Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще-то офицеры и унтеры, несшие караульную службу, проверяли свои участки крепостной стены, не соблюдая особых формальностей; солдаты хорошо знали их в лицо, и всякие пароли и отзывы казались им нелепыми. Только с Тронком солдаты соблюдали все уставные тонкости.
Тронк, маленький и тщедушный, со старческим личиком и бритой головой, редко вступал в разговоры и все свободное время, уединившись, посвящал музыке. Музыка была его страстью, а капельмейстер сержант Эспина, пожалуй, единственным его другом. У Тронка был прекрасный аккордеон, но он почти никогда к нему не прикасался, хотя все знали, что играет он превосходно. Тронк изучал гармонию и, если верить слухам, сочинил несколько военных маршей. Однако за точность этих слухов никто бы не поручился.
В часы отдыха Тронк частенько насвистывал, но на дежурстве никогда себе этого не позволял. Большей частью он ходил вдоль зубчатых стен, пристально глядя на север, на равнину, будто ища что-то глазами. Сейчас он стоял рядом с Дрого и указывал ему на вьючную тропу, которая вела к новому редуту, петляя по отвесным склонам гор.
— Вон идет сменный караул, — сказал Тронк, ткнув куда-то указательным пальцем.
Но в неверном свете сумерек Дрого ничего не смог разглядеть. Старший сержант покачал головой.
— Что такое? — спросил Дрого.
— Непорядок, службу так не несут. Я всегда говорил. Идиотство какое-то, — ответил Тронк.
— Да что случилось?
— Службу так не несут, — повторил Тронк. — Смену караула на новом редуте нужно производить раньше. Но это неугодно господину полковнику.
Джованни удивленно посмотрел на него: неужто у Тронка хватает смелости осуждать самого коменданта?
— Господин полковник, — продолжал старший сержант очень серьезно и убежденно, нисколько не смущаясь противоречивостью своих слов, — в общем-то совершенно прав. Но ведь никто не предупредил его об опасности.
— Об опасности? — удивился Дрого.
Какая опасность могла подстерегать тех, кто направлялся из крепости в новый редут по удобной тропе и в таком пустынном месте?
— Да, об опасности, — подтвердил Тронк. — Рано или поздно в такой темноте что-нибудь случится.
— А что же делать? — спросил Дрого больше из вежливости: все эти рассуждения мало его занимали.
— В прежние времена, — сказал старший сержант, обрадовавшись возможности продемонстрировать свою компетентность, — в прежние времена караул на новом редуте сменялся на два часа раньше, чем в крепости. И всегда при дневном свете, даже зимой. С паролями тоже все было проще. Достаточно было знать пароль, чтобы войти в редут, и новый пароль — для дежурства и возвращения в крепость. Двух паролей хватало. Когда сменившийся караул возвращался в крепость, здешний караул на дежурство еще не успевал заступить, и пароль оставался прежним.
— Ну да, понятно, — сказал Дрого, не особенно вдумываясь в его слова.
— Но потом, — продолжал Тронк, — здесь чего-то испугались. Неблагоразумно, мол, держать за стенами крепости столько солдат, знающих пароль. Говорили: наперед не угадаешь, кто-нибудь из пятидесяти солдат скорее может оказаться изменником, чем единственный офицер.
— Ну да, — согласился Дрого.
— И тогда они решили: пусть пароль будет известен только командиру. И потому караул теперь выходит из крепости за сорок пять минут до смены. Взять, к примеру, сегодняшний день. Общая смена караула произведена в шесть часов. Наряд часовых для нового редута вышел отсюда в пять пятнадцать и прибыл на место ровно в шесть. Чтобы выйти из крепости, пароля не нужно, потому что отряд формируется здесь, а чтобы войти в новый редут, достаточно знать вчерашний пароль, который известен только офицеру. После смены караула на редуте вступает в силу новый пароль — его тоже знает только офицер. Так проходят сутки — пока не прибудет новый наряд. А на следующий вечер, когда солдаты возвращаются (они могут прибыть сюда и в шесть тридцать, так как обратно идти легче), пароль в крепости уже изменился. Таким образом, нужен третий пароль. Офицер должен знать их все три: один для прохода в редут, второй на время несения караула, третий — для возвращения в крепость. Сколько сложностей только для того, чтобы солдаты, находящиеся в пути, пароля не знали. Вот я и говорю, — продолжал Тронк, не заботясь о том, слушает ли его Дрого, — если пароль известен только офицеру, а ему, предположим, по пути стало худо, что прикажете делать солдатам? Не могут же они заставить его говорить? И вернуться туда, откуда они вышли, тоже не могут, потому что за это время пароль переменился и там. Об этом кто-нибудь подумал? А те, кто настаивает на секретности? Разве они не понимают, что теперь введено три пароля вместо двух и этот третий, необходимый для возвращения в крепость, устанавливается раньше чем за сутки? Что бы ни случилось, они обязаны его сохранить в тайне, иначе караульный отряд не сможет вернуться в крепость.
— Но их же узнают у ворот, — возразил Дрого, — не так ли? Разве там не увидят, что это возвращается караул, сдавший дежурство?
Тронк поглядел на лейтенанта с чувством некоторого превосходства.
— Это невозможно, господин лейтенант, — сказал он. — В крепости свои законы. С северной стороны без пароля сюда никто не может пройти. Кем бы он ни был.
— В таком случае, — заметил Дрого, возмущенный столь бессмысленными формальностями, — в таком случае не проще ли придумать для нового редута особый пароль? Смену караула производить раньше, а пароль, необходимый для возвращения в крепость, сообщать только офицеру. Солдаты же пусть ничего не знают.
— Разумеется! — торжествующе воскликнул старший сержант, словно только и ждал подобного возражения. — Такой выход действительно был бы самым лучшим. Но тогда пришлось бы менять устав, выработать новую инструкцию. Устав же гласит: «Пароль сохраняет силу на протяжении двадцати четырех часов — с момента выхода отряда на дежурство и до момента его сдачи; один и тот же пароль сохраняет силу как в крепости, так и в ее подразделениях», — назидательным тоном отчеканил он. — Так прямо и записано: «в подразделениях». Коротко и ясно. Всякие подтасовки исключаются.
— Ну а до этого, — спросил Дрого, поначалу слушавший не очень внимательно, — до этого смена караула в новом редуте тоже ведь производилась раньше?
— Конечно! — воскликнул Тронк и тут же сам себя поправил: — Так точно, господин лейтенант. Всего два года как началась эта история. Прежде было много лучше.
Старший сержант замолчал; Дрого смотрел на него с испугом. Что осталось от этого человека после двадцати двух лет службы в крепости? Помнит ли Тронк, что где-то в мире еще существуют миллионы людей — таких же, как он, но не носящих военную форму? Они свободно гуляют по городу, а вечерами сами решают, лечь ли им спать или пойти в остерию или в театр. Нет, одного взгляда на Тронка было достаточно, чтобы понять: о существовании других людей он позабыл, вся его жизнь — это только крепость с ее отвратительными порядками. Тронк уже не помнил, как нежно звучат голоса девушек, как выглядят сады, реки, деревья, если не считать тех жалких кустиков, что росли возле крепости. Да, Тронк, как и Дрого, смотрел на север, но совсем иными глазами: он всматривался в тропу, ведущую к новому редуту, и в ров, и в контрэскарп, прощупывал взглядом возможные подступы к крепости, и что ему было до диких скал, до треугольника таинственной равнины и до белых облаков, плывущих теперь уже почти по ночному небу?
С наступлением темноты лейтенантом вновь овладело желание бежать отсюда. «И почему я не уехал сразу? — корил он себя. — Почему поддался коварной дипломатии майора?» А теперь вот придется ждать, когда истекут четыре месяца — сто двадцать бесконечно длинных дней, половину которых он проведет в карауле на крепостных стенах. Ему казалось, что он очутился среди людей какой-то совершенно другой породы, на чужой земле, в жестоком и враждебном ему мире. Блуждающий взгляд его вновь наткнулся на Тронка: тот, замерев, наблюдал за часовыми.
VI
Стало совсем темно. Дрого устроился в пустом помещении редута и велел принести себе бумагу, чернила и ручку.
«Дорогая мама», — вывел он и сразу же почувствовал себя мальчишкой. Никто его не видел, он сидел при свете фонаря один в самом сердце незнакомой ему крепости, вдали от дома, от милых привычных вещей и утешал себя мыслью, что может наконец открыться, излить все, что у него на душе.
Конечно, с другими, со своими коллегами-офицерами он должен вести себя как настоящий мужчина, смеяться вместе с ними, рассказывать смелые анекдоты о генералах и женщинах. Кому, как не маме, может он открыть правду? А правда Дрого в этот вечер не была правдой бравого вояки и, очевидно, не отвечала суровым нравам крепости: здесь все только посмеялись бы над ним. Правдой была усталость от дальней дороги, гнет мрачных стен, ощущение полного одиночества.
- Последние дни Помпеи - Эдвард Джордж Бульвер-Литтон - Европейская старинная литература / Исторические приключения / Классическая проза / Прочие приключения
- Муки и радости - Ирвинг Стоун - Классическая проза
- Муки и радости - Ирвинг Стоун - Классическая проза
- Предания нашей улицы - Нагиб Махфуз - Классическая проза
- Пустыня любви - Франсуа Мориак - Классическая проза
- Во цвете лет - Шмуэль Агнон - Классическая проза
- Лаура и ее оригинал - Владимир Набоков - Классическая проза
- Тереза Дескейру. Тереза у врача. Тереза вгостинице. Конец ночи. Дорога в никуда - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Дом, в котором... - Мариам Петросян - Классическая проза
- «Рождественские истории». Книга четвертая. Чехов А.; Сологуб Ф.; Гарин-Михайловский Н. - Н. И. Уварова - Классическая проза