Тверской гость - Владимир Прибытков

На Крепостной пристал Копылов.

- Не гавкай! - обрезал он Микешина.

Входя в ворота Кашиных, Никитин услышал визг Аграфены и разобрал испуганный голос Олены. От сердца у него отлегло. Дома!

- Ну, соврал? - тихо спросил Копылов у Митьки.

- А орут-то! - ехидно ответил тот.

Кашин встретил купцов на крыльце, косо глянул на Никитина, кашлянул:

- Заходите, пока остальные придут.

Вошли в гридницу, уселись.

- Ну, что ладья? - глядя на никитинские сапоги, спросил Кашин. Опробовал?

Никитин с недоумением заметил, что Василий, похоже, сердит на него.

Он пожал плечами:

- Спробовал. Ходка...

- Куда, плавал?

- Вверх... До зеленого яра.

- И домой успел уже? - поднял глаза Кашин, - Быстро... А мастеровые где?

- Расплатился. Пошли.

Кашин помолчал, выпятив нижнюю губу и потеребив бороду. Нет, Никитин, кажется, не врал. Мастеровых-то Кашин знал, каждое слово мог проверить... А тут еще Микешин добавил, что видал ладью и с Никитиным шел. Нет, Никитин ни при чем. Куда ж эту шалую носило? Иль, верно, в церковь, а кикимора зазря переполох подняла?

Кашин испытующе оглядел купцов. По вороватому взгляду Микешина понял знают. И крик слышать могли. О господи! Злоба на дуру жену поднялась в старом купце, как пена в горшке.

- Аграфена! - рявкнул он. - Меду принеси! Иль мозги отшибло?

Василий Кашин был сметлив и решителен. Сообразил: домашние рта не раскроют, а этим завтра плыть, стало быть, они только нынче опасны. Ну, он их не выпустит. Так употчует - своего имени не выговорят. А пока надо сделать вид, что не случилось ничего. И Олену вечером к гостям вывести. Ништо. Не сбежит. Он сам разлил мед в ендовы.

- Ну-ко, прежде чем ко детинцу идти...

Вскоре подошли Лаптевы, пришел бронник Козлов.

- Пора! - сказал Никитин. - Мед не уйдет!

- Аграфена, шапку! - крикнул Кашин.

Близился вечер. С базарной площади уехали последние возы, уползли калеки и юродивые. Одни воробьи да вороны прыгали по ворохам соломы, по навозным кучам, подбирали рассыпанное зерно. Позакрывались и лавки. На Волге, возле судов, остались только сторожа. Всяк спешил поближе к дому. На воротах и на башнях крепости сменились караулы.

К концу дня посвежело. Холодный, грустный закат таял в бледнеющем облачном небе. Купы ивняка, одинокие березы возле заборов сиро шелестели под вечерним ветерком. Отъезжавшие купцы сидели в гриднице у Кашина, за длинным столом, пили за добрую дорогу, за удачу в делах.

Кашин был доволен. Все шло, как он задумал. В приказной избе подмигнул знакомым дьякам, раскошелился, и оказалось - охранная грамота второй день готова. Ее вмиг сыскали.

Прямо из кремля он затащил всех к себе. Один Никитин не поддался - ушел на погост, к материнской могиле. Но Никитин не таков, чтоб о чужом сраме нашептывать. Да и он вскорости пришел.

Кашин потчевал гостей от полного сердца. Разошелся вовсю: смеялся, покашливая, шуткам, хлопал по плечу старого Лаптева.

Афанасий ел и пил мало. Аграфена и Олена, поднеся гостям по обычаю первые чарки, ушли до его прихода. Ему обидно было, что не повидал на прощанье Олену. Тревожил и слух о ней. Ну-ко, вправду нашла кого-то по сердцу? А почему б и не найти? Какие у него права на нее? Улыбалась ему, краснела? А может, помнилось сие? Что в нем завидного? Не молод, вон как Иванка Лапшев, не богат... Кашин окликнул его:

- Чего не пьешь? Фряжское* вино-то!

______________ * Фряжский - итальянский

Никитин пригубил чару. Старый Лапшев подсел к нему. Он был давний приятель отца.

- Вот так-то, Афанасий, - наклонился Лапшев к Никитину, - во время оно ты у нас меньшим ходил, а ныне сына на тебя отпускаю. Следи за ним...

- Покоен будь, услежу.

- Мать сокрушается больно. Помнишь, чать, как твоя плакала? Бабьи страхи! Парень-то у меня молодец, а?

- Хорош! - улыбнулся Никитин, посмотрев в сторону русого голубоглазого Ивана.

Старый Лапшев почесал переносицу, мотнул бородой:

- Хорош, да дурь молодая есть... Ты за Иваном-то особо смотри, в торге помоги. Он с чудинкой у меня вышел.

Никитин только собрался спросить, чем плох Иван, как на дальнем конце стола послышался шум. Старый Лапшев так и подался туда.

В распахнутом кафтане, перегнувшись через ендовы и кубки к Микешину, Серега Копылов протягивал широкую в мозолях руку.

- Вот она, матушка! - кричал он. - Она меня кормит! Она! Я на чужом горбу не ездил, как ты, не плутовал! И зад боярский не лизал!

Соседи стали осаживать Копылова. Тот отмахнулся от них, продолжал наседать на съежившегося Микешина.

- Ты мне князем и боярами в глаза не тычь! Знаем мы бояр-то! Видали!

Из-за чего вспыхнула ссора, Никитин не знал, но понимал, что уж если Копылов помянул бояр, то его легко не остановишь. Прошлой зимой, когда шел Копылов из Москвы с товарами, на него напал боярин Колок с людьми, отнял весь груз, прибил, да еще и пригрозил: "Пойдешь жаловаться - хуже будет!" Копылов разорился дочиста, остался с женой и тремя малыми ребятами в пустом доме. В сорок лет ему надо было начинать все сызнова.

А Копылов, побагровев, все шумел:

- Москву поносишь? А ты ее видал, Москву-то? В ней Иван твердой рукой порядок наводит! Там свои своих не грабят, нет! И рынок московский стал - не нашему чета! Мимо нас гости-то заморские идут! В Москве всему миру встреча! А мы - так, с боку припеку. Вот, дай срок, запрут московской ратью Волгу внизу, так в петлю полезешь! В Новгород, что ль, сунешься? Посадским свой карман дороже. Они из-за нас с Москвой в ссору не полезут! Иль Литве поклониться захотел? Нехристям? Православных продать?!

- За хулу на князя нашего... - начал было Микешин.

- А! - загремел Копылов. - Затявкал! Беги, доноси! А я верно говорю. От бояр, от распрь ихних жизни нету! Вроде все вокруг русские живем, одному богу молимся, а за грибами пойти из города - и то далеко не уйдешь: в чужую землю впорешься. Одними мытами намучаешься, пока едешь! Вроде ты басурманин какой! В Новгороде дерут, в Пскове дерут, в Рязани дерут, в Москве дерут! А тут еще татарва!

- Чего ж ты хочешь-то? - вкрадчиво спросил Микешин.

Дело принимало худой оборот. Копылов ненавидящими, туманными глазами смотрел на Микешина, задыхался. Вот-вот сорвется, наговорит бог весть чего!

Никитин поднялся во весь рост, стукнул по столу дубовым кубком, расплескав мед.

- Серега, сядь! Слушай, я говорить буду. Ты, Микешин, почто его растравил? Молчи! Как пойдете в Сарай, коли и тут ссоритесь? Ну? Согласились меня старшим держать - теперь молчите. Мне в ладье драка не нужна. Там разбирать некогда - кто прав. Либо миритесь сейчас, либо одного не возьму. Вот мой сказ.

Уверенно, тяжело падали слова. Копылов, не глядя ни на кого, опустился на скамью, Микешин обиженно засопел:

- Я не лез...

- Дайте круговую! - велел Никитин. - За дружную дорогу пить будем!

Чара пошла по кругу. Противники нехотя пригубили ее.

Садясь, Никитин молвил:

- А в одном Серега до конца прав. Купцу свободные дороги нужны! Тогда б показали мы, на что русский способен! Так ли бы торг развернули! С каким хошь народом в мену бы пошли. Вот тебе наше, коли нужда есть, а ты нам свое дай. Полюбовно!

Старик Лапшев обхватил Никитина за плечи:

- Хозяин!

Микешин молчал, а Серега Копылов, подняв на Афанасия глаза, хмуро усмехнулся:

- Где их взять, дороги-то?

- Будут когда-нибудь, - уверенно ответил Никитин. -: И татарам руки окоротим и другим ворогам. Плыви да езжай тогда, куда хочешь!

Он усмехнулся и добавил:

- Хоть в индийское царство!

Лапшев-отец захохотал, заулыбался Кашин, даже у Копылова губы помягчели.

- Кудай-то? - спросил Иван Лапшев.

Подставляя кубок под серебряный кувшин, наклоненный хозяином, Никитин весело ответил:

- Как земля-то стоит, знаешь? Посреди океана плавает. Ну, а самый край земли и есть индийское царство.

Смущенный Иван недоверчиво косился на красные, улыбчивые лица. Потом нахмурил светлые брови, обиделся, упрямо склонил голову.

- Не верит он тебе, Афанасий! - захихикал Микешин.

- Ой ли? - отпив, посерьезнел Никитин. - Ты не серчай, Иванка. Я не смеюсь. Говорят, и вправду есть такая земля. Вот поедем завтра, книгу тебе покажу. Козьма Индикоплов оную написал, зело ученый человек. Много чудес про Индию ту повествует.

- И чего ты в Сарай плывешь? - сощурился Микешин. - Гнал бы прямо к этим индеянам. Хо-хо! Не все равно, откуда без порток приходить!

Никитин повел острыми глазами в его сторону. Обидный намек уколол. Однако он не выбранился, а только махнул рукой:

- Уж я тогда совсем там останусь. При индийской жаре, слышь, и портки не нужны!

Слова его снова рассмешили купцов. Громче всех хохотал бронник Илья:

- От скажет, от скажет!

Для Ильи Козлова купеческая компания была непривычна. И хотя он спешил домой, чтоб повечерять напоследки с женой и сыном, любопытство удерживало бронника здесь. Афанасий Никитин нравился ему. Навалившись широкой, выпуклой грудью на стол, бронник доверчиво глядел на бывалого гостя.