Государственность – национальная идея Беларуси - Коллектив авторов

Творцы белорусской национальной идеи прилагали отчаянные усилия в конце XIX – начале XX века для того, чтобы сломать конфессиональный стереотип «польскости» на уровне массового самосознания в среде белорусских католиков. Они апеллировали к белорусскому языку как к важнейшему критерию национальной самоидентичности.

Весьма существенный удар по отождествлению конфессиональной и национальной тождественности населения Беларуси был осуществлен уже в 20-х годах XX века. Естественно, что это происходило на территории БССР, в эпоху белорусизации. Языковой критерий, для белорусских большевиков, был главным при определении национальности человека. Показательно, что католическое население Восточной Беларуси не протестовало против такой политики. Более того, именно в это время, как свидетельствует статистика, происходит добровольное превращение конфессиональных «поляков»-католиков в людей с белорусской национальной самоидентичностью. В результате– уже в 1926 году поляки составляли только 1, 96 % населения БССР[54].

Совершенно иначе выглядела ситуация на «Крэсах Всходних», в Западной Беларуси, где польские шовинисты сделали костел инструментом ментальной ассимиляции и полонизации. Результаты деятельности пильсудчиков и их эффективность в этом вопросе бесспорная. Понятие «поляк» в белорусском случае и сейчас самым тесным образом связано с римо-католической идентичностью. Показательно вместе с тем и то, что значительная часть белорусских поляков при этом называет своим родным языком белорусский[55].

Вместе с этим, взвешенная образовательная и конфессиональная политика современного белорусского государства дает свои результаты и в Западной Беларуси. Количество католиков, которые считают себя белорусами, а не поляками, существенно возросло и в этом регионе страны. Более чем красноречиво об этом свидетельствуют цифры. Если в 1989 г. поляками себя назвали 417720 граждан Беларуси, то в 1999 только 395712, а в 2009 количество поляков сократилось до 294549 человек. Иначе говоря, если с 1989 по 1999 год количество поляков уменьшилось на 22008, то с 1999 по 2009 на 101163 человек[56]. При этом никакой массовой миграции не произошло. Часть респондентов, в отличие от своих предков, осознали свою национальность как белорусскую.

Таким образом, несмотря на религиозный ренессанс в нашей стране, значение конфессионального фактора, как формы идентификации граждан Беларуси с той либо другой национальной группой населения, существенно уменьшилось. Представления о том, что можно быть белорусом и одновременно либо православным, либо католиком либо протестантом, либо атеистом являются доминирующими в современном белорусском обществе.

Артикуляция белорусской национальной идеи

Что же такое белорусская национальная идея? Какой смысл стоит за этим словосочетанием, в чем ее важность для общества и государства?

Само собой, что говорить о национальном идее можно лишь только в одном случае – если существует особый, самостоятельный народ стремящейся к созданию собственной государственности, или уже ее обретший, требующий суверенного права на управление своей землей – именно такая общность людей и называется нацией. Таким образом, говоря о белорусской национальной идее, в самом общем смысле этого слова, мы утверждаем факт существования самостоятельной белорусской нации. Под белорусской нацией, в свою очередь, понимается общность людей, которые свою страну называют Беларусью, а себя белорусами.

Любая национальная идея – это ответ на три фундаментальных для любого народа вопроса – откуда мы? – кто мы? – куда мы идем?

Вторая половина XIX столетия стала временем, когда белорусская интеллигенция в полный голос заявила о себе, требуя признания права белорусского народа на собственную государственность, развитие родного языка и культуры.

Поражение восстания 1863 года была знаковой, наиболее важной для нас, белорусов, вехой в нашем, белорусском, нациогенезе. С одной стороны – были осуществлены очень эффективные меры со стороны царской администрации по деполонизации территорий Беларуси. Была разрушена система возобновления традиции Речи Посполитой, польскости как основной историко-политической парадигмы на наших землях. С другой стороны – при участии белорусской интеллигенции заподнорусского толка была разработана новая этнокультурная парадигма, которая привела и к иным трансформациям. Начался настоящий бум этнографических, исторических, филологических исследований наших земель[57].

Классик заподнорусской историографии – Михаил Каялович создает образ Беларуси как угнетенной поляками земли. Ему принадлежит и пальма первенства в научном опозновании территории Беларуси, создание концепта, что Беларусь – не только в границах Могилевской, Смоленской и Витебской губерний, а «там, где есть белорусский язык» – так он говорил в своих «Лекциях по истории Западной России». Именно заподноруссы утверждали, что этнографическим грабежом являются попытки отдавать католиков полякам по причине их конфессиональной принадлежности. Общность языка, материальной культуры, территории, исторической судьбы как национальные признаки белорусов – это все постулировалась именно заподноруссами. Их идеи отразились в молодых душах нового поколения белорусов, которые, однако, пошли дальше своих предшественников, осознали белорусскость уже не как региональную категорию «русскости», а как особую самобытную национальную идентичность, как одну из восточнославянских национальных традиций, равную украинской и великорусской. В результате напряженного противостояния польской и русской национальной идей в Беларуси встретились два течения. С одной стороны – обиженные администрацией губернатора Муравьева и его последователями представители местной православной белорусской элиты, с другой – разочарованная в Польше мелкая шляхта, которая здесь сражалась за польское дело, но ей постоянно давали понять и в Варшаве, что они – «поляки второго сорта». Для этих двух течений, которые слились воедино и создали белорусское национальное движение в полном смысле слова, заподноруссизм подготовил готовую концепцию великого исторического прошлого Беларуси, дал все необходимые научные аргументы. Оставалось лишь прочесть их в национальных, а не региональных, категориях[58].

В ходе дальнейшего изучения молодым поколением белорусской интеллигенции своей страны, контактов с украинским национальным движением, знакомством с идеями федерализма, крепло их представление о необходимости создания белорусского политического движения, белоруссской политической субъектности.

Через двадцать лет после восстания 1863 года, меняется целое поколение и рождается явление доселе невероятное. В начале 1880-х выходят одно за другим воззвания белорусских народников, одно из которых подписано псевдонимом «Данила Боровик», а еще одно «Шчыры беларус». В 1884 году появляется журнал «Гомон». В этих письмах, брошюрах, журнале представители белорусской интеллигенции утверждают сам факт существования своего народа и его право на государственность в виде федерации с Россией. Абсолютная для того времени инновация! Речь шла про государственность именно Беларуси, а не ВКЛ или, например, Речи Посполитой. Наша страна представляется как отличный субъект, который имеет равные права, собственную историческую традицию. Это первый шаг, который свидетельствует о рождении белорусской нации[59].

Студенты Санкт-Петербургского университета, народовольцы, основатели журнала «Гомон» (1884) шкловский мещанин, еврей по этническому происхождению, Хаим Ратнер и мстиславский мещанин, православный белорус Александр Марченко, первыми формулируют белорусскую национальную идею, обосновывают право белорусского народа на национальную государственность. Они утверждали, что белорусы – самостоятельный славянский народ, а не ветвь либо составная часть какой-либо иной национальной общности. Вслушаемся в их призыв, который без всякого преувеличения можно назвать первым национальным белорусским манифестом:

«Долой эксплуатацию, мы сами желаем управлять собой! Долой чужие руки, Белоруссия должна быть для белорусов, а не для чуждых элементов! Довольно нам подчиняться сильнейшим и ждать, куда они нас поворотят – направо или налево!.. Мы сами должны завоевать себе свободу, не возлагая надежды на других!»

По существу, этот журнал заложил основы той парадигмы политической ориентации и понимания будущего белорусской нации, которая с определенными модификациями сохраняется и сегодня. Гомон создал национальный проект, который для того времени был наиболее удачен, рационален и прагматичен. «Гомоновцы» связывали национальный вопрос с социальной модернизацией. Был сделан и наиболее оптимальный геополитический выбор – союз с Россией. История XIX века показала, что антироссийский выбор ведет в тупик. «Гомон» реально повлиял на белорусский политический дискурс до 1918 года. По существу, все концепции эпохи «Нашей Нивы» и политические программы Белорусской политической Грамады повторяли основные моменты «Гомана»: самабытность белорусской нации плюс федерализм в составе Российской империи[60].