Увези нас, Пегас! - Константин Сергиенко

Он попал в Америку с «зеленой волной», когда во время знаменитого картофельного голода миллионы ирландцев покинули свою страну и переправились за океан искать счастья. Шеп разводил свиней. Его ферма так и называлась: «Как в Ирландии».

Многим фермерам не понравились железные дороги. Не один Шеп О’Тул воевал с паровозами. Эти страшные громилы распугивали живность, подминали под колеса кур, свиней, коров. Они могли прогрохотать мимо дома ночью, разбивая сладкий сон. Они тоскливо кричали в долинах, чернили сажей леса, шипели, как змеи. Иногда они летели под откос или сталкивались, взрывались. Мирная, тихая жизнь южан была нарушена.

Железные дороги заползали с Севера, заползали, как всякое другое: бойкость, хвастливость, жадность к доллару, а самое главное – эта страшная чума под названием «аболиционизм». Непонятное требование дать неграм свободу. Свободу тому, кто был привезен рабом и другим быть никем не мог! О, эти проклятые янки! Зачем они суют нос не в свои дела?

Я не был аболиционистом, Моррис тем более не был.

Но нам пришлось разбираться в этом вопросе сразу после встречи с Шепом О’Тулом.

В Гедеоне, перед тем как расцепиться с вагонами, Моррис пошел проверить, все ли в порядке. Он опасался пакости от Бешеного Шепа. За нами было три «люльки», открытых платформы, и два вагона. Мы заглянули в оба и в последнем обнаружили, что все-таки привезли от Шепа подарок.

Это был крошечный негритенок лет семи, а может, и шести. Он сидел в углу вагона, как блестящая глиняная куколка, и зыркал на нас ослепительными белками. В руках он держал белого котенка.

– Это что еще за явление? – сказал Моррис. – Ты кто такой?

– Вик, мисти сэр, – пискнул негритенок.

– Откуда ты взялся?

Тот молчал и только хлопал большущими глазами.

– Как ты сюда попал, кто твой хозяин?

– Масса Шептун, мисти.

– Какой еще Шептун, черт возьми? Шеп О’Тул?

Негритенок кивнул головой.

– Так, – сказал Моррис. – Значит, ты убежал, черный брат?

Негритенок опять кивнул, глядя на нас широко открытыми глазами.

– И куда же ты бежишь, смоляное дитя?

– К маме, мисти сэр.

– А где ж она, твоя мама?

Негритенок молчал. Он был похож на черного ангелочка. На лице его не было испуга, он только крепко прижимал котенка к груди.

– Значит, не знаешь, где мама? Но, наверное, тебе нужно на Север?

Негритенок кивнул.

– Так! – Моррис вздохнул. – Ты сел в другую сторону, черный брат. Завтра мы отвезем тебя к хозяину, и, когда соберешься снова бежать, спроси сначала, в какую сторону.

Негритенок молчал, прижимая к груди котенка.

– Завтрашним рейсом подбросим его к Шепу, – сказал Моррис. – Может, старый дурак перестанет устраивать завалы.

По лицу негритенка прокатилось несколько больших слез, и тут же он заревел в полный голос.

– К маме, к маме хочу! – рыдал он.

– Черт возьми, ну что с ним делать? – беспомощно сказал Моррис.

– Давай возьмем его к себе – предложил я.

– Ты с ума сошел! Шеп завтра заявит о пропаже. Где ты будешь его прятать? И на кой черт он нам сдался? Я терпеть не могу запаха черных.

– По-моему, у него нет никакого запаха, – пробормотал я.

– Как же! Я как заглянул в вагон, сразу почуял. У меня нюх собачий.

– Но ведь он исполосует его кнутом, – сказал я.

– Не станет. Потреплет только немного. Зачем ему портить младенца? Он стоит не так уж мало. Ты сколько стоишь, черный брат?

– Десять «уилли», мисти сэр.

– Пятьсот долларов! Неплохо. Я свой вагон купил за семьсот. А сколько за тебя награда при поимке?

– Пять «дикси», мисти сэр.

– Послушай, Майк, – сказал Моррис. – Разве нам помешают пятьдесят долларов? Я не вижу другого выхода. Либо сейчас его выгнать, и тогда его поймает первый встречный. Либо отвезти Шепу и взять свои пятьдесят долларов. Я не вижу другого выхода, Майк.

Я молчал.

– Ты что, против? – спросил Моррис.

– Против, – ответил я.

– Но что же ты предлагаешь? – В голосе у него появилось раздражение.

– Спрятать его.

– Черта с два! Зачем, куда спрятать? Ты хочешь, чтобы я прослыл аболиционистом? Чтобы меня вздернули на суку? Дудки! Я завтра отвезу его к Шепу.

Он повернулся и пошел вдоль состава.

– Зачем ты назвал меня своим братом? – крикнул я ему в спину.

Он повернулся, молча посмотрел на меня.

– Я назвал тебя братом? – спросил он с некоторым удивлением.

– Да! Ты назвал меня своим родным братом тогда у Бланшаров! С тех пор ты об этом не вспомнил. Зачем ты это сделал?

– Да, – он смотрел в землю. – Ты прав. Я назвал тебя братом.

Он молчал еще несколько мгновений.

– Эй, Вик, – сказал он. – Вылезай, бери свою кошку. Ты будешь жить у нас.

Так в нашей компании появился третий. Крошечный негритенок Вик со своим белым котенком Робином.

Глава 8.

«Парижские штучки»

Каждый свободный вечер мы приходим к Бланшарам. Тут вовсю идет игра в «парижские штучки». Иногда на галерею выходит старый генерал и говорит:

– В «парижские штучки» играете, мои молодые друзья? Ну-ну! В бытность мою корнетом я слыл любимцем салонов. Похвально, похвально!

– Ах, дедушка! – Мари капризно кривит губы. – Ты говоришь о чем-то, мы не понимаем.

Но все понимали. «Парижские штучки» – это флирт на галерее Бланшаров. Тут маленькие влюбленности, маленькие признания, радости и огорчения. Все течет и изменяется в этой игре, которую неизвестно кто придумал.

Отис Чепмен сначала ухаживал за Мари, но теперь считается, что он влюблен в Дейси Мей. Это не мешает Отису делать намеки, что от Мари он не совсем отказался.

Люк Чартер вроде бы постоянен. Но когда приходит Флора Клейтон, он оказывает ей все знаки внимания. Наверное, Люк старается вызвать ревность Мари.

Моррис Аллен держится крепче других. Считается, что он тоже поклонник Мари, но Моррис этого не показывает.

Приходят близнецы Смиты. Они чуть ли не за руки держатся. Я не знаю, как они собираются делить Мари, но все, что делают близнецы Смиты, они делают вместе. Вместе на нее смотрят, вместе говорят комплименты, вместе ходят за ней по анфиладам виллы «Аркольский дуб».

Мари отличает то одного, то другого. Сначала приближает к себе близнецов Смитов, потом Чартера. Один вечер не отходит от Морриса, а другой дразнит Отиса Чепмена. Она и мне сразу дала понять, что я могу за ней приударить.

– Что это вы такой скучный? – говорит она. – Могли бы развлечь хозяйку дома. Моррис, у вас очень серьезный брат.

Только за Хетти никто не ухаживал. Оно и понятно: Хетти хромоножка. Последнее время с ногой у ней что-то совсем неладное. Хетти еле ступает и все сидит в углу, сжавшись и накинув тонкий плед.

Затеяли как-то танцы. Близнецы Смиты сели за рояль и дружно ударили в четыре руки. Пары понеслись по блестящему паркету гостиной.

Моррис сидел рядом со мной на диване. Внезапно он встал с самым решительным видом, подскочил к Хетти, схватил ее чуть ли не в охапку и, держа на весу, закружился по зале. Я уже говорил, что паркет тут блестит, как зеркало. На этом блестящем паркете Моррис поскользнулся и грохнулся вместе с Хетти.

Он вскочил, весь красный, стал поднимать Хетти и извиняться. Она сильно ушибла больную ногу. Бледная, она еле доковыляла до кресла и забилась в него со слезами на глазах.

Все расхохотались. Мари возмутилась.

– Вы схватили мою сестру, как куклу! – сказала она.

– Это не ваша сестра, – внезапно брякнул Моррис.

– Что вы этим хотите сказать, мистер Аллен?

– Я?.. Извините, мисс… Я только хотел сказать…– Моррис совсем запутался.

– Какой вы нескладный, мистер Аллен, – снисходительно сказала Мари.

Моррис почти сразу ушел. Я поспешил за ним. Он стоял, прислонившись к забору, и плечи его тряслись. Он плакал.

– Они смеялись, – бормотал он, – они смеялись… А я уронил ее, я сделал ей больно…

В другой вечер неудача постигла меня. Генерал Бланшар все-таки раздобыл трубу. Не только трубу, но и флейту. Он заявил, что тот, кто умеет играть на трубе, обязательно сыграет и на флейте.

Я проклинал свое хвастовство. Я ляпнул, что простудил горло и поэтому не смогу играть. Потом стал уверять, что играл очень давно, в детстве, а теперь разучился. Генерал сразу все понял. Он сказал, что барабанщик его полка, который погиб при Ватерлоо, тоже не жаловался на отсутствие воображения.

– Вы очень, очень похожи, мой друг, на того барабанщика! – говорил генерал, похлопывая меня по плечу.

– Так вы не умеете играть на трубе? – спросила Мари. – А мы так надеялись.

– Да, мы онень надеялись вас послушать, – с удовольствием поддержал Люк Чартер.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал я, красный как рак.

С того дня, как Моррис упал вместе с Хетти, его словно подменили. Он стал открыто ухаживать за Мари. Он говорил ей неуклюжие комплименты и раза два приносил цветы.

– Что это с вами, Моррис? – удивлялась Мари, а сама, конечно, была довольна.