Пруссия – наша - Александра Сергеевна Шиляева

и прибраться. Я успела и зарядку сделать.

В 11 часов пришла хозяйка квартиры, Хелюля ее забалтывал до тех пор, пока ему не позвонили из проката машин и не сказали, что наша лошадка ждет нас внизу. Черная сияющая KIA Sportage.

Пока Хелюля подписывал документы, я сняла машину со всех сторон. Потом мы осторожно поехали. Эта машина была явно больше той, которую мы оставили на ледяной стоянке в Домодедово, но Хелюля быстро привык к новым габаритам.

Мы ехали знакомиться с Пруссией изнутри.

Первой остановкой стал замок Вальдау. Я-то думала, что мы будем по руинам ползать, а тут – все стоит, все живое. Мы посмотрели на здание спереди, потом вышли в низкую каменную арку и посмотрели на здание сзади. Это все было нерусским и древнего цвета.

Еще около замка мы заметили аккуратное собрание старых красных кирпичей. Они были покрыты снегом.

Смотреть больше было не на что. Мы прочли информационный стенд и сели в машину. Спустя минуту езды Хелюля объявил, что перед нами комплекс зданий учительской семинарии. Длинное бледно-розовое здание, окруженное низкими жилыми домами, стояло в мертвом сне. Перед ним была советская облезлая детская площадка, засыпанная листьями и снегом. Там я на остатках механического тренажера несколько раз подняла штангу, и мы пошли к машине. Внутри запотевшего окна жилого дома мелькало что-то белое. Это была кошка. Она пыталась разглядеть нас.

Дорога была приятная. Во-первых, машин было мало. Во-вторых, нас наконец-то окружили «последние солдаты Германии» ‒ дубы, липы, клёны, ясени, которые были высажены вдоль дорог еще немцами, а теперь эти деревья – последний приют лихачей. Об этом мы узнали от Степана.

Скоро мы заехали в небольшой город Гвардейск, бывший Тапиау. Сейчас здесь только замок-отец называется Тапиау. Мы оставили машину во внутреннем дворе высокого краснокирпичного готического здания. Хелюля поднялся в кассу и купил нам экскурсию. Она получилась индивидуальной, потому что кроме нас желающих не было. И вообще я смотрела на весь этот унылый пейзаж, на строительный бардак вокруг – не верилось, что летом тут много людей.

Экскурсовод Елена ‒ простая провинциальная русская женщина с отсутствующим четвертым зубом сверху слева, с подгоревшими обесцвеченными волосами, в пуховике, мечтающем о химчистке ‒ кометой понеслась куда-то за забор и позвала нас с собой. И мы пошли. Она спросила, хотим ли мы увидеть тюремные камеры? Мы хотели.

С конца XIX века до июня 2021 года замок Тапиау был тюрьмой, а сейчас все перестраивается в большой музейный комплекс. Елена завела нас в камеры, которые опустели совсем недавно. Там было грязно, но не воняло. Больше всего меня впечатлил коридор для прогулок. Там было слишком мало места. Я подумала, как много тяжелых человеческих мыслей пронеслось под этой колючей проволокой, прикрывающей небо. Я представила, как гражданин Навальный гуляет сейчас в таких условиях.

Хелюля не хотел фотографироваться в камере, но я его принудила. Получилось жутко.

Елена бежала дальше и тараторила свою давно выученную речь про историю всего этого безобразия. Она привела нас к главному входу замка, рассказала что-то про устройство здания. Я ничего не запомнила. Потом мы поднялись на второй этаж и встали возле макета замка, чтобы прослушать еще один выученный параграф учебника. Тут я кое-что запомнила – что туалет был в отдельной башне надо рвом с водой.

Потом Елена показала нам барельефы с музыкантами и зверушками на потолке. Чудом они сохранились до наших дней.

Я увидела, как еще одна маленькая женщина прошмыгнула в замок вслед за нами и скрылась за белой дверью в белой стене. Чуть позже и мы туда зашли. Это был теплый оружейный музей. Елена провела нас вдоль стендов и по пути рассказала выученный параграф про вооружение скифов. Мне физически стало плохо от такого количества острых предметов.

Маленькая женщина сидела за витриной с сувенирами. Там были маленькие мечи, кинжалы, булавы и прочий ужас. Мы ничего не купили.

По развороченной дороге, по сторонам которой лежали груды досок и кирпичей от разобранных тюремных зданий – мы вышли к стоянке. Елена, маленькая женщина и охранник попрощались с нами и сказали – приезжайте снова, когда все отремонтируют.

На обед мы заехали в кафе с манящим названием «Пруссия». Внутри было подозрительно просторно и безлюдно. Я заказала уху с судаком и семгой и блинчики с ветчиной и сыром, а Хелюля – картофельный крем-суп с баварскими колбасками и свинину по-прусски. Еще мы взяли чайник черного чаю на двоих. Все было потрясающе вкусное! Хелюля очень сильно объелся: свинину ему принесли с кучей картошки и сыра. А я правильно рассчитала силы своего желудка.

После обеда мы прогулялись по центру города Тапиау. Вокруг мощеной центральной площади стояли старые немецкие дома. По атмосферной узкой улице мы спустились до библиотеки имени Твардовского. Возле нее был памятник Василию Теркину. Потом мы вернулись в машину, совсем немного проехали и вышли возле аккуратного желтого домика. Здесь Александр Твардовский встретил конец войны. Эта информация, которую мне щедро преподнес Хелюля, сразу сделала дом каким-то теплым, что ли. Конец войны. Миру – мир. И казалось всему человечеству тогда, что с планеты исчезло все зло. Навсегда.

На этом наше знакомство с Тапиау было окончено. Мы сели в машину и снова очутились в компании деревянных солдат. Совсем скоро Хелюля остановился в поселке Знаменск и сказал, что мы идем в психушку.

Вы вышли в грязь и снег, пошли вдоль дороги. Справа от нас виден был готический верх психушечной кирхи, но мы не понимали, как к нему подойти. У деловой старушки в зеленом пальто Хелюля спросил, где тропинка к больнице. Она показала в поле, и мы свернули туда.

Больницу Алленберг возвели немцы в середине XIX века. Это было образцовое явление среди подобных: большая просторная зеленая территория, несколько корпусов, своя молильня. Все пошло наперекосяк при Гитлере: фюрер не считал душевнобольных людей людьми, поэтому всех пациентов Алленберга фашисты просто убили и сделали там военную часть, которую потом прибрали себе Советы.

Сейчас территория больницы никак не окультурена, охраны нет. Потому там очень печально: разбитые окна, груды мусора, граффити. Нас встретил низкий серый дом без окон ‒ череп с давно опустевшими глазницами. Потом мы вышли к корпусам. Дверей у них не было и внутри все одно и то же – разгром.

В кирху мы зашли через главный вход. Над аркой центрального коридора висел советский разноцветный плакат «Приятного аппетита!». Дальше впереди виднелось граффити с Джеком Николсоном в полстены. В огромных разбитых окнах