Некрасов за 30 минут - Илья Мельников

Потом она узнала, что мужа обвинили в заговоре и подготовке мятежа против властей. В это не верилось и разговор с отцом ее успокоил, она простила благоверного. Здоровье девушки окрепло и она с сестрой поехала в тюрьму повидаться с мужем. Свидание прошло очень нежно, они оба сильно тосковали друг по другу. И несмотря на то, что у обоих были очень знатные и влиятельные семьи, спасти Сергея было никак нельзя. После еще одного свидания, его увезли в Сибирь. Вскоре туда же собралась и молодая жена. Ее семья была яростно против этого. Уговаривали не ехать и угрожали, но она настояла на своем. Ее место – рядом с супругом и в радости, и в горе. А сын оставался в ее родной семье и она знала, что его досмотрят, вырастят и будут лелеять. Со временем он поймет мать.

Девушка пишет письмо государю Николаю, в котором просит позволения ехать к мужу и получает разрешение. Собравшись за три дня, она оставляет сына, родных и уезжает. Тогда был морозный декабрь и за три дня она доезжает до Москвы, где живет ее сестра Зинаида – молодая и талантливая княгиня. Последняя предлагает устроить бал в честь сестры, чтобы отвлечь ту от тяжких мыслей. Весть о визите первой быстро распространилась по всей Москве и на вечер прибыли не только поэты, в числе которых были Одоевский, Вяземский, Пушкин, но и многочисленное семейство. Они восхищались ее геройством и решительностью. Девушка вспоминает, как знала еще молодого Пушкина, ей даже казалось, что он был немножко в нее влюблен, они все вместе отдыхали в Юрзуфе. Сейчас, на этом вечере, великий поэт горячо поддержал ее желание быть рядом с супругом, нашел для нее правильные слова и на душе сразу стало легче, она поняла, что поступает правильно. Пушкин даже обещал при случае заехать к ним в Сибирь, но так и не заехал. С рассветом она отправилась в дальний путь.

Морозило, дорога была белой и снежной. Навстречу попадались бесконечные обозы, старушки богомолки, почта, купцы, солдаты, помещик со своим егерем. На станциях, как обычно, сутолока. В Казани княгиня делает первый привал, а в окно гостиницы видит бал и вспоминает, что час или два осталось до нового года. Она молода и ей тоже хочется веселья, но она понимает, что едет на муки. Немного отдохнув, девушка снова велит ямщику готовить лошадей, несмотря на то, что поднялась вьюга. Дорога становится все хуже и вскоре совсем пропадает. Ямщик идет ее искать, а княгиня остается в кибитке и понимает, что наступил новый год. Вьюга по-прежнему лютовала, но девица не боялась ее. Вернувшись, ямщик предлагает переночевать в зимовке, что неподалеку. Они разбудили каких-то убогих лесных сторожей, согрелись чаем и отправились спать, а метель становилась все ужаснее. На ночь дверь завалили двумя огромными камнями – одолели медведи.

Рано поутру лесник помог найти дорогу и их путешествие продолжилось, а морозы становились все крепче и скоро стали совсем невыносимыми. Княгиня закрылась в своей повозке и осталась там совсем одна, не видя даже своего ямщика. Она от скуки пела, мечтала и так ехала в течение трех недель.

Один раз она услышала шум, откинула свою циновку и увидела огромное село с крестьянами и крестьянками, они жгли костры и ожидали обоза с серебром. Ямщик сказал, что они тоже смогут на него посмотреть, он уже не далеко идет. Молодая жена была рада этой встрече, она надеялась что-то узнать о муже. Но офицер, который сопровождал обоз, был груб и надменен. Только солдатик рассказывает, что арестанты декабрьского дела живы-здоровы и живут в Благодатском руднике.

Путешествие продолжилось, а утром девушка услышала колокольный звон и вошла в убогую церковь. Там она прослушала обедню, попросила попа отслужить молебен и, наконец, дала выход своим накопленным слезам. Ночью ямщик не смог удержать лошадей и она полетела вместе с кибиткой со слишком крутой горы на Алтае. То же самое случилось и в Иркутске. На Байкале во время переправы она рассталась со своей кибиткой – дороги для саней больше не было. Пересела в телегу, многого натерпелась в пути, часто голодала, попробовала вяленую на солнце говядину и кирпичный чай с салом, который готовили буряты. Только около Нерчинска торговый купец устроил ей настоящий праздник, накормил вкусными пельменями, растопил баню, но девушка почти весь вечер проспала на мягком диване, от усталости.

Утром она прибывает в Нерчинск и не верит своим глазам, видя Катерину Трубецкую. Они радостно обнимаются. И до мужа ехать осталось всего двенадцать верст. Девушки – Мария и Екатерина решают путешествовать дальше вместе, помогать и поддерживать друг друга. Ведь у них общая беда и теперь они почти сестры.

Снова появился снег, можно было ехать в санях и подруги быстро доехали до нужного рудника. Велели вести их к начальнику каторги. Он был очень толстым и глупым, требовал бумагу из Нерчинска, не знал французского и не верил, что перед ним настоящее царское позволенье. Маша хотела ехать за этой бумагой, но начальник вызвался сам поехать, а девушкам было бы неплохо отдохнуть с дороги. Они добрели до какой-то хаты со слюдяными окошками, очень низкими потолками и тесной, но рядом была Катя Трубецкая, а вместе им – все ни по чем.

Утром Мария проснулась первой и пошла бродить по деревне, ища место, где держат ее мужа. Вскоре она его находит, но каторжники ушли на работу – охрана ей говорит. Крестьянские дети знали, где работают арестанты и провели ее туда, а сами убежали. Княгиня сильно хотела встретиться с мужем. Вход в низенькую дверь охранял солдат с саблей наголо и он не хотел брать золото, которое ему предлагали. И тут следует благодарность простому русскому крестьянину за то, что помогали как могли и никто ни разу ничем не обидел, наоборот, старались поддержать и утешить. Часовой сжалился над ее рыданиями и пропустил внутрь.

Она долго спускалась все ниже и ниже, потом пошла глухим коридором, на стенах была плесень, стекала вода и собиралась в лужи, было душно, а стены иногда дрожали и с них сыпались комья земли. Внезапно послышался голос дежурного, который был зол и призывал даму вернуться, запрещая дальше идти. Но она задула факел, которым освещала себе путь и наугад побежала вперед, с мольбой не сломать себе ничего и не свалиться ни в какую яму. Ей повезло и она прошла невредимой мимо огромных расселин и провалов. Вскоре впереди замаячил огонек маленькой звездочкой и Маша побежала еще быстрее навстречу. Становилось все светлее и она увидела какую-то площадь и тени на ней. Ее увидели и решили, что это ангел спустился к ним с небес. Раздался голос Трубецкого, узнавшего ее и ей спустили лесенку, по которой она стрелой поднялась наверх.

Там она встретила всех знакомых и многих друзей: Сергей Трубецкой, князь Оболенский, Борисовы и прочие. Только мужа среди них нет, но за ним уже послали. Они шутили и радостно приветствовали ее, но на них были оковы, о которых девушка не знала. Внизу горячился офицер и требовал спустить ему лесенку, но вся компания, наоборот, уходила вглубь и никто ее ему не спускал. Княгиня передает радостные письма из дома для других арестантов, говорит Трубецкому, что Катя тоже здесь и скоро они встретятся. По пути следования им встречались отважные работники в оковах, добывающие руду, часто они рисковали там жизнью, работа велась над бездной и на это страшно было даже смотреть. Наконец, Мария увидела мужа. Встреча оказалась эмоциональной, они очень обрадовались друг другу, но потом их обступили все остальные и повисла гробовая тишина, торжественное молчание, которое не прерывал ни звук молота или оков, ни возглас. Так они стояли крепко обнявшись, а окружающие, глядя на них, каждый думал о своем.

Но снизу снова послышался гневный голос офицера, а смотритель работ сказал, что нарочно скрылся, чтобы не мешать свиданию, но пора расходиться. Внизу Машу грубо обругал тот офицер, а муж ей сверху по-французски сказал, что они теперь встретятся в остроге.

Железная дорога

Ваня (в кучерском армячке).

Папаша! кто строил эту дорогу?

Папаша (в пальто на красной подкладке),

Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!

Разговор в вагоне

Славная осень! Здоровый, ядреныйВоздух усталые силы бодрит;Лед неокрепший на речке студенойСловно как тающий сахар лежит;Около леса, как в мягкой постели,Выспаться можно – покой и простор!Листья поблекнуть еще не успели,Желты и свежи лежат, как ковер.Славная осень! Морозные ночи,Ясные, тихие дни…Нет безобразья в природе! И кочи,И моховые болота, и пни –Всё хорошо под сиянием лунным,Всюду родимую Русь узнаю…Быстро лечу я по рельсам чугунным,Думаю думу свою…Добрый папаша! К чему в обаянииУмного Ваню держать?Вы мне позвольте при лунном сиянииПравду ему показать.Труд этот, Ваня, был страшно громаденНе по плечу одному!В мире есть царь: этот царь беспощаден,Голод названье ему.Водит он армии; в море судамиПравит; в артели сгоняет людей,Ходит за плугом, стоит за плечамиКаменотесцев, ткачей.Он-то согнал сюда массы народные.Многие – в страшной борьбе,К жизни воззвав эти дебри бесплодные,Гроб обрели здесь себе.Прямо дороженька: насыпи узкие,Столбики, рельсы, мосты.А по бокам-то всё косточки русские…Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?Чу! восклицанья послышались грозные!Топот и скрежет зубов;Тень набежала на стекла морозные…Что там? Толпа мертвецов!То обгоняют дорогу чугунную,То сторонами бегут.Слышишь ты пение?.. «В ночь эту луннуюЛюбо нам видеть свой труд!Мы надрывались под зноем, под холодом,С вечно согнутой спиной,Жили в землянках, боролися с голодом,Мерзли и мокли, болели цингой.Грабили нас грамотеи-десятники,Секло начальство, давила нужда…Всё претерпели мы, божии ратники,Мирные дети труда!Братья! Вы наши плоды пожинаете!Нам же в земле истлевать суждено…Всё ли нас, бедных, добром поминаетеИли забыли давно?..»Не ужасайся их пения дикого!С Волхова, с матушки Волги, с Оки,С разных концов государства великого –Это всё братья твои – мужики!Стыдно робеть, закрываться перчаткою,Ты уж не маленький!.. Волосом рус,Видишь, стоит, изможден лихорадкою,Высокорослый больной белорус:Губы бескровные, веки упавшие,Язвы на тощих руках,Вечно в воде по колено стоявшиеНоги опухли; колтун в волосах;Ямою грудь, что на заступ старательноИзо дня в день налегала весь век…Ты приглядись к нему, Ваня, внимательно:Трудно свой хлеб добывал человек!Не разогнул свою спину горбатуюОн и теперь еще: тупо молчитИ механически ржавой лопатоюМерзлую землю долбит!Эту привычку к труду благороднуюНам бы не худо с тобой перенять…Благослови же работу народнуюИ научись мужика уважать.Да не робей за отчизну любезную…Вынес достаточно русский народ,Вынес и эту дорогу железную –Вынесет всё, что господь ни пошлет!Вынесет всё – и широкую, яснуюГрудью дорогу проложит себе.Жаль только – жить в эту пору прекраснуюУж не придется – ни мне, ни тебе.В эту минуту свисток оглушительныйВзвизгнул – исчезла толпа мертвецов!«Видел, папаша, я сон удивительный, –Ваня сказал, – тысяч пять мужиков,Русских племен и пород представителиВдруг появились – и он мне сказал:«Вот они – нашей дороги строители!..»Захохотал генерал!«Был я недавно в стенах Ватикана,По Колизею две ночи бродил,Видел я в Вене святого Стефана,Что же… всё это народ сотворил?Вы извините мне смех этот дерзкий,Логика ваша немножко дика.Или для вас Аполлон БельведерскийХуже печного горшка?Вот ваш народ – эти термы и бани,Чудо искусства – он всё растаскал!» –«Я говорю не для вас, а для Вани…»Но генерал возражать не давал:«Ваш славянин, англо-сакс и германецНе создавать – разрушать мастера,Варвары! дикое скопище пьяниц!..Впрочем, Ванюшей заняться пора;Знаете, зрелищем смерти, печалиДетское сердце грешно возмущать.Вы бы ребенку теперь показалиСветлую сторону…»Рад показать!Слушай, мой милый: труды роковыеКончены – немец уж рельсы кладет.Мертвые в землю зарыты; больныеСкрыты в землянках; рабочий народТесной гурьбой у конторы собрался…Крепко затылки чесали они:Каждый подрядчику должен остался,Стали в копейку прогульные дни!Всё заносили десятники в книжку –Брал ли на баню, лежал ли больной:«Может, и есть тут теперича лишку,Да вот, поди ты!..» Махнули рукой…В синем кафтане – почтенный лабазник,Толстый, присадистый, красный, как медь,Едет подрядчик по линии в праздник,Едет работы свои посмотреть.Праздный народ расступается чинно…Пот отирает купчина с лицаИ говорит, подбоченясь картинно:«Ладно… нешто… молодца!.. молодца!..С богом, теперь по домам, – проздравляю!(Шапки долой – коли я говорю!)Бочку рабочим вина выставляюИ – недоимку дарю!..»Кто-то «ура» закричал. ПодхватилиГромче, дружнее, протяжнее… Глядь:С песней десятники бочку катили…Тут и ленивый не мог устоять!Выпряг народ лошадей – и купчинуС криком «ура!» по дороге помчал…Кажется, трудно отрадней картинуНарисовать, генерал?..

Размышления у парадного подъезда