Чужие камни Ноккельбора - Сергей Буридамов

Мора буквально пронзала его глазами. Каким-то глубоким внутренним чувством Векша понял, что старая богиня не готова покинуть мир. Потому и уговаривает его. «Ух, ты» – насупился он про себя и приосанился. – «Выходит, что от меня жизнь самой Темной Сестры зависит? Вот так я». Мора хмыкнула, но мальчик этого не заметил, погруженный в себя. Богиня развлекалась, читая горделивые мысли подростка.

Внезапно в голову ему пришла ясная мысль. За шестнадцать лет короткой своей жизни Векша и вспомнить не мог случая, чтобы воля и желание его власть имели. Ощущал он и огромный камень, который взваливала на него Могильная Хозяйка: шпионить за каменноликими – значит, им вызов бросить. Ни у кого и никогда в людском роде после Великой войны и мысли такой не возникало. Когда-то князья пытались это сделать, и вот чем все закончилось. Трижды умершим Векшей.

Страшно стало ему. Но, кроме страха, почувствовал он в себе что-то яростное, злое, что только начинало жечь его изнутри. Это чувство было ему знакомо – оно рождалось перед дракой с другими мальчишками. Видишь лицо недруга, сжатые кулаки его и внимаешь насмешливым злым словам. А потом возгорается в тебе злость и, сквозь дрожь в коленях, не чуя себе, бьешь изо всех сил по ухмыляющейся роже. Чувство это было древним, зарожденным еще до первых предков Векши. Сильное и соблазнительное, оно требовало, чтобы кричали умирающие, горели вражьи дома и выли от горя и бесчестия их жены.

Поддался Векша этому чувству. Понесло оно его, потащило. И стало ему все понятно и ясно. «Поживем еще» – подумал он. Он глубоко вздохнул и кивнул. Неуверенная улыбка появилась на его круглом, грубо слепленном лице.

Мора улыбнулась в ответ, продемонстрировав белые, без единой крапинки, зубы.

– Я и не сомневалась в тебе, Векшик. Порадовал, мальчик. Нынче же отправлю тебя туда, откуда ты ко мне явился.

Векша помялся, но, все же, спросил:

– А с чего мне начать, хозяйка? Куда деться? Я ведь один-одинешенек остался.

– Сначала из Черного. Леса уходи. Не на пнях же тебе штаны просиживать? А как выберешься, так и решишь, где осядешь, – сказала Могильная Хозяйка. – Я тебе в Ключень, к свергам тамошним советую идти. Не знаю, что ждет тебя, но чую – туда тебе надо. Впрочем, сам решай.

– А каменноликие меня не поймают? Их же в лесу, поди, видимо-невидимо, – спросил мальчик. Только о страшных альвах он и мог думать сейчас.

– Не бойся, Векшик, – сказала Мора. – Они думают, что от всех моих детей избавились. Искать тебя не будут. Да и в лесу их нет давно. Времени немало прошло.

– Как это – прошло? – удивился Векша загадочным словам Хозяйки. Ему казалось, что сидел он в мориной избушке никак не больше часа.

Мора подмигнула.

– Скоро сам узнаешь… Ну, что – готов в Удел вернуться, мальчик?

Векша вздохнул, веснушчатые кулаки сжал для уверенности и головой кивнул – мол, готов. Но не удержался, выпалил:

– Хозяйка, дозволь спросить тебя!

Мора кивнула, весело глядя на смущенного подростка.

– Куда твои братья, Светлые Боги, подевались? – на одном дыхании выпалил Векша.

– Мне не ведомо, – промолвила богиня. – Пошли как-то на охоту да не вернулись. Если увидишь их, передай, чтобы домой возвращались. Ждет их сестра, волнуется. Так и передай, слышишь?

Векша кивнул. Мора поцеловала его в лоб ледяными губами, непослушный вихор пригладила и прошептала:

– А скатерть, что для тебя соткала, получишь вскоре. Передадут. Прощай, голубчик!

Векша давно уже к этой скатерке присматривался, а потому захотел спросить, когда и от кого он ее получит. Но не успел. Лицо Моры стремительно надвинулось на съежившегося мальчика. Губы ее хищно изогнулись, и, вслед за тем, перед Векшей предстало огромное звездное небо. Звезды были над головой и под ногами. А потом он почувствовал, как в сердце стало жарко, и душа его устремилась в бесконечное падение.

Глава V

Над лесом вставало ленивое и жаркое летнее солнце. Воздух плыл хвойным маревом. Некоторое время Векша лежал с закрытыми глазами, ни о чем не думая и прислушиваясь к звукам внутри себя. Он немилосердно хотел есть. Голод, смешиваясь с пережитыми страхами и мучениями, буквально поглощал его изнутри. «Вроде блинов столько съел у Хозяйки, а голодный» – подумал Векша. Под ложечкой сосало. Но при всем при этом Векша чувствовал себя отлично. Мора постаралась на славу – тело снова было невредимым. Слегка побаливал глаз, в который поразила его хищная стрела, да ногу свело.

Он открыл глаза и сел на траву. От одежды, в которой умертвили его каменноликие, ничего не осталось. Очнулся в том, в чем мать родила. Гол, как сокол. Даже лаптей не было. «Могла бы в одежке оживить, а то ведь увидит кто – стыда не оберешься!» – сварливо подумал Векша, и тут же мысленно себя по языку ударил. Вздумал Хозяйку ругать? У него теперь, кроме нее, нет больше никого. Да и не увидит его, голыша, никто, кроме зверей лесных.

Сверху его всклокоченную макушку жарко прогревало солнце. Где-то долбил по дереву дятел. Спокойствие и тихая лесная радость царили в этих диких местах. Об альвах ничего не напоминало. Копыта их лошадей не оставили никаких следов: трава не была примята, сучья – не поломаны. В памяти Векши вновь всплыли ужасы последних суток. Лютые страдания от клыков золотых псов, жесткие пальцы безголового, тусклые и лишенные каких-либо чувств глаза каменноликих.

Колени толстяка затряслись. Он, кряхтя, встал на ноги, прошел пару шагов. Неожиданно, его вырвало желчью. Векша вытер грязный рот тыльной стороной ладони. Гортань была сухой и черствой, как береста. Векша почувствовал страшную жажду. «Ничего, до реки или ручья дойду – там и попью». Он сжал веснушчатые кулаки и двинулся вниз с холма в сторону чащи. Отсюда надо было уходить. Да и в голове у Векши царила кутерьма, от которой можно было избавиться, лишь найдя безопасное место, где можно тщательно поразмыслить.

Векша пробирался меж деревьев и вспоминал, как лежали они с Миланицей и Зоряном в кустарнике, прижимаясь друг к другу телами и тревожно прислушиваясь к ночным звукам. Об альвах они не думали, считая, что успели ускользнуть в общей суматохе гибнущей деревни. Ночной лес был голоден, и в воздухе висел тяжелый запах хищного зверья. Молчун Зорян угрюмо сжевал чудом завалявшуюся хлебную корку, а Милаша, откусив малюсенький кусок от яблока, протянула свою долю Векше. Вспоминая это, он почувствовал, как наливаются красным стыдным жаром его щеки. Он опустил голову и отряхнул колени, чтобы хоть как-то отогнать от себя воспоминания.

Углубившись в лес, Векша некоторое время шел по звериной тропе, пригнувшись, быстрым шагом, стараясь не шуметь и не оставлять слишком заметных следов. Лес нужно было уважить и не забывать, что ты в гостях. Толстяк вдруг понял, что впервые остался один в чаще так далеко от жилья. «Ох, боязно…» – подумал он. – «Надо б убежище до темноты отыскать».

Судя по солнцу, проглядывающему на него сквозь ветви деревьев, впереди у него был весь день, чтобы найти лежбище и заночевать. Векша поежился, почесал чумазое, урчащее от голода брюхо и, отодвинув в стороны злые лесные сучья, двинулся дальше. На дерево он не полезет больше ни за какие коврижки! «Ага, нет у меня больше к деревьям доверия» – подумал он и нахмурился. – «Толку от них никакого». Вспомнил, как подломилась ветка под задницей. Потом было падение, клыки, рычание, вонь из звериной пасти и жаркое дыхание пса. Подросток поежился.

Ха! Векша встал, как вкопанный, и изо всех сил хлопнул себя по лбу. «Дурень, ой, дурень!» – заорал он сам на себя, топнув босой ногой. Да так топнул, что вспугнул птичью мелочь на версту вокруг. И тут же сам себе зажал рот и упал на землю, прижав ухо к мшистому лесному ковру. Он до дрожи боялся услышать дальний галоп, ржание лошадей и лай собак. Полежав некоторое время и настороженно вслушиваясь, Векша успокоился.

Он перевернулся на спину и впервые, за все время, ухмыльнулся. Ему не надо искать убежище в чаще. Ему надо найти обратный путь к своей деревне. Каменноликие ее сожгли, но жить там они не станут. Да и вряд ли нелюди оставили там часовых, раз думают, что всех поубивали. Пируют где-нибудь, в своем лагере и напиваются, празднуя вылазку против рядовичей.

«Авось не додумаются зарыть подвалы и холодняки» – подумал Векша. И верно: зачем это каменноликим, если все обитатели деревни мертвы?

***

«Черный Лес был создан богами прямо посередке Удела». Векша напряг память. «Как там дед Возгарь сказывал. Когда-то из кармана Волоса просыпались семена Первых деревьев, и проросли они в Лес, что покрыл собой сердце Удела». Толстяк хмыкнул и присел передохнуть на выступившие из земли могучие корни хворь-дерева. Задумчиво подобрал с земли сухой прутик и начал ковыряться им в палой сухой листве. Он шел уже несколько часов и подустал. «Посижу немного, передохну и дальше двинусь» – подумал он, прислонившись спиной к дереву.