы, разгребающие рыхлую землю. Он опустился на колени, впившись взглядом в кротовую горку, и простоял так довольно долго, тихонько пыхтя.

Но больше ничего не происходило. Похоже, крот, столь решительный поначалу, вдруг развернулся и занялся подземными делами. Возможно, ему вдруг захотелось создать там, в глубине, еще один проход, стать отважным исследователем, подобно квенделю, только в своем животном царстве.

Ожидание Бульриха осталось тщетным. Кроме всего прочего, он заметил, что у него начинает болеть спина. Тогда он выпрямился.

– Ничего, малыш, – с сожалением вздохнул он, – наверное, тебе лучше и правда остаться там, внизу.

Внезапно он понял, что уже довольно давно не обращал внимания на опушку леса. Так и стоял на коленях, один посреди луга, залитого солнечными лучами, перед такой простой штукой, как кротовый холмик. Возможно, виной тому был особенно хороший сорт табака или аромат свежевскопанной земли. Как бы то ни было, Бульрих посчитал кротовую горку, по примеру всех квенделей, благоприятным знаком, напомнившим ему обо всем светлом и дружелюбном в мире.

Как если бы прозорливый мельник ободряюще похлопал его по спине и призвал смело отправиться в путь от имени всего Холмогорья, Бульрих сделал последний решительный шаг, окончательно перейдя из солнечного света в лесную тень.

Теперь он заставил себя думать о повседневных вещах. Об идиллическом Зеленом Логе, о летних садах в сонном полуденном покое, о тихом уютном доме… Нет, этого было недостаточно, чтобы отвлечься. Нужно было унять беспокойные мысли чем-то посложнее. И он попытался представить себе, как Звентибольд, чистый и опрятный, подходит к воротам сада Гортензии, а Гортензия, скептически приподняв брови, встает со своего места в розовой беседке, чтобы с достоинством встретить нежданного гостя, и направляется к нему через лужайку. Бульрих изо всех сил сосредоточился, чтобы представить, как именно она идет. Каждый шаг воображаемой Гортензии по бархатистой траве сада он делал сам уже в реальном мире, на пороге лесного мрака.

Вот только под подошвами ботинок он не чувствовал мягкого травяного ковра. Даже колючие стебли становились тем реже, чем ближе он подходил к деревьям. Еще четыре шага, три, два, и вот последний…

Дрожь пробрала его, но он решительно поднял руки, уперся в колючие, хотя и податливые ветви темного остролиста справа и в лохматую бороду покалеченной ели слева и попытался пролезть между ними. Вышло куда легче, чем он ожидал. Ему даже показалось, что лес намеренно дал ему пройти, чтобы вновь бесшумно закрыть за ним проход. Сумеречный лес поглотил его, не оставив ни малейшего следа.

Немного растерявшись от случившегося так быстро и собственной смелости, Бульрих остановился.

– Святые трюфели и двулистный клевер, пребудьте со мной, – пробормотал он, невольно пригибаясь.

Сумерки в лесу были такими густыми, что уже через несколько мгновений квендель неуверенно оглянулся на луг и открытое небо. Не наползло ли облако на солнце? Нет, среди стволов и спутанных ветвей он отчетливо различал на голубом своде сияющий шар. А если наклониться немного влево, можно