Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты знаешь, кто ты? — Через короткую паузу добавил: — Ты большой дурак.
Я молчал.
Видимо, ему показалось, что я слабо реагирую на его замечание, схватил карандаш и еще резче выкрикнул:
— Ты большой ноль с точкой.
При этом на листе бумаги начертил ноль, карандаш от большой силы нажима сломался, и он резко бросил его на стол в мою сторону. Я сразу понял, что виной такой выходки наркома явился мой доклад Молотову, и хотел сказать, почему это получилось. Но Фитин, наступив мне на ногу, просигналил молчать. Я не считал правильным молчаливо выслушивать брань Берии и, улучив минутку, когда он замолк, сказал, что товарищу Молотову мною не были доложены важные сведения, лично полученные позавчера, о положении на Карельском перешейке и о новом оружии в финской армии.
Берия как-то странно, вопросительно посмотрел на меня и резко выкрикнул:
— Рассказывай все, о чем не говорил Молотову.
Прежде всего я рассказал о новой форме одежды, введенной в финской армии, о новом автоматическом оружии вместо обычной винтовки и подробно описал его. Доложил о своих личных наблюдениях в двух укрепленных районах на «линии Маннергейма» на Карельском перешейке. Внимательно выслушав сказанное мною, Берия удовлетворенным голосом проговорил:
— Запомни, у тебя один нарком!
Мы вышли из кабинета. В свою очередь и Фитин нравоучительно сказал:
— Ты, наверно, понял, что гнев Берии был вызван твоим докладом Молотову, а не ему. При всех случаях ты обязан был сначала доложить своему наркому. Не повторяй этой ошибки.
Вскоре в кабинете начальника разведки из домофона раздался голос Берии:
— Пришли ко мне Синицына.
Когда пришел в приемную, нарком выходил из кабинета уже одетым и буркнул:
— Пойдем, — и стал спускаться к выходу.
У подъезда стояла его автомашина, он молча сел на переднее сиденье, я прыгнул, без приказания, на заднее. Поехали, как оказалось, в Кремль. Войдя в приемную комнату, Берия, снимая макинтош, вслух стал перечислять, глядя на вешалку:
— Молотов тут, Каганович и Ворошилов тоже здесь.
Раздевшись, он направился к двери, около которой за столом сидел дежурный офицер. Я тоже пошел за ним, но мне быстро перегородил дорогу этот дежурный и вежливо сказал:
— Вам надо подождать, — и указал на другую дверь.
Тут я понял, что нахожусь в приемной Сталина и, возможно, буду принят им.
Ожидание длилось около сорока минут. Много мыслей пронеслось у меня в голове. Почему-то промелькнуло нищенское, голодное детство в деревне, работа на заводе подсобным рабочим, учеба на рабочем факультете и в институте. Все нынешнее куда-то исчезло, и я позабыл, о чем следовало говорить у Сталина. К счастью, такое душевное состояние быстро прошло.
Войдя в кабинет, увидел Сталина стоящим в конце длинного стола, за которым сидели члены Политбюро ЦК ВКП(б).
На одно мгновение я все же растерялся. Когда я сказал генсеку, что моя фамилия Синицын, он, видимо, заметил мое смущение и, чтобы рассеять его, обратился к Ворошилову:
— Ты помнишь, Клементий Ефремович, как мы в Царицыно национализировали пароходы у купца Синицына? — и, повернувшись ко мне, спросил, чуть улыбнувшись: — Не ваш ли это был родственник?
Я спокойно ответил, что таких родственников у меня не было и нет. Что я сын батрака и в детстве был подпаском. Что родился на Смоленщине.
Сталин предложил мне садиться, но вблизи стула не было. Он тут же вызвал секретаря и попросил принести стул. Когда стул был принесен, я оказался в затруднении, где его поставить, поскольку первым от генсека сидел Молотов. Заметив это, он попросил Молотова подвинуться в сторону сидящих. Стулья всего ряда задвигались, и место мне освободили.
Сталин, продолжая ходить около стола, глуховатым голосом сказал:
— Товарищ Синицын, расскажите нам о положении в Финляндии и о ваших личных наблюдениях и впечатлениях об этой стране.
Информацию свою я начал о военном положении в Финляндии, считая, что это больше всего может интересовать членов Политбюро.
— По данным надежного источника НКВД, — сказал я, — финское правительство свою армию привело в боевую готовность. В стране закончена мобилизация резервистов. Солдаты и офицеры обмундированы в теплые, ватные куртки, чуть ниже колен, чтобы не застревать в снегу, покрытые тканью цвета хаки. На голове — шапки-ушанки. Завершено обмундирование армии в октябре этого года.
Сталин остановился около Ворошилова, хотел что-то спросить, но промолчал.
— Третьего дня мне удалось проехать на автомашине вдоль Карельского перешейка к советской границе. Примерно в тридцати километрах от Выборга я попал в укрепленный район «линии Маннергейма», пересекающей перешеек от Финского залива до Ладожского озера. Глубина этого укрепленного района не менее 20–30 километров. Дороги, ведущие от советской границы к Выборгу, в этом укрепленном районе защищены мощными дотами. Некоторые районы подготовлены к затоплению. В лесу непроходимые завалы из крупных деревьев. На открытой местности, вправо и влево от дороги, в три ряда шахматным порядком расставлены конусообразные надолбы большого веса из базальтового камня.
В этом месте меня прервал Ворошилов и громким голосом сказал:
— Эти надолбы мы раскидаем снарядами тяжелых гаубиц, — и замолк.
Я, видевший их, не мог согласиться с его утверждением и заметил, что каждая надолба весит не менее двухтрех тонн, и гаубицами их трудно разбросать.
Сталин подошел к Ворошилову и спросил:
— А у вас есть такие гаубицы?
Ворошилов ответил утвердительно. Мне показалось, что Сталин не был удовлетворен ответом, и спросил меня:
— С какого расстояния вы видели эти глыбы?
— Я подходил к ним вплотную. Расчистить проход между ними, по-моему, можно только взрывом большой силы.
Своим ответом Сталину я поставил в затруднительное положение Ворошилова, но он промолчал.
Далее я рассказал о защите Карельского перешейка путем затопления равнинной местности водами из больших озер.
Затем я рассказал, что мы обнаружили мощные сооружения типа дотов, расположенных в шахматном порядке, отстоящих от надолбов на 500–600 метров.
В заключение первой части доклада подчеркнул, что по данным наших источников Карельский перешеек перекрыт мощной линией укреплений, называемой «линией Маннергейма». Они значительно мощнее, чем была «линия Мажино» во Франции.
Продолжая информацию, доложил, что финны ввели в армии новое оружие. Вместо обычных винтовок солдаты вооружены ручными пулеметами (автоматами). Ствол длиною примерно 40–50 см, покрытый ячеистым металлическим кожухом для отвода тепла, вмонтирован в небольшого размера приклад, снизу которого к стволу подведена круглая патронная коробка диаметром около 15 см и толщиной около 4–5 см. По нашей прикидке в коробку должно входить до 30–40 патронов, напоминающих патроны нагана, но только чуть толще. Носят автомат с ремнем на плече. На Карельском перешейке мы наблюдали обучение роты солдат. Все они имели автоматы, за исключением одного солдата, у которого была обычная винтовка с оптическим прицелом.
Когда мой рассказ подошел к концу, Сталин, слушавший внимательно, обратился к Ворошилову и недовольным голосом спросил:
— Что вам известно о новом оружии в финской армии?
— У нас имеется несколько экземпляров этих автоматов, — нетвердо ответил Ворошилов.
— К концу заседания Политбюро доставьте один автомат для ознакомления всех нас с этим оружием, — строго сказал Сталин.
Я был крайне удивлен, что он, да, наверно, и члены Политбюро, впервые услышали о новом оружии в финской армии.
Продолжая рассказ о положении в стране, подчеркнул, что в нынешнем году в Финляндии был плохой урожай, введены карточки на хлеб и другие продукты питания. Вместо хлеба финн может получать: пиво из расчета один килограмм хлеба — литр пива или 150 грамм кофе в день, хотя с кофе у них весьма плохо. Это сообщение заинтересовало генсека. Обращаясь к Микояну, он спросил:
— Анастас, можем ли мы из нашего запаса кофе помочь финнам?