Кладбище мертвых апельсинов - Йозеф Винклер

В монастыре траппистов дети от четырех до десяти лет жили в полутемном подвале рядом с черепом, спали на соломе и вынуждены были питаться хлебом, водой и картофелем, который сами вырастили на полях. Если ребенок разговаривал в неположенное время, монах на какое-то время вставлял ему в рот лошадиные удила. Если ребенок утром не вставал вовремя, опаздывая на работу, то вечером монах вел его ко гробу с распятием, где тот должен был проводить ночь. Я здесь, перед тобой на коленях простерт и заклинаю тебя страхом моим перед преисподней, лучше пусть я умру, чем ты дашь мне впасть в смертные грехи, ибо лучше смерть, нежели грехи! Двадцатипятилетний послушник, который еще в шестнадцать лет вместе со своим сверстником был заперт в монастырь и с тех пор не покидал его, надел новую сутану ордена, которую перед тем окропил святой водой и окурил ладаном. После нескольких молитв он лег на землю, притворившись мертвым, как того требует ритуал, и накрылся черным шелковым саваном. Слева и справа от его тела горели восковые свечи. Лишь услышав звон похоронного колокола, он вновь поднялся, проглотил облатку, перекрестился на алтарь и поставил свое имя под окончательным обетом. Для того чтобы испечь Христову облатку, монах сам закладывал в монастырском саду пшеничное поле, собственноручно собирал урожай, молотил, молол из зерна муку. Пока монахи и монахини вместе читали псалмы, он замешивал тесто и пек просфоры в специальной металлической форме, той самой, которой когда-то пользовался святой Франциск, рассылая затем просфоры по церквям и монастырям. Прими причастие с истинным благочестием и смирением! Как если бы Дева наша возлюбленная вручила тебе младенца Иисуса, так должен ты причащаться. Да не причащайся же недостойно, ибо сие есть ужасное преступление против Бога и твоей несчастной души.

* * *

Пересуды односельчан из сицилийской деревни Джарре близ Катаньи привели к смерти пары гомосексуалистов. Они были застрелены в лесу двенадцатилетним мальчиком. Две недели о преступлении ничего не знали. Затем полиция обнаружила тесно прижавшиеся друг к другу тела умерших четырнадцать дней назад двадцатилетнего Джорджио Агатино и четырнадцатилетнего Антонио Канатоно. «Мы не можем больше жить, потому что люди нас осуждают», – гласила предсмертная записка, лежавшая рядом с мертвыми телами. Так как обстоятельства смерти были неясны, полиция допросила двенадцатилетнего мальчика, который последним видел обоих и, кроме того, являлся родственником одного из погибших. После многочасового допроса мальчик признался: «Они попросили меня нажать на курок, и я это сделал». В благодарность один из гомосексуалистов подарил ребенку золотые часы. О мой милосердный Иисус! Из чистой злобы тысячи раз совершал я различные проступки и столь же часто ранил и мучил твои святые уши, руки, кисти и стопы и твое святое сердце. Я проклинаю мое тело, гнусными своими пороками мучительно терзавшее тебя. Прости меня, мой сладчайший Иисус! Я хочу целовать твои нежные члены, чтобы успокоить боль их, моими грехами нанесенную, хочу целовать любовно и смиренно им поклоняться.

* * *

В Неаполе старая повивальная бабка ночью тайно клала подкидыша в Ruota, барабан ростом с ребенка, который крепился к наружной стене монастыря. Монахиня, несущая вахту, брала барабан с пищащим существом, у которого часто даже не была обрезана пуповина. Детей крестили на следующий день, называя в честь святого, в день которого их подкинули. На мочку уха подкидыша прикреплялась жестяная табличка с номером. Если ребенка находили в Ruota на Рождество, то монахини почитали его как младенца Иисуса и клали в ясли под рождественской елью. Другие подкидыши и монахини стояли перед яслями с соломенными ослами, соломенными животными, соломенной рождественской звездой, соломенной Богоматерью, соломенными Иосифом и волхвами и молились. Ко дню почитания Богоматери устанавливались огромные статуи Девы Марии, и дети в специальном устройстве с крыльями из перьев попугая на канате, который приводился в движение машиной, поднимались на пятиметровую высоту. Затем они опускались и снова поднимались. Так продолжалось целый день. Для этой процедуры выбирались подкидыши достаточно крепкие, чтобы ее пережить. Перед тем как дети умирали, их рвало на статуи Богоматери, на машину и на верующих. Сей день Господом сотворен, и я хочу сердечно ему радоваться. Сегодня Господь думает обо мне, и я хочу воспеть ему. Всеблагой, из чрева девы Марии рожденный, спаситель всего рода Адамова и ради меня в мир пришел. Пред яслями его склоняюсь и молюсь, в блаженстве забываясь.

* * *

На улице Верджини в Неаполе, на втором этаже старого дома – едва могу устоять от сказочного зачина, который я здесь взял, – в 1987 году, в маленькой комнате, к которой примыкали крохотная ванная и миниатюрная кухонька, жила женщина со своими семью детьми, и питались она и ее дети исключительно мышами и кошками. Мать и дети спали на одном грязном, отвратительно пахнущем матрасе, лежавшем среди куч мусора и пыли на постоянно мокром от мочи полу. Один из ее семи детей, двадцатидвухлетний Раффаэле, умер после мучительной агонии в реанимационном автомобиле, на котором его везли в психиатрическую клинику Святого Януария. Говорят, что Раффаэле, пролежавший в коме в квартире четыре дня, ни до, ни во время болезни не получал медицинской помощи. Он был болен с рождения, шептала пятидесятипятилетняя вдова Адэле де Симоне. Пока был жив отец, работник государственного транспортного предприятия, и мать, и дети достаточно хорошо питались, но когда муж умер, они оказались совершенно заброшены. Дети не должны были жаловаться и покидать дом. После, если можно так сказать, ужасной смерти Раффаэле исполняющий обязанности прокурора приказал произвести вскрытие тела молодого человека и направить врача и чиновников из городской коммуны Неаполя на улицу Верджини. Другого сына этой женщины, двадцатишестилетнего Антонио, поместили в больницу, где врачи обнаружили у него помимо опасной формы ожирения, а он весил 160 килограммов, еще и острый вирусный гепатит. Почти бездыханный, молодой человек произнес лишь несколько слов: «Месяцами мы ели только мышей и кошек! Это была единственная еда в нашей семье!»

* * *

Многочисленных быков, волов, коров перед забоем часами травили охотничьими собаками, так как считалось, что от этого их мясо становится нежнее и вкуснее. Тяжелораненый, яростно сопящий бык, из ноздрей которого бежала кровь, в чью шею вцепились четыре злобные собаки, плыл по пруду, а затем попадал в руки мяснику. Над мясными прилавками рядом с висящими внутренностями, сердцем и легкими были голубые и красные фонарики в форме сердца, к которым прикреплялись образки Мадонны и младенца Иисуса. Дети плевали на семенники забитых быков и давили их ногами. О святая Мария и мученица Варвара! Ты, за веру христианскую переданная твоим отцом-язычником в руки врагов святого креста, бычьими сухожилиями избитая, с телом, до крови изорванным, в цепи закованная, факелами прижигаемая, в темницу заточенная, а затем бесчеловечным отцом обезглавленная, тебе посвящаю мои смертные часы, особенно если выпадут они на время твоей мученической смерти между пятью и шестью часами утра, когда на бойнях забивают быков. Ранним утром по улицам шел человек с изогнутой палкой за плечами. Она была увешана сырым мясом, печенью, легкими и требухой. Вокруг него бегали и прыгали, мяукая и лая, кошки и собаки, которым он кидал большие куски мяса и внутренностей, отрезая их огромным ножом. Слева и справа от него люди открывали двери домов, и голодные животные выбегали наружу. «Карнеччиаро! Карнеччиаро!» – снова и снова кричал человек. Карнеччиаро покупал испорченное мясо и внутренности у мясника и каждое утро кормил собак и кошек в своем районе. За это он ежемесячно получал от каждого хозяина определенную сумму. А так как запах гниения, распространяемый мясом, был очень силен, то шел он по улицам ранним утром.

* * *

Папа Александр VI, которого отравили, как и его сына, и который, умирая, лежал в постели с золотой капсулой, с облаткой на шее, во время одного из приступов озноба согревался, прижимаясь к юной обнаженной девушке. Кардиналы в Ватикане обратились к заживо замурованной в стене святой, моля ее о выздоровлении папы, но святая ответила, что у Его Святейшества больше нет надежды. Его сын, который превозмог действие яда, по совету врачей нагим залез в утробу только что забитого лошака. Вылезя из брюха животного, он стал заикаться и заикался до конца дней своих. Кроме того, все волосы на его теле выпали, а кожа казалась ему покрытой коростой. О твои бесценные раны, которые перед тем были столь ужасны, столь болезненны и столь жалки, и как сейчас они прекрасны, сладки и красивы. Их сияние превосходит солнце, их красота радует ангелов и людей. Поэтому величайшее желание души моей увидеть их. О твои раны возлюбленные!