Меж двух орлов - Оксана Зиентек

потянутся к тебе, чтобы вырвать из круга подружек, умчать незнамо куда…

Перед самым рассветом Мирося наконец-то не выдержала и встала с постели. В щелочку между ставнями пробивался свет. Значит, рассвет уже скоро. Не удержавшись, Мирося выглянула через щелочку во двор и увидела братьев, собирающих удочки.

– Гжесю! Гже-есю! – Мирослава высунула голову из окна и помахала брату. – Подождите, я сейчас спущусь.

И, не давая брату времени возразить, скрылась в окне.  Она уже не слышала, как Лукашик – младший брат – недовольно проворчал.

– Ну во-от, жди теперь ее. Весь клев упустим. И вообще, Гжесю, зачем мы ее с собой тащим? Уже и не порыбачить спокойно, без баб.

– Э-эх, ты! – Старший брат со смехом взъерошил подростку непокорный чуб. – Подожди, поотдает отец замуж наших паненок, сам еще заскучаешь.

– Я? За Мироськой? Ни в жизнь!

– Ну, ладно, ты не заскучаешь, она – заскучает. Родит и будет, как моя Зоська, ко двору привязана до тех пор, пока дите молоко сосет. Пусть потешится, пока еще можно.

На этом разговор прервался под недовольное сопение Лушкаша и радостный смех Мироси, сбегающей с крыльца. Гжегош тоже улыбнулся, глядя, как сестричка пытается одновременно застегнуть на груди телогрейку и расчесать пальцами белокурые косы. Смешная она, их Мироська. И совсем еще девчонка. Может, и прав отец, выбирая такой взрослого и сильного мужа. Но тяжко придется девочке в новой семье.

А, может, наоборот, только их Мирослава в своей привычке ставить окружающий мир с ног на голову и сможет прижиться в новой семье. Марылька – настоящая панна – начала бы реветь, услышь она только имя жениха. И к венцу шла бы с красным носом и опухшая от слез. А этой – все нипочем. Вчера плакала, что отец замуж отдавать собрался, а сегодня уже хохочет, тайком сбегая на раннюю рыбалку.

– Пошли уже, чудо. – Ласково подогнал Гжегош Мирославу. – Я твою любимую удочку взял, с хорошим уловом вернемся.

– Опять ухи наварим! – Обрадовалась Мирослава, которая очень любила наваристую пряную уху.

– Отец велел коптить побольше, – возразил старший брат. – Но, если клев и правда хороший будет, тогда и уху.

– Опять рыба. – Лукаш поморщился. – Третьего ж дня рыбу ели.

– Можешь не есть, – Грегож пожал плечами. – Мяса так и так не получишь, пятница сегодня. Хочешь, попрошу мать оставить тебе котелок пустой юшки? Скажу, во славу Творца похлебать хочешь.

– Дурак, да? – Обиделся Лукаш. И тут же получил хлесткого подзатыльника.

– Та не заговаривайся, малой, когда со старшим братом говоришь!

В лесу некоторое время шли молча. Пуща не любит слишком шумных, особенно по весне. Поэтому по узкой тропке шли, думая каждый о своем. Думы Грегоша явно были о чем-то невеселом, потому что он время от времени хмурился и качал головой. Лукаш все еще дулся, обиженно поглядывая то на брата, то на сестру. А Мирослава просто слушала лес.

Она любила Пущу. Любила иногда сбежать от шумного хозяйства, чтобы посидеть тихонько на холме над одним из озер. Конечно, она знала, что одной в пуще небезопасно, но все равно не могла устоять перед искушением.

Тем более, зверье Миросю обычно не трогало. И  даже большой секач, напугавший ее однажды чуть ли не до мокрого подола, только постоял немного на тропинке, внимательно оглядывая ее своими маленькими глазками, и спокойно пошел куда-то по своим кабаньим делам. А однажды ей даже удалось увидеть настоящего зубра. Огромный зверюга вышел из Пущи на водопой.

Дело было ближе к зиме, поэтому огромного зверя удалось хорошо разглядеть в подлеске. Он некоторое время постоял на берегу лесного озера, принюхиваясь и шумно выпуская воздух из широких ноздрей. Потом степенно напился так же степенно удалился обратно в Пущу.

– Ух ты! – Восхитился Гжесь, когда Мирося рассказала дома о неожиданной встрече. (Так-то она предпочитала рассказывать поменьше, чтобы не запретили выбираться со двора. Но зубр – это же зубр!) – Тата, устроим охоту?

– Нет, не надо. – Пан Януш, который как раз удобно устроился у очага, попивая теплое питье, покачал головой. – Осень сытная выдалась, не надо.

И все поняли, что отец хотел сказать. Дело даже не в том, что зубры были воистину княжеской добычей, настолько же почетной, настолько и опасной. Одной такой туши вполне могло хватить, чтобы спасти зимой от голода целую вёску. И хорошо бы, на всякий случай, знать, где можно его найти. А пока…

Пока не голодно. Творец послал добрый урожай не только людям. В Пуще грибов, ягод и желудей тоже было видимо-невидимо, и олени и свиньи расплодились на богатом корме. Так что незачем зазря гонять зверя, гневя Творца и Пущу своей жадностью. А то ведь не раз бывало, что излишне жадных охотников приносили из Пущи в лубках. И не всем удавалось встать к весне на свои ноги.

Словом, никто не тронул зубра. Только отец послал Гжеся с одним и пахолков, чтобы получше рассмотрели следы и проследили тропу. На всякий случай.

Мирославе было и радостно, что могучий зверь не пострадал, и немного стыдно, словно рассказав о нем, она в чем-то предала доверие леса.

– Все, – прервал размышления Мироси голос брата. – Пришли. Лукашику, твое место – во-он за тем кустом. А ты, Мироська, становись рядом со мной.

– Опять ей – прикормленное место, – проворчал младший брат.

– А что ты за мужчина, если ты сам себе место для рыбалки приготовить не можешь.? – Парировал старший.

Мирославе их перепалка была не очень интересна. Она уже занимала сижу, на ходу разматывая удочку. Окидывала озеро внимательным взглядом, проверяя, не торчит ли где из воды кончик притопленой коряги, за который могут зацепиться крючки. Мирося и не подозревала, что в это время за ними внимательно наблюдают чужие глаза. Может, не было у нее той чуйки, которая иногда заставляет воина пригнуться за полмига до пролета стрелы. А, может, не чувствовала она зла в направленном на нее взгляде. Вот и не отличала его от сотен других взглядов, которыми Пуща следила за пришлыми людьми.

В свою очередь, Боруте оставалось только с досадой стукнуть себя кулаком по колену. Сам виноват, нечего было нежиться в постели, словно князю. Тогда успел бы выполнить поручение отца. А сейчас приходилось терять время, ожидая, пока пущане смотают удочки.

В первый момент мелькнула даже мысль выйти